Они продолжали беззвучно скользить по кругу, в центре которого оставалась я.
– Сильно, – сказала Вейра.
– У меня даже чешуя вдоль хребта проступила, – отозвалась Диора, её глаза сверкнули ярче бриллиантов в серьгах.
– Хорошего же секретаря себе выбрал Элорчик, – расплылась в улыбке Вейра.
– Ты не стесняйся, командуй им иногда, – посоветовала Диора. – а то так на шею сядет, что не вывезешь.
Засмеявшись, они снова прильнули ко мне, подхватили под руки и потянули к лестнице. Защебетали весёлыми птичками:
– Ты нас не бойся.
– Мы не кусаемся.
– Если нас об этом не попросить.
– И иногда…
– Возможно, совсем немного…
– Мы будем использовать тебя, чтобы подразнить Элорчика.
– Не волнуйся.
– Если он сильно разозлится…
– Мы его успокоим.
Они ввели меня в синюю гостиную, в которой сразу вспыхнули магические сферы освещения, посадили на диван и устроились по бокам, опять прижавшись к моим крыльям, вольно или невольно зажав их между собой и спинкой дивана. Я осторожно втянула крылья, избегая полуплена и близости.
– Ну зачем ты так? – обиженно надула губы рыженькая Диора и взяла меня за руку.
– Мы же за тобой присматриваем, как и велел Элор, – Вейра взяла меня за вторую руку. Тёплые пальцы скользили по моим. – У тебя очень нежные руки…
– Тонкие…
«Так и до того, что они совсем не мужские, в рассуждениях дойдут», – подумала я, и меня хлестнуло ощущением опасности. Я рванулась вперёд, развернулась, тихо отступая от сидящих на диване дракониц.
– Элор велел нам присматривать за тобой, – напомнила Вейра серьёзно.
– Не надо, – ответила я, вливая в интонации мягкие ноты управления, благо обе они драконицы, универсальное воздействие для них одинаково по модуляциям. – В этом нет необходимости, я достаточно пришёл в себя, мне лучше отправиться к барону Дариону и узнать, как там во дворце дела. Служба ждёт.
Они внимательно следили за тем, как я отступала к двери. Любовницы старшего принца, они носили на себе ментальные щиты правителей, и я не могла бы на них воздействовать иначе, чем голосом.
– Расскажи потом, что там твориться, – попросила Вейра, а Диора вздохнула:
– Элор не склонен распространяться о делах, но если ты будешь чуточку разговорчивее, мы будем крайне благодарны.
– Очень скучно сидеть в этой башне и ничего не знать, – грустно улыбнулась Вейра.
Кивнув, – впрочем, меня это ни к чему не обязывало и могло означать понимание её последней фразы, – я выскочила из гостиной, бесшумно сбежала вниз по лестнице и, миновав холл, вырвалась в ночную прохладу.
Сад и дворец были залиты алым цветом, так сильно напоминавшим кровь, что у меня опять перехватило дыхание. Зажмурившись, я старалась дышать размеренно и ровно.
Прав был тот дракон из ИСБ – мне бы поправить мозги.
Отступив на шаг, я нащупала прохладную дверь, сместилась в сторону и, прислонившись к стене спиной, сползла вниз. Алые проблески расцветали на веках.
Обратиться к менталисту я не могла. Даже если снять с меня все амулеты – на мне разновидность щита правителей. Обычная технология его наложения состоит из двух этапов: создание лабиринта защитных укреплений в создании объекта и стирание информации о его конфигурации у создавшего его менталиста. Так достигается максимальная защита для обычных существ, хотя и её при должном умении можно разрушить. Правда, разум носителя щита при этом будет необратимо повреждён.
Нам такой щит помешал бы сливаться ментально, но сильные ставят его лёгкий вариант и не стирают воспоминания о структуре, что позволяет оставаться открытыми для ментальных манипуляций, при необходимости закрывать часть сознания, менять структуру щита в процессе взлома и легко перенести его разрушение. А при необходимости – стереть память и личность, но не выдать секретов.
Или воздействовать на сознание самостоятельно, если того требуют обстоятельства, но наличие такого щита сразу выдаст мою принадлежность к менталистам.
Я пробовала отгородиться от кошмаров о моменте смерти брата, но ничего не вышло – наша связь с Халэнном была слишком крепка, он был буквально продолжением моего сознания, и убрать ужас разрыва нашей связи можно только вместе с уничтожением моей личности.
Но страх крови – это немного другое. Как бы я ни любила семью, связь с ней была не настолько крепкой и всепоглощающей.
На веках пульсировали алые отблески предупреждающего сигнала, и внутри всё скручивалось от ужаса, а мне надо было успокоиться. Успокоиться и запереть свой страх и разрушительные ассоциации в тёмной комнате в самой глубине лабиринта моего сознания.
Кровь – это просто кровь.
Сейчас не может смешаться с тем, что было раньше.
Сирины похоронены, я никогда не смогу реально увидеть их окровавленные тела.
Поэтому кровь – это просто кровь.
Чужая.
Успокаивающая мелодия сама сорвалась с моих губ. Тихая, чарующая, приказывающая мне успокоиться…
Я поднимала стены, отсекала ассоциативные связи, выстраивала новые конфигурации лабиринта, замыкая ужас в клетку, замуровывая его за толстыми стенами.
Страх, отвращение, паника – все эти чувства мне не нужны, когда я вижу кровь.
Кровь – знак опасности, а в момент опасности я должна оставаться спокойна.
Абсолютно спокойна.
Потому что когда я встречу Неспящих – будет очень много крови, и мне нельзя терять самообладания.
Ни в будущем.
Ни сейчас.
Кровь ничего не значит.
Это была тонкая, кропотливая работа – перестроить лабиринт ментального щита правителей так, чтобы он защищал меня не только снаружи, но и изнутри. Чтобы он набрасывался на страх и прочие эмоции, запирал их, не позволяя отвлекать в самых сложных ситуациях.
Это было так трудно, что для пущей концентрации я двигала рукой, будто иглой вышивая узор – так же, как в самом начале обучения менталистике. Я представляла этот узор, возникающий в моём разуме, обзаводящемся новыми запорами и дверями.
Когда я открыла глаза, тревожные алые пентаграммы не горели. Но дворец и парк всё равно были залиты холодным красным светом – всходило солнце, мерцало на рубиновой росе. Роса покрывала и моё лицо, одежду. Караульные окружали здание. Стены вокруг парка поднялись и обросли колючками, а над всем этим будто накинули полупрозрачную сеть.
Императорский дворец перешёл в режим полуцитадели. Дело плохо.
Поднимаясь, я с удивлением ощутила покалывание в мышцах: ноги и спина затекли. Затем пришла боль от слишком долго искорёженных мужской формой костей, особенно ныл крестец и чуть продавленные для маскировки груди рёбра. Дышать было тяжело, но уже не от страха, а от самой обычной усталости.
