И другой вопрос: зачем демоны так глубоко закопали бассейн?
Мы спускаемся на два этажа, не меньше, а то и три. И тишина становится зловещей… Да и само место: темно-синие стены, пол и потолок, белые ростовые статуи демонов, белый свет панелей придает всему мистический оттенок… Впереди — двери с чеканными изображениями какого-то Ктулху…
И вдруг в этой мрачной тишине из-за двери доносится мученический стон.
Может, это Саламандра вздыхает? Грустно ей там одной сидеть, например. Она же ручная.
Осторожно приоткрываю дверь… пустая раздевалка поражает роскошью. У этих благородных рогатых даже шкафчики для одежды золотые!
Зеркальные стены отражают наши встревоженные бледные в этом освещении лица. Обстановка даже смелую Манакризу немного пробирает.
Из-за двери в бассейн доносится всплеск, еще один.
Мы пересекаем раздевалку, я толкаю дверь. Сначала она не поддается, а потом вдруг резко распахивается.
Я даже нецензурные слова вдруг вспоминаю. Зал бассейна огромен, под звездным, очень похожим на настоящий, высоченным потолком закреплен трамплин, к которому ведет опять же золотая широкая лестница. И бассейн тоже большущий, выложен маленькими квадратными плиточками.
Почему-то вокруг очень много воды, так много, что она почти переливается через порог в раздевалку.
Из-за борта выныривает зеленорогий блондин. Увидев нас, истошно вопит:
— Спасите! — Он ныряет вниз, снова выбирается. — Ыгрых! Па-ма-ги-те!
Это же Мад. Хотя я не сразу узнаю его с растрепанными волосами, рогами и ужасом на лице.
Над ним прямо из воздуха возникает бежево-рыжий слон. Потом мозг поправляет меня, что это не слон, а какой-то динозавр, потому что кожа чешуйчатая. Динозавр-хамелеон, ибо цвет чешуек меняется.
А потом до меня доходит, что у создания подозрительно знакомые яркие глаза.
— Бежим. — малодушно предлагаю я и даже делаю шаг назад.
— Что… это? — мертвенным голосом уточняет Катари.
Она бледна и, кажется, сейчас упадет в обморок.
— Саламандра. — каюсь я. — Моя ездовая Саламандра.
Кажется, у меня сейчас случится настоящий инфаркт. Как это вот… ну куда я ее такую дену? Чем кормить буду? Как спрячу? Какое искажение магического поля может дать такая громадина, не приманит ли она Безымянный ужас и не разнесет ли здесь все? Не скажу, что я в восторге от благородных демонов, но здание у них шикарное, жалко будет потерять.
— Ну… ездовая — это хорошо, — шепчет Манакриза.
— Да спасите же меня! — вопит зажатый Саламандрой Мад.
А она… она вдруг заглатывает его до груди. И сосет, как чупа-чупс.
— А-а! — я машу руками. — Выплюнь его! Выплюнь!
Хотя какая-то часть меня настойчиво предлагает сматываться, пока есть такая возможность.
Причмокнув, Саламандра и впрямь выплевывает Мада, через него перебирается на борт и, разбрызгивая воду, бежит к нам.
Может, насчет слона я преувеличила, но не сильно. Удар головой в грудь роняет меня на руки Манакризы.
— Осторожнее, — я поднимаюсь и постукиваю Саламандру по носу. — Не надо меня ронять. И жевать никого не надо.
Мокрый обсосанный Мад выскакивает из бассейна. Он одет в серый бронированный костюм, как студент благородного факультета. В мгновение ока по стеночке перебирается за мою спину, практически выдавив оттуда Лиссу. Но она не теряется, тоже его выталкивает, хотя демонов обычно остерегается. И я ее понимаю: Мад в сравнении со слоноподобной Саламандрой выглядит совершенно безобидно.
Сама Саламандра… кажется, довольна. Переступает с лапы на лапу, виляет хвостом, меняет цвета так быстро, что в глазах рябит, и губы растянуты в подобии улыбки. И вроде знаю, что она только магией питается, но как-то тревожно.
Впрочем, я глубоко вдыхаю и старательно успокаиваюсь: не надо ее нервировать. Улыбаюсь и глажу теплую, почти горячую морду.
— Хорошая девочка, замечательная, ты ведь не будешь никого есть.
Она мило хлопает веками.
— Мад, что ты здесь забыл? — Я продолжаю гладить довольную Саламандру. — И откуда у тебя рога?
— Пришел о датчиках поговорить, а рога…
Саламандра резко подскакивает, дергается из стороны в сторону. Мад вцепляется мне в руку. Вид у Саламандры, как у нашкодившего котенка. Попятившись и наступив себе на хвост, она разворачивается и прыгает на три метра вперед прямо в бассейн.
Бабах! Вода взмывает фонтаном, докатывается до нас, заливая брызгами, переваливаясь через порожек.
Мы удивленно переглядываемся.
Чего это она?
Ответ на этот вопрос возникает за нашими спинами и интересуется убийственным чеканным тоном:
— Что вы здесь делаете? И почему этот демон тебя лапает?
Развернувшись в дверях, мы имеем удовольствие видеть Леонхашарта с ало-лиловыми сияющими глазами и нервное мигание индикаторов накопителей магии под потолком.
Побледневший Мад приседает и резко хватает Лиссу, прижимается к ней, щекой — прямо к груди:
— Я ее лапаю, архисоветник Леонхашарт, правда-правда, она моя девушка! Я только ее! Мне другие не нужны!
У Лиссы глаза круглеют от изумления, веснушчатое лицо заливает румянцем, но она не возражает, хотя зеленый рог опасно близок к ее скуле. Повезло Маду, что он не Манакризу так прихватил.
ГЛАВА 43
— Я на зрение пока не жалуюсь, — обманчиво любезно сообщает Леонхашарт — Я видел, за кого ты держался до этого.
— Так я… я… — Мад вжимается щекой в грудь Лиссы. — Я это… разрешения просил с ее подругой встречаться. Умолял просто. Любовь с первого взгляда у меня, правда-правда, а объе… а мне тут рога обещали открутить, вот я и уговаривал пощадить и дать мне шанс…
Манакриза, посматривавшая на Мада с явным прицелом именно по рогам надавать, медлит. Катари только ресницами от изумления хлопает.
— И мне интересно. — продолжает Леонхашарт тем же устрашающим тоном, — а когда это она успела стать твоей девушкой? Когда свалилась на тебя любовь с первого взгляда?
У Мада на миг перехватывает дыхание, но он тут же находится с ответом:
— Как в шоу увидел — так влюбился, правда-правда. А когда она появилась здесь… — Мад обхватывает совершенно обалдевшую Лиссу за талию. — Не смог удержаться в стороне. Вы ведь не возражаете, у вас же планов на нее не было, архисоветник?
Может, Мад и перепуган, но соображает неплохо, так вопрос сформулировал, что возражения будут выглядеть подтверждением, что у Леонхашарта планы на Лиссу, а тут я стою, мешаю такое сказать.
— И как же зовут любовь всей твоей жизни? — Леонхашарт тоже не уступает.