— От меня не все шарахаются. К тому же я больше общаюсь с теми, кто и пободаться со мной может.
Невольно улыбаюсь: крылатая фраза на Земле здесь обретает совсем иной смысл.
— Кстати, — постукиваю себя по голове. — как вам, демонам, девушки без рогов? Не кажется, что чего-то не хватает? У вас же статус их размером измеряется, а тут совсем ничего нет. Может, на ваш взгляд это примерно то же самое, что для нас лысина?
У Леонхашарта дергается уголок губ. У меня же фантазия рвется вперед, не зная преград:
— Вы ведь с ними что-нибудь делаете при ухаживаниях? Поглаживаете, например, в каких-то сексуальных играх используете. — перечисляю я под нервное покашливание режиссера. — Держитесь за них в интересные моменты. Зачем же вам подсовывают невест без рогов? Или для победительниц запланирована косметическая операция по наращиванию рожек?
— Рога украшают девушек, бесспорно, но если их нет у домохозяйки — ничего страшного, за нее всегда заступается ее мужчина.
У него какая-то особая интонация, когда он говорит о подобных вещах или я от него слишком млею, и мне мерещится что-то такое мягко-покровительственно-чарующее в теплом голосе?
— А если победительница шоу решит работать?
— Зависит от обстоятельств, от того, как она себя поставит, — уклончиво отзывается Леонхашарт.
— Вы что-то не договариваете, архисоветник, — щурюсь я.
Помедлив, щелкнув по высокой чашке с кофе, Леонхашарт признается:
— На высоких должностях безрогих нет. Если невеста выберет работу попроще — ничего страшного. Если в управлении… что ж, у нее будут рога супруга. — Он мягко мне улыбается, явно намекая на то, что его рога к моим услугам.
А потом улыбается еще шире, и я не понимаю, почему его взгляд такой игриво-довольный. А потом мою ногу что-то задевает. Теплое. Его нога? Стоит усилий не наклониться, чтобы посмотреть, что там. Но у меня одна рука под столом, я протягиваю ее чуть дальше и натыкаюсь на теплую немного пупырчатую кожу.
Саламандра.
А я ведь ее в ванной комнате заперла, чтобы она за мной не пошла.
Леонхашарт улыбается еще шире, и к лицу у него слегка приливает кровь, а какой у него томный взгляд… словно я его интимно трогаю. Что там Саламандра творит под столом? За что она его там хватает? И не языком ли?
Нащупав ее хвост, притягиваю ее к себе, перехватываю передние, кажется, лапы и прижимаю к своим ногам. Леонхашарт смотрит влюбленно-влюбленно. Вот ящерица магическая, вроде умная, но неужели не соображает, что она подставляется, что ее заметить могут?
Свалилось чудовище на мою голову! Нащупываю ее морду — язык высунут и тянется куда-то к Леонхашарту. Признаюсь, у меня возникают самые пошлые мысли. Нет, правда, что Саламандра там у него трогает?
У Леонхашарта дергаются брови, взгляд из томного становится задумчиво-настороженным. Я тяну Саламандру за язык, Леонхашарт, покосившись на камеру, убирает руку со стола и лезет ею под скатерть.
Я сую вторую руку под стол и начинаю, как канат, притягивать язык дергающейся Саламандры. Караул, кажется, нас сейчас застукают! Запихнув ее липкий, похожий на лизун язык, в пасть, зажимаю рот обеими руками.
— Спасибо за чудесное времяпрепровождение, — немного натянуто благодарю я. — Наверное, мне надо возвращаться к автобусу.
— Я провожу. — задумчиво отзывается Леонхашарт, и так смотрит на меня, так смотрит… с таким вопросом во взгляде, кажется, он кричит глазами: что это было?
А я думаю, как мне держать вымахавшую Саламандру так, чтобы ее никто не заметил? Ведь при движении ее маскировка слегка заметна. Или оставить ее здесь, пусть сама выбирается?
Вздохнув, высвобождаю руку из-под стола, прижимаю к груди:
— Правда спасибо, я так рада этой встрече, рада, что смогла пройти испытание…
У Леонхашарта шире распахиваются глаза, а я в порыве «воодушевления» взмахиваю рукой, и чашка с моим недопитым латте летит в сторону режиссера. Тот отскакивает, сворачивая камеру, Леонхашарт, да и все, отвлекаются на него и звенящую по полу чашку, а я поднимаюсь и, бросив мерцающую Саламандру на сидение, задвигаю стул под стол. Там ее не видно.
— Извините за беспорядок, — улыбаюсь поднявшемуся Леонхашарту. — Архисоветник, проводите меня, пожалуйста, до автобуса.
Ну же, давай уйдем, дадим Саламандре возможность улизнуть незаметно.
Через мгновение размышлений Леонхашарт выставляет мне локоть:
— С радостью, Анастасия.
И лишь когда мы оказываемся в сумрачных коридорах студии, он склоняется к моему уху и шепчет:
— Что это было?
Последствие моей глупости, похоже: не стоит заводить зверюшек, о которых ничего не знаешь.
— Как-нибудь потом объясню, — бормочу в ответ.
— Только скажи сразу: это ведь не ты меня трогала?
— Что вы, архисоветник, — я делаю удивленное лицо. — Как вы могли такое подумать?
— Что «такое»? Что ты меня трогала или что ты не трогала?
Какой же он все же въедливый.
— Потом расскажу.
— Готов подождать в обмен на поцелуй.
Ха-ха, вот тут он прокололся. Поднявшись на цыпочки, чмокаю его теплую, пахнущую хвоей совершенно гладкую щеку.
— Вот вам мой поцелуй, теперь проявляйте терпение.
И он проявляет. Мы опять молчим. Все так же многозначительно, отчего идти по коридорам, а потом стоять рядом с ним на крытой парковке немного тревожно и в то же время хорошо. А когда подувает ветерок, теребя длинный подол и вызывая мурашки на открытых плечах, хочется прижаться к Леонхашарту и позволить себя обнять.
Режиссер опять встает рядом с нами с камерой на треногах, попивает кофе из стаканчика и, судя по выражению лица, готовится к откручиванию рогов Берронзием.
— Ты очень хорошо прошла полосу препятствий, — Леонхашарт ловит прядь моих волос, нервно трепещущую на ветру, поглаживает, прежде чем аккуратно заправить мне за ухо. — Я переживал за тебя.
— Но колечко приготовил.
— Я мог подарить тебе его просто так. Ты молодец.
— Я мухлевала.
— Тебе ставили условие пройти все этапы честно?
— Нет, — усмехаюсь я.
— В этом и секрет: важен результат. Жена должна быть сметливой и все такое.
— Не страшно обзаводиться сметливой женой? Вдруг охмурит и под каблук загонит?
— Не кусайся, Настя. — Он наклоняется и целует меня в лоб коротким, но до дрожи приятным поцелуем. — Я же тебя не кусаю.
Отступив, Леонхашарт касается моей руки и хмуро смотрит куда-то в сторону: из высокого здания студии выходят невесты. До сих пор грязные. Вид у всех несчастный, они обнимают себя руками, диковато оглядываются по сторонам, многие в слезах. Только Принцесса пытается держать лицо, но и у нее подрагивают губы.
