Я судорожно кивнула. Принц Элоранарр хрипло продолжил:
– Я очнулся закопанным в землю по самое горло, каменные големы и тиски гвардейцев удерживали меня в саду под землёй, Дарион – Дарион, который клялся защищать меня! – сидел на моей шее, его увеличенные каменной бронёй руки сдавливали мне горло, меня почти задушили, а передо мной в короне из кристаллов стоял архивампир Санаду, глава Лофтийского кантона. Мои челюсти были в каменных и металлических тисках, я даже огнём дыхнуть не мог, пока Санаду впивался ядовитыми когтями мне в нос и спрашивал-спрашивал-спрашивал: «Ты чувствуешь боль? Чувствуешь? Чувствуешь?» А я правда не чувствовал боли, хотя пахло кровью. Я не понимал, за что со мной так, что происходит. Думал, что вампиры напали на нас и захватили империю, а Санаду давил на меня своей ментальной магией и всё спрашивал, больно ли мне. И когда я наконец ощутил боль, я вспомнил Мэлара Никсэ и туман, охвативший меня, беспамятство. Я понял, что с моим сознанием, несмотря на щит правителей, что-то сделали. Мне не пришлось ничего говорить, Санаду всё почувствовал, выдернул свои когти и сказал: «Поверхностную установку я снял, но надо смотреть глубоко под щитом. Выбирай, мы доламываем его или отправляемся за Никсэ?» Он говорил не со мной – с Дарионом, который, наконец, перестал меня душить. И Дарион выбрал ловить Никсэ. «Я по-прежнему не могу связаться с императором, – сказал тогда Дарион. – Придётся запереть принца. Помоги». «Долго его контролировать я не смогу», – предупредил Санаду. Моё тело перестало мне подчиняться. Земля расступилась, каменные тиски обросли ногами и потащили меня через сад к Башне порядка. Когда меня вносили, я уже мог чуть шевелиться, но меня просто швырнули внутрь и заперли. Каменные тиски, лишившись магической подпитки, спадали, с носа капала кровь, раны жгло. И кругом был чёрный камень, будто усыпанный звёздами. Я был один и даже не понимал, почему меня заперли, что я такого натворил.
Принц Элоранарр откинулся на спинку дивана и запустил пальцы в волосы, стиснул их. Он молчал, от него волнами распространялся запах раскалённого металла. Кажется, но снова был там – в Башне, один, потерянный, испуганный.
– Как долго вы там пробыли?
– Неделю, – тихо ответил принц Элоранарр. – Я когти наполовину сточил, пытаясь процарапать дверь. Рычал. Бросался на стены. Я боялся за свою семью. Боялся, что Дарион предал нас, и все мертвы, остался только я, хотя это было иррационально: если бы нас хотели уничтожить, меня бы не заперли в Башне порядка, а убили, но проклятое сияние стен сводило с ума, мне такие мысли в голову лезли, что вспоминать тошно. Я не спал, ежесекундно ожидая нападения. Я натуральным образом сходил с ума от неизвестности. Ты понимаешь, о чём я говорю.
– Да, – едва слышно отозвалась я и на этот раз снова придвинулась, коснулась его похолодевшего плеча. – Прекрасно понимаю.
Он потянулся взять меня за руку, но я поспешно отодвинулась.
– А потом в Башню порядка пришёл отец и твой дедушка – Эштран Сирин.
Меня обдало холодом, фрагменты головоломки сложились, окончательно разъяснив отношение принца Элоранарра к менталистам и Сиринам, оставив чистейшее недоумение: как он вообще согласился дать мне хотя бы испытательный срок?
– Отец придавил меня к полу и сковал взятыми под контроль камнями, до этого державшими меня в земле, – продолжил принц Элоранарр. – Эштран Сирин… кстати, ты знаешь, что у тебя его глаза?
– Знаю, – тихо отозвалась я, желая только одного: забиться в самый дальний уголок комнаты и не слушать того, что принц скажет дальше.
– Он посмотрел мне в глаза и, напевая песню подчинения, стал ломать мой щит правителей. – Голос принца Элоранарра изменился, проминался под эмоциями, норовил сорваться, а ещё в нём было просто море презрения. – Это длилось часы. Его голос ломал мою волю. С меня будто сдирали шкуру слой за слоем, невидимые пальцы проникали в голову, царапали, перебирали мозг, выворачивали меня наизнанку. Моя память… тайны, желания, чувства, страхи, всё потаённое и сокровенное было выдернуто, препарировано, выпотрошено, перекручено, промыто, перекрашено. И сложено обратно в меня. А сверху закрыто новым ментальным щитом правителей в исполнении Эштрана Сирина. Только из Башни порядка вышел уже не я.
Тошнота подкатила к горлу от его слишком яркого описания этой процедуры. Принц Элоранарр был прав: после взлома щита правителей никто не остаётся прежним.
– Я чувствовал эту разницу, понимаешь? Я знал, что стал другим. Знал, что иначе реагирую на привычные вещи. Я больше не превращался спонтанно. Многие любимые книги стали казаться мне глупыми. Лин… мой маленький Лин, при виде которого раньше моё сердце радостно трепетало, казался мне чужим. И когда мне сказали, что из-за установок Мэлара Никсэ я едва не убил его и сломал руку защищавшей его Заран, я почти ничего не почувствовал к нему, лишь благодарность ей за то, что я не стал убийцей. Это было так страшно: не чувствовать любви, от которой раньше наворачивались слёзы. И отца… я больше не… не уважал его. И хотя что-то прежнее во мне сохранилось, я не мог отделаться от ощущения, будто нахожусь не в своей шкуре, будто я тень самого себя или застрял в кошмарном сне в теле, которым не могу управлять полностью… У меня до сих пор иногда такое ощущение… Вот поэтому я не люблю мозгоедов.
Меня раздирало желание пересесть ближе и обнять его, использовать дар своего голоса, чтобы успокоить, унять эту непроходящую боль потери себя самого. Но для Халэнна Сирина это было бы слишком.
– Все меняются со временем, – сказала я, борясь с желанием подпустить в голос успокаивающих ноток. – Мне тоже многие раньше любимые книги кажутся теперь глупыми, вкусы поменялись, из всей семьи… семьи, которую я раньше считал неотъемлемой частью себя, по-настоящему я скучаю только по сестре. Страшные события всегда меняют нас. И не уважать отца у вас были причины: он поступил с вами жестоко, он должен был вас поддержать.
– Он ловил маминых убийц. Санаду должен был подтвердить наложение на меня ментальных установок, но его и Мэлара Никсэ во время боя затянуло в переход между мирами, и они пропали, зато было много свидетелей, утверждавших, что я пытался убить своего младшего брата и кричал, что это он виноват в смерти мамы. Ну отец хотя бы стал воспринимать Лина. На моей стороне был только Дарион.
– И всё же император должен был поверить вам, а не остальным, поговорить с вами, а не со свидетелями. У вас были причины потерять к нему уважение, это может быть никак не связано со взломом щита.
– Довольно смело, – усмехнулся принц Элоранарр. – За такие слова об императоре можно получить как минимум штраф.
– У меня достаточно средств, чтобы оплатить его.
– Знаю, – кивнул принц Элоранарр и склонил голову, разглядывая бокал, который крутил в руке. На кромке горел отблеск пламени. – От воспоминаний о Башне порядка, одного её упоминания меня трясло.
Вначале разговора он сказал правду: ему было хуже, чем мне.
– Знаешь, что я потом сделал? – спросил принц Элоранарр.
– Нет.
