Обдумываю это всё… удивительно, ради каких нелепых глупостей люди готовы подпортить себе репутацию, а то и жизнь. Но… Усмехаюсь:
– Теперь я абсолютно уверена, что я самая популярная невеста на вашем отборе.
– Конечно, – Лео подходит вплотную, обнимает за плечи и прижимает меня к обтянутой броне широкой груди. – Самая лучшая. Я это понял, как только тебя увидел. Даже как будто раньше…
Глава 46
Умеет Лео говорить невероятно приятные вещи, и в сочетании с тем, что он не только говорит, но и делает, они впечатляют, трогают сердце.
Приятно до мурашек.
– Какие у нас планы? – спрашиваю, стараясь сдержать прокрадывающиеся в сердце эмоции.
– Разобраться с твоей магией, а пока – я бы хотел что-нибудь перекусить и спать, спать, спать.
– Могу яичницу приготовить. Это быстро.
– С удовольствием, а я пока в душ. – Лео целует меня в нос и, прежде чем отойти, крепче обнимает.
А меня смущают приятно-тревожные ощущения, когда иду жарить для него яичницу. Когда он возвращается немного распаренный с влажными волосами, в пушистом халате и садится за барную стойку, а я подаю ему завтрак-обед. Когда сажусь рядом и наблюдаю, как мой мужчина ест.
Это смущающе сильно похоже на семью. Ну просто домой вернувшийся супруг, жена-домохозяйка и… хм, Саламандра, устроившаяся на раздавленном диване, сойдёт за собаку.
Пугающе.
Волнительно.
Неожиданно трогательно и приятно.
– Что-то не так? – Лео смотрит на меня поверх тарелки с последними кусочками яйца.
– Нет, – меня поражает мягкая чувственность собственного голоса. И запоздало осознаю забавность ответа.
Я в мире демонов прячусь от убийц в тайном жилище, сама в отношениях с архисоветником и обзавелась рогами. Что-то не так? Нет!
Смеюсь:
– Просто рада тебя видеть.
Лео как-то явно, ощутимо расслабляется и улыбается в ответ.
***
Блеклые лучи двух налобных фонарей мечутся по лужам и каменным стенам. Шлёп-шлёп, шлёп-шлёп – звуки шагов и плеска разносятся под сводами тоннелей. Двое несутся вперёд: миниатюрная крепкая девушка с рюкзаком на плечах и высокий хвостатый мужчина с копной белых волос и сумкой в руках. В смыкающейся за ними темноте вспыхивают сотни глаз. Небольшие, всего сантиметров тридцать в холке, звери катятся за ними сплошной волной от стенки до стенки тоннеля. Между охотниками и жертвами всего метров десять-двенадцать пространства.
– И-ди-от, – Манакризе хватает дыхания ругаться. – Я же го-во-ри-ла не лезть ту-да!
– Прости! – Шаакаран резво бежит рядом с ней.
– Ты обе-щал слу-шать-ся!
– Прости!
– Ещё раз…
– Прости!
– Прибью!
– Прости!
– Хвост о-тор-ву!
– Прости!
Так они и бегут от волны хищных тварей. Манакриза и Шаакаран достаточно быстрые, чтобы держать дистанцию. Наконец среди каменных стен лучи фонарей выхватывают тусклый блеск металлической лестницы, уходящей в люк в потолке.
Манакриза вскакивает на неё практически сразу под самый верх, отводит запор, открывает люк, резво заползает наверх, разворачивается и протягивает руки.
– Сумку!
Шаакаран уже её бросает. Манакриза исчезает в люке с добычей. Шаакаран присаживается и рывком впрыгивает в люк, цепляется за края.
– А-а! – вопит он и жмурится, когда фонарик Манакризы засвечивает в глаза. – А-а!
– Хвост?! – сразу понимает она и вытаскивает нож из ножен на бедре.
– У-у! – Шаакаран следующим рывком втягивает себя в отверстие, втаскивает хвост с повисшими на нём тремя тварями.
Те бешено вгрызаются в броню, острые клыки проникают между сочленениями. Манакриза точным движением пробивает череп первой зверюги. Пока вытаскивает застрявший в костях нож, вторую ошалевший от боли Шаакаран прирезает собственными когтями. Третья отскакивает, скалится, выбирая жертву. Фонари слепят её, запах крови раззадоривает.
Шаакаран ударом хвоста сшибает тварь в люк, подхватывает хвост на руки и баюкает:
– Мой хвостик…
– Ты только что выкинул нашу еду, – мрачно сообщает Манакриза и заглядывает в отверстие: десятки поднятых к ней морд отвечают хищным блеском глаз. Молча. Только цокают по каменному полу коготки.
– Ты издеваешься? – обиженно спрашивает Шаакаран. – Они нас чуть не съели! Она могла укусить! Она мой хвост укусила!
– Или ты или тебя, – пожимает плечами Манакриза и оглядывает помещение.
Здесь, как и на многих перевалочных пунктах, к стенам прикручены нары, камнями выложено место под горелку, а по стенам растёт фосфоресцирующий мох. Манакриза выключает свой фонарик. Шаакаран, заметив строгий взгляд, тоже выключает свой.
Взгляд Манакризы по-прежнему строг.
Тогда Шаакаран закрывает люк и запирает на замок, открывающийся с обеих сторон.
– Теперь я должен осмотреться, – неуверенно произносит он. – Нет ли тут ловушек, ядовитых насекомых и иных гадостей.
– Правильно, – подтверждает Манакриза.
– С помощью механического фонарика, – проговаривает Шаакаран и вытаскивает из кармана фонарик, работающий благодаря электричеству, накопленному от кручения ручки.
Под присмотром Манакризы Шаакаран обходит убежище, освещая им каждый угол, каждую койку с металлическими решётками ложа. Заглядывает даже в выемку под горелку.
– Чисто. Теперь я должен установить горелку, котелок и… – Он мрачно смотрит на два трупа. – Разделать эту гадость…
Манакриза едва уловимо мотает головой.
– А что? – не понимает Шаакаран, и так героически умолчавший о том, что он умирает от ран и нуждается в срочной помощи.
– Дружок мой хвостатый, там внизу хищные твари, ты хочешь их запахом еды раздразнить, чтобы они подольше там внизу сидели и нас караулили?
Шаакаран задумывается, прежде чем ответить:
– Наверное, я не должен этого хотеть…
Закатив глаза, Манакриза вздыхает. Шаакаран гладит свой пожёванный хвост. Не дождавшись подсказки, спрашивает:
– Так что мы должны делать?
– Осмотреть твои раны и обеззаразить. Упаковать тушки вместе с кровью, чтобы не воняло тут. Потом затихнуть, словно нас здесь нет, и дождаться, когда освободится путь. А потом идти и не открывать всякие подозрительные люки и двери, не сворачивать в непонятные переходы и вообще вести себя разумно. Хотя о чём это я… – Манакриза фыркает и качает головой.
– А ты на ранки подуешь, когда я их мазать стану? – робко уточняет Шаакаран. Манакриза взглядывает на него исподлобья, и он поспешно уверяет. – Ладно, я сам, я сам.
