Эта мысль пронзает меня, словно током. Я узнала о нововведении из новостей, об этом не упоминал ни Лео (он с освобождения был со мной, может просто не знать), ни Гатанас (чем он там занимался неизвестно, но сам же сказал, что шоу не интересовался), и я из-за волнений просто не вспомнила!
Гатанас уже ушёл, спросить подробности не у кого. Остановить меня некому. Приведшая нас гримёрша не торопит с завершением объятий, а мне всё больше нравится внезапно пришедшая на ум идея.
– Давайте провалимся, – шепчу я Манакризе и Лиссе в её рыжие кудряшки, меняю позу так, чтобы голова оказалась между Манакризой и Катари. – На четвёртом факультете безопаснее будет, чем здесь.
– А нам дадут? – шепчет Манакриза, крепче обхватывая меня за плечи. С забранными в высокий пучок тёмными волосами, накрашенная, в платье с кружевным лифом и рукавами она кажется слишком воздушно-легкомысленной.
– Мы можем попробовать. – Выпрямившись, заглядываю в лица подруг.
Растроганная конопатая Лисса кивает несколько раз – так ей хочется уйти с этого треклятого шоу. Манакриза о чём-то крепко задумывается. И только в глазах Катари я не нахожу поддержки, наоборот – бесконечное сожаление.
– Это наш шанс, – шепчет она.
Манакриза судорожно вдыхает, её лицо будто озаряется.
– У меня есть план, – произносит она тихо-тихо. – Но сначала давайте провалим это испытание.
– А стоит ли? – жалобно уточняет Катари, поворачиваясь к ней, и на тёмном каре вспыхивают закреплённые в волосах кристаллики.
Наконец я справляюсь с чувствами и замечаю всё: блеск слёз в глазах Катари, волнение, даже страх. Она так судорожно сжимает мою блузу. На мой взгляд это не похоже на переживания жаждущей наживы (то есть положения в обществе) авантюристки. Влюбилась в кого-то из женихов? Предположение тут же кажется мне нелепым: ну в кого можно успеть влюбиться за столь короткий срок, почти не видя, пересёкшись лишь пару раз?
Или можно?
– Мы тебя не заставляем, – не удержавшись, глажу Катари по усыпанному блёстками плечу. – Выбор за тобой.
Хочу добавить, что для отношений необязательно участвовать в шоу, но вспоминаю данный Гатанасом совет: у демонов действительно не принято жениться на иномирянках, и только в рамках одобренного высшим правительством шоу такое могут принять без противодействия общества.
Да и выбранный жених к концу шоу будет, скорее всего, занят.
И Лео тоже?
Меня передёргивает. А тут ещё и Катари сознаётся:
– Мне страшно оставаться одной.
Мы все переглядываемся.
– Ну что, наобнимались? – мрачно интересуется Принцесса. – Теперь займитесь подготовкой к конкурсу.
Понимаю, чего боится тихая Катари. И ещё сильнее хочу проиграть, чтобы оказаться подальше от этой вот… Принцессы.
– Хочу напомнить, дорогая, – я награждаю её улыбкой, – что здесь не твоё замшелое королевство и вокруг тебя не подданные, так что командный тон оставь при себе.
В глазах Принцессы полыхает ненависть, но она снисходительно улыбается и отвечает почти ласково:
– Благородство крови есть благородство крови хоть в родном королевстве, хоть в другом мире. Но тебе, грязной простолюдинке, этого, конечно, не понять, вот и тявкаешь.
Как тут местную богиню зовут… Великая Шааршем, дай мне терпения. И что-нибудь… тяжёлое, чтобы вправить мозги этой зазнайке.
Но пока из тяжёлого у меня только слова, и пусть они её не вразумят, но душу отведу:
– Меня всегда поражало, сколько странного мерещится всяким там правителям в их крови. И у вас, и у нас она одинаково красная и выполняет одинаковые функции. Слезай с галлюциногенов или пролечи голову, сразу это увидишь.
– Кажется, – раздаётся сбоку голос звёздного телеведущего Берронзия (не шучу, он себя так охарактеризовал на передаче о семейных разборках короткорогих демонов), – самые интересные сражения шоу остаются за кадром.
Весь нарочито прилизанный, слащавый до приторности Берронзий обводит нас холодным взглядом:
– Поберегите свой пыл для испытания, а сейчас скорее приводите себя в порядок, всё готово.
Гримёры и костюмеры с энтузиазмом набрасываются на жертв своей работы. От меня забирают растерянную, чуть не плачущую Катари, Лисса и Манакриза возвращаются к зеркалам сами. Мимо Берронзия проносят четырнадцатое трюмо – для меня. И Берронзий перед выходом медлит, оглядывается:
– С возвращением, Анастасия. Надеюсь, в этом испытании ты победишь честно, потому что в этот раз, увы, помочь я ничем не смогу.
Меня опаляет раздражением: получается, когда я решила не отвечать на вопросы викторины на интеллект, он ради моей победы изменил критерии оценки, а не с самого начала такой выверт логики был задуман?
– Я не просила о помощи, – я искренна, но это ничего не меняет: десять из тринадцати девушек смотрят на меня с осуждением, а некоторые даже с ненавистью.
Особенно Принцесса.
Её прямо перекашивает от гнева, а по лицу расползаются красные пятна.
Да и у Тирины с Вельей не лучше. Они между собой дрались, а теперь смотрят так, словно готовы вместе броситься на меня, плюнув на свои прекрасные причёски с локонами и светлые платья.
Не знаю, за что Берронзий так меня подставил, ведь я не просила помогать, но очень надеюсь, что у девушек, пока они не остынут, возможности мне навредить не появятся. А то съёмочная площадка место такое – можно «софит» на голову конкурентки случайно уронить, с подиумной лестницы столкнуть и ещё что-нибудь придумать.
***
Готовимся мы в гневном молчании. Я постоянно ощущаю на себе обжигающие взгляды девушек и принцессы в Частности. К сожалению, даже если скажу, что победой не интересуюсь, они не поверят, а меня ноющая головная боль сейчас больше тревожит, чем выступление.
Смотрю я только на своё отражение в трюмо. Времени мало, причёска у меня простая: конский хвост с серебряной заколкой. Её металлическая спица на конце украшена длинными, до плеча, висюльками и дюжиной миниатюрных колокольчиков. Волосы неприятно тянут лоб над бровями, но, чтобы не переделывать укладку, молча терплю.
Из нарядов, держа в уме намерение разочаровать зрителей, выбираю чёрную блузу и расшитую синим и голубым бисером тунику – к моим джинсам самое то, но в сравнении с изящными и женственными нарядами остальных смотрится слишком непритязательно. К счастью, демонессе-костюмеру некогда оспаривать мой выбор.
Появившаяся помощница Берронзия велит нам выстроиться по порядковым номерам и выводит за собой в коридор.
Первой оказывается позеленевшая от волнения Джель в самом длинном и закрытом платье. Седьмая Манакриза – в середине, Катари и Лисса – одиннадцатая и двенадцатая. И я замыкаю пятнадцатой. Четырнадцатая Велья одаривает меня таким взглядом, что я прямо рада оказаться последней и не бояться удара в спину.
