— Ринат!
Моргаю.
— Да? Извини, кажется, я задумался.
— Угу… У тебя как вообще, все хорошо?
— А что мне будет? Вот. Почисть картошку, я пока сковородку найду.
— Надеюсь, мы с Машкой не помешали ничему важному?
С хлопком закрываю дверцу шкафчика и оборачиваюсь к брату.
— Ты это о чем?
— О дамской сумочке в коридоре.
Откладываю злосчастную сковородку и выхожу в холл. И правда. Саша забыла сумочку. Высыпаю содержимое на столик. Угрызений совести по этому поводу не испытываю.
Жвачка, зарядное, флакон духов, ключи и блокнот в кожаном переплете — вот и весь скарб. Телефона нет. Может, позвонить? Сказать, что сумка у меня осталась? Подумав, отказываюсь от этой мысли тут же. Не думаю, что готов услышать её сейчас. Когда захлестывают ревность и злость. Почему ревность? Да потом, что я знаю, кто ее трахает. Даже интересно, почему она не обратилась к нему. Нет, расчет-то, конечно, верный. У Юрца нет нужного влияния. Но как он смотрит на то, что его баба предлагает себя другому?
Затылок сводит. Я задираю лицо к потолку и судорожно глотаю воздух.
— Эй, мужик… Ну, что с тобой, а?
— Нормально все. Картошку почистил?
— Я тебе что — кухонный комбайн? — притворно возмущается Миша, но в его глазах лишь беспокойство. Он для меня как отец. Я не хочу добавлять ему беспокойства. Поэтому, проходя мимо, похлопываю по плечу:
— Мих, я действительно в норме. А бабы… они же кому хочешь мозг вынесут, правда?
— Ха! Кому ты об этом рассказываешь?
— Что так? — ухмыляюсь, зная, что за них с Аришей я теперь уж точно могу не волноваться. А значит, у Михи очередная надуманная проблема.
— Да вот. Опять моя женушка наставила себе смен! А ты, значит, Миша, справляйся без внимания жены как хочешь.
— Ты не выглядишь несчастным, — смеюсь я.
— Ну-у-у, признаться, чувство вины делает её… эм…
— Все-все! — машу руками. — Слышать ничего не хочу. Пожалей младшего брата, который не ведал ласки вот уже сколько дней!
— А как же эта? — осторожный вопрос и кивок в сторону коридора, где так и осталась злосчастная сумка.
— А с этой мы до сладкого не дошли. И не знаю, дойдем ли.
Я, наверное, последний идиот, раз отказываюсь, но… Ничего не могу с этим поделать.
Картошка подгорает, разговор с братом помогает отвлечься. Злость на Сашу возвращается, лишь когда они с Машкой уезжают, потому что та начинает капризничать. Не помогают ни душ, ни полуторачасовая силовая тренировка в зале. Ближе к утру я понимаю, что совсем отказаться от неё не могу. Даю себе зарок не погружаться в это так уж слишком. Понаблюдать. За ней… За собой. Что, если я реагирую на нее рефлекторно? Не попробую — не узнаю. В конце концов, никто меня не заставляет идти на уступки и с разбега сигать к ней в кровать. Разработка Быстрова велась не для этого. У меня свой план. В который я не собираюсь посвящать посторонних. Всему свое время. Все вскроется, когда я посчитаю нужным.
Пятницу провожу на автомате. Даже работа с Быстровым проходит будто сквозь меня. Злюсь. Но все мои попытки отвлечься — тщетны. Саша пробралась в мои мысли и прочно обосновалась там. Вечера жду, как манны небесной. Но стрелки, кажется, вообще не движутся. Ей звоню ровно в шесть. Томлю специально. Хочу, чтобы она рассердилась, послала меня куда подальше, но в ответ на мое «Я заеду за тобой в восемь. Будь готова», она лишь взволнованно спрашивает:
— Тебе прислать адрес или…
Я знаю, где она живет. Черт! Я вообще все про неё знаю. Но, напустив равнодушия в голос, бросаю:
— Присылай, конечно. Я, знаешь ли, не телепат.
Глава 5
Саша
К тому моменту, как я возвращаюсь домой, напряжение в теле становится просто чудовищным. Я уже принимала душ в квартире отца, но опять чувствую себя грязной. И хоть это ощущение идет изнутри, хоть я знаю, что от него водой не отмыться, все равно первым делом иду в ванную. Соль, пена… Немного вина. А впрочем, почему немного? Я одна, и от страха сводит желудок. Или это от голода? Пока не передумала, бегу в кухню. Беру бутылку и самый большой бокал. Возвращаюсь в ванную и, наполнив его до краев, делаю жадный глоток, прежде чем раздеться. Воду я специально сделала погорячей. Она обжигает ногу, когда я переступаю через бортик ванны. Шиплю. В один присест осушаю бокал до дна. Горячая вода снаружи, холодное Розе внутри. Как мне кажется, идеальное сочетание. На пустой желудок одной порции более чем достаточно, но я решаю на этом не останавливаться. Глупо хихикая, наливаю себе еще. И ложусь в воду. Мои глаза закрыты. А на обратной стороне век транслируют кино из прошлого. Я знала, что этого мне не избежать. Я знала… Потому и пила.
На закрытой военной базе я служу третий год. Не так долго, но за это время каких только парней я ни повидала. Впрочем, Орлов Ринат Ильич… — веду пальцем по его личному делу — что-то совершенно особенное. Это понимают, кажется, все. Кроме него самого. Он же, как и большинство мужиков, зациклен на внешнем. Тогда как его уникальность скрыта внутри. Мне предстоит сделать так, чтобы он это понял. Иначе просто не выйдет раскрыть его исключительный талант. И найти ему применение.
— Чего ты боишься, боец? — бросаю последний взгляд на васильки, которые появляются у меня на столе теперь каждое утро, и отхожу к доске.
— Я ничего не боюсь, — тут же вскидывается этот глупый. Конечно, у него полно страхов. Страхи присущи нам всем. Просто мальчикам с детства внушают, что страх — это что-то плохое. Вот он и хорохорится передо мной. И в этом его основная ошибка.
— Зря!
— Почему это? — Ринат сощуривается, отчего его взгляд, проникающий через узкие щелочки глаз, становится острее лезвий.
— Потому что страх сохраняет нам жизнь. Именно страх подсказывает, что нам угрожает опасность и заставляет действовать, — запинаюсь, споткнувшись о его скепсис. — Кажется, мои слова не произвели на тебя должного впечатления, боец, — сухо замечаю в конце.
— Лучше бы я занимался со всеми. Почему остальные тренируются до кровавых соплей, а я — нет?
Подхожу ближе, прекрасно зная, как это на него подействует. Опираюсь бедром о парту, а сама наклоняюсь ниже, вышибая этим из него дух.
— Что ты видишь, глядя на их тренировки?
— Силу!
— А в чем для тебя заключается сила?
— Глупый вопрос.
Его взгляд затуманивается. Дыхание становится поверхностным и частым. Опасные игры, но я почему-то не могу отказать себе в удовольствии. Мне никто не дарил цветов. И никто не смотрел на меня так, как этот влюбленный мальчик.
— Курс подготовки спецназа испытывает солдата на психическую стойкость — только и всего. В нем человека вновь и вновь доводят до края, пока его психика не станет настолько сильной, что он будет уверенно браться за любое задание в любой ситуации. Или пока он не сломается, — наклоняюсь к нему еще ближе, ощущаю аромат мыла. Оно самое простое, но… мышцы внизу живота предательски сокращаются. — И тут мы подходим к главному. Этих, — киваю в сторону окна, — просто испытывают.
