– Мы грязные, мы такие грязные оба, – бормочу бессвязно, пытаясь отвлечься от своего страха, оглядываюсь на зеркало, но оно запотело, наши отражения – смутные тени.
– Так сейчас помоемся! – Лео зацепляет скрытые по бокам брони молнии, тянет.
Ловко расщёлкивает крепления на груди и, отступив, стаскивает с себя гибкую верхнюю часть брони. Она с шумом отлетает на пол. Лео облегчённо вздыхает.
Вода окатывает его скульптурно-прекрасный торс, струйки барабанят по огромному свежему синяку на плече. Похоже, на него грохнулось что-то большое и очень тяжёлое. Лиловые разводы захватывают ключицу. Я провожу пальцами под ней.
– Больно?
– Нет. – Лео стягивает с полки гель для душа и мочалку, разворачивается ко мне. Задумчиво смотрит.
И вручает мне помывочные принадлежности.
Опустившись на одно колено, – его громадные рога покачиваются на уровне моей груди, – расстёгивает молнию сапога, осторожно тянет его с моей ноги.
Это неожиданно будоражит, жар вытравляет из внутренностей остатки холода.
Ничего больше не слыша, ничего иного не замечая, я смотрю сверху вниз на то, как Лео снимает с меня второй сапог. Не думала, что подобные простые действия могут так… впечатлять.
Лео поднимается. Ткань изрядно потрёпанного подола сминается под его ладонями. А я – я уже не могу дышать. Мои руки дрожат, когда я поднимаю их, позволяя стянуть платье. Они предательски трясутся, пока я выдавливаю прозрачный гель на мочалку, а Лео освобождает меня от кружев последней одежды. Бутылочка с гелем падает из ослабевших пальцев.
Сердце колотится так громко, что заглушает шелест воды.
Протягиваю Лео ходящую ходуном мочалку. Он перехватывает её, мою обессиленную руку и проводит пористой поверхностью по пальцам, тыльной стороне ладони, по предплечью, плечу. Он так волнительно осторожен, так невыносимо красив в этот момент.
Лео не смотрит мне в глаза. Он смотрит на мочалку, на стекающие по моей коже мыльные потоки. Потемневшие глаза подёрнуты томной дымкой, он почти не дышит, но продолжает своё дело. Он словно зачарован. И целомудренность его прикосновений сводит с ума. Напряжение становится болезненно невыносимым, но я не могу от него отказаться, не могу отказаться от этого бесстыдного и в то же время изумительно чистого обмывания. Лео моет меня всю, каждый пальчик, каждую складочку. Я с трудом держусь на ослабевших ногах. А когда он опять опускается передо мной на колено, я закусываю палец, чтобы не издать ни звука.
Перед глазами всё плывёт, я дрожу. Падаю спиной на обжигающе холодную мокрую стену и задыхаюсь от резкого контраста жара и холода.
– Настя, – с мукой шепчет Лео и поднимается с колена, вынимает из моего рта закушенную костяшку, целует веки, здоровую щёку, губы.
От его поцелуя перехватывает дыхание, и я срываюсь в какую-то бесконечную пропасть, совершенно теряюсь в этом мире, или мир теряется – я его больше не ощущаю, он пропал, всё сосредоточено на нас двоих.
Я чувствую так остро и жар Лео, и каждую выпуклость его тела. Слишком отчётливо. Слишком однозначно. Лео заглядывает мне в глаза, и я понимаю, что впервые в жизни ни капли не сомневаюсь и абсолютно точно не хочу останавливаться.
Глава 26
Мерное дыхание щекочет шею.
Дыхание. На моей шее. И чужая тяжёлая рука, обхватившая меня со спины.
Сон не хочет отпускать, но столь знаменательное событие не оставляет меня равнодушной, и я вырываюсь из дрёмы в темноту. Мгновенно вспоминаю всё: и путь из ванной в спальню, и обратно, и… и… Всё. Совсем всё. Ох ты ж!
Зажмуриваюсь. Снова открываю глаза: темно. Происходящее продолжается, а не развеивается, словно сон. Я не одета, Лео не одет, и… Собственно, чего уж дёргаться, пора признать случившееся. Судя по мифам, не я первая из девушек Земли не устояла перед рогатым. М-да. Рога. За них, оказывается, весьма приятно держаться в процессе.
Под тяжёлой рукой Лео спокойно. Слишком. Так и привыкнуть можно. Съёжившись, придвигаюсь, жмусь спиной к горячей груди, и Лео обхватывает меня чуть крепче. Мои губы касаются его запястья. Запах… как же восхитителен его запах: напоминает о новогодних праздниках, но в то же время несёт в себе тепло лета.
Лео…
Что ж ты такой соблазнительный рогатик, а? К глазам красивым (и губам, и лицу в целом) кубики на прессе завёл, выставил это всё в самом хорошем свете, под текущей водой продемонстрировал для пущего эффекта…
Ладно, самадуравиновата, но теперь-то что делать?
Изображать, что ничего сверхъестественного не случилось (ну подумаешь, ну с демоном, ну с кем не бывает) и дальше вести себя как обычно? Или какие-то рамки отношений обозначить? Вроде Лео за отношения был… раньше. А сейчас? Неприятно сжимается сердце, такой мерзкий холодок гуляет по скукожившимся внутренностям, и сразу тысяча вопросов: а не считает ли он меня теперь слишком легкомысленной? Не потеряет интерес? Захочет продолжать? Или всё, загадка разгадана, самое сладкое получено, а дальше только неизбежное охлаждение…
Вот правильно считала, что с мужчинами лучше не спать, а то слишком много вопросов возникает – аж голова пухнет.
Надо было хоть замуж за него выйти. Пусть богатый опыт мамы (пятнадцать только официальных мужей как никак) показывает, что брак та ещё филькина грамота, но для формального приличия и это неплохо. Бывшая жена – не то же самое в восприятии даже самого мужчины, чем бывшая любовница. И чем дольше мужчина добивается женщины, тем дольше сохраняется его интерес.
Кажется, я сильно сглупила.
Впрочем, отношения заводить я изначально не собиралась, так что если Лео от меня отстанет, мне же лучше… должно быть. А у меня всё внутри леденеет.
Леденеет и становится невыносимо. Глаза щиплет. И в объятиях Лео уже неспокойно, и его дыхание на шее раздражает. Мысли всякие тревожат: я ему слишком доступной теперь кажусь? Неинтересной? Не выставит ли меня с утра за дверь? Множество-множество стремительно сменяющихся вопросов такого рода, ощущение фатального провала, жуткое предчувствие, что меня сейчас выкинут из своей жизни, вычеркнут, выбросят, а я не хочу, чтобы кто-нибудь в принципе мог со мной так поступить.
В тёплых объятиях Лео становится невыносимо, удушающе, страшно. Нужно что-то сделать, иначе свихнусь!
Чуть приподняв руку Лео, высовываю ноги из-под общего одеяла и потихоньку выворачиваюсь, отползаю. Страх захватывает полностью, я ничего не слышу за стуком сердца. Подталкиваю, разворачиваю подушку под его руку. Пальцы Лео вздрагивают, я замираю, ожидая его пробуждения, как приговора, но Лео больше не шевелится.
Соскальзываю с постели, колени упираются в тёплое дерево пола. Сердце колотится, как сумасшедшее, шумит в ушах. Слезаю с кровати полностью. Замираю, соображая, где дверь, и сквозь темноту ползу к ней. Лишь на полпути осознаю всю нелепость происходящего и поднимаюсь, на цыпочках крадусь из спальни.
