И еда по вкусу уступает той шикарной трапезе в закрытом клубе, куда Леонхашарт меня отвозил.
К тому же нам выдали список вопросов, по которым нам стоит пройтись во время этого сомнительно романтичного мероприятия. Причем по задумке сценаристов шоу я должна спросить Леонхашарта о бывших и рассказать о том, как я счастлива, что меня выкрали для работы в Нараке. Даже не знаю, какая часть раздражает меня больше: та, что покажет мою заинтересованность Леонхашартом или счастье по поводу похищения? А он должен поинтересоваться, девственница ли я. Неужели автор сценария даже на секунду допустил, что я стану обсуждать такое на камеру? Это мое личное дело, и жителей Нарака оно в любом случае не касается.
— Вы говорить собираетесь? — спрашивает режиссер. — Или просто перекусить зашли?
Мы с Леонхашартом переглядываемся, усмехаемся и поворачиваемся к нему.
— Перекусить, конечно, — отвечает Леонхашарт и пополняет мой бокал.
— А вы что думали? — уточняю я.
— Что вы здесь для шоу «Найди себе пару» снимаетесь, — мрачно отзывается режиссер.
— Я не подписывался такие вопросы задавать, — Леонхашарт небрежно кивает на лежащий среди тарелок листок с идиотским планом этого ужина.
— Меня похитили, незаконно здесь удерживают, и в шоу я участвовать не хочу, — напоминаю я и салютую режиссеру бокалом. — За ваше здоровье.
— Тебе салат положить? — подчеркнуто любезно интересуется Леонхашарт.
— Да, только немного. Надо сначала попробовать, вдруг он невкусный.
— С едой тут и правда беда, — трагично заключает Леонхашарт. — Может, отправимся поужинать где-нибудь еще?
— У нас же съемки, — стонет режиссер. — Я прошу вас: хотя бы пара реплик, пара вопросов, иначе Берронзий мне рога открутит из-за недостатка материала для монтажа.
Опять мы с Леонхашартом заговорщически переглядываемся.
— Ладно. — Доброе и светлое во мне побеждает: этот режиссер не виноват в моем похищении, он просто работник студии. Я оглядываю список вопросов, вздыхаю. Перевожу взгляд на Леонхашарта. — Расскажите о своей работе в Архисовете. Это сложно? Такая ответственность в столь молодом возрасте… кхм.
— Я готовился к этому чуть ли не с детства. Предпочел бы, конечно, получить должность лет в сорок-пятьдесят, — Леонхашарт грустно смотрит в свой бокал, — но как получилось, так получилось, я просто не мог не принять пост. — Он заглядывает мне в лицо. — А ты чем собиралась заняться дома, до того как тебя похитили?
Такого вопроса в списке не было. И сама формулировка сильно отличается от общепринятых: похищениями это не называют выставляя насильный перевоз магов в Нарак чуть ли не благом для диких обитателей других миров.
Уверена — его вопрос вырежут просто не пропустят в эфир такое заявление, и все же…
— Собиралась добиться финансовой независимости, — отвечаю я. — Успеха. Свободы от всех. И здесь мои планы не изменились.
— Достойная цель. — кивает Леонхашарт, и теплый огненный сеет скользит по его лицу, меня очертания теней. — Но мне кажется, свобода ото всех — это немного грустно. Мы созданы парами, двумя половинками, дополняющими друг друга, и отказываться от этого ради чистой свободы — значит потерять что-то важное и нужное. То, без чего жизнь будет пустоватой и немного бессмысленной.
Он так смотрит… он не касается меня, но по спине пробегают мурашки, а сердце опять стучит часто-часто, так что тяжело дышать. Его слова гремят во мне, прожигают кожу, плоть, кости, вгрызаются в сознание.
«Это неправда, — повторяю я себе. — Это неправда, это просто романтическая чушь!»
Но под взглядом Леонхашарта уверенность в этом тает, выгорает каркас, на который я столько раз опиралась, чтобы поверить, что можно обойтись без всех этих отношений, без постоянного ожидания, что все закончится, без страха.
Он сказал это так просто, с такой непоколебимой уверенностью…
— Боюсь вас разочаровывать, — шепчу я, почти ничего не видя перед собой. — Но вы не правы.
Подскочив, спешу прочь от стола, свечей, поднимающегося Леонхашарта. Он следует за мной, сотрудники студии расступаются, камера проворачивается.
Нет, так нельзя. Я останавливаюсь и возвращаюсь к нему. Выдавливаю улыбку этой проклятой камере, подхватываю подол и делаю легкий реверанс:
— Благодарю за чудесный ужин, архисоветник, с вами приятно было пообщаться.
— Мне тоже. — Он вытаскивает что-то из-за пояса. — Позвольте подарить вам…
— Я не могу принять подарок.
— Все сегодняшние победительницы получат подарки от женихов, — Леонхашарт ловит мою руку. — Надеюсь, мой подарок придется вам по душе и будет напоминать об этой чудесной встрече. И других встречах.
Вокруг пальца проскальзывает металл, я отдергиваю руку: палец теперь охватывает кольцо из черного и белого металлов, перетекающих друг в друга и усыпанных черными и белыми бриллиантами.
— Две половинки одного целого, — Леонхашарт снова ловит мою руку и целует тыльную сторону ладони. А потом резко приближается и обнимает меня. Как же он приятно пахнет — просто с ума сойти. — Спасибо за вечер.
— Ты с ума сошел? — шепчу-шиплю ему на ухо. — Это может быть опасно… вдруг решат, что мы…
— Ты же хочешь, чтобы я других невест вниманием не обделил, прежде чем снова сделаю тебе предложение, — шепчет в ответ Леонхашарт, демонстративно поправляя пряди моих волос. — И я исполню твое пожелание, и если для того, чтобы подарить что-то тебе, я должен задарить остальных — мне не жалко. Так что не переживай, никто ведь не узнает, что только подарок тебе действительно что-то значит. — Отступив, Леонхашарт снова целует мою руку. — Еще раз благодарю за встречу, ты была великолепна. Позволь проводить тебя в зал ожидания. С остальными, наверное, скоро закончат. А по пути мы можем заглянуть в кафе, может, там есть что-нибудь вкусное.
У Леонхашарта потрясающее самообладание: он выглядит галантным и почти беспечным, но, держа его за руку, касаясь запястья, я чувствую, как безумно часто колотится его сердце — совсем как мое.
* * *
Молчать можно так, что это кажется теснейшим общением. В кафетерии студии, попивая вполне приятный латте с любимым сиропом Леонхашарта, мы молчим, ожидая завершения чужих романтических ужинов с неромантическими вопросами и интервью с остальными участницами шоу, но такое чувство, словно ведем какой-то диалог, прислушиваясь, присматриваясь друг к другу.
В пестрое помещение с мерцающим потолком постоянно кто-нибудь заходит и выходит, многие столики — они тут маленькие, так что коленями почти соприкасаешься с собеседником — забиты под завязку, но в радиусе трех метров вокруг нас места не занимает никто. Только режиссер с переносной камерой на треноге не теряет надежды заснять что-нибудь этакое.
— Трудно, наверное, так жить, — тихо замечаю я, поглаживая скатерть. — Когда все от тебя шарахаются и держатся на расстоянии.
