И пока оглядывает тех, с кем ему тут стоять ещё неизвестно сколько времени, Манакриза скрывается в доме, а за ней заходят и остальные сильнейшие.
Двери за ними закрываются.
Выше задрав подбородок, Шаакаран проходит к крыльцу и садится у входа, а сам держит когти наготове. Пусть любой человек по определению слабее его, в этом мире без магии Шаакаран ослаблен, а людей много, и у них есть дальнобойное оружие.
И им, что особенно ужасно на взгляд Шаакарана, похоже, плевать на его милые уши и хвост.
Сидя на крыльце, он отчаянно прислушивается, надеясь уловить, что происходит внутри дома, но до него доносится лишь приглушённый и невнятный шелест голосов.
Это странное место заставляет Шаакарана чувствовать себя совсем неуверенно, уязвимо, несмотря на броню и сохранившуюся даже здесь быструю регенерацию и повышенную силу. Если дома он мог хотя бы примерно прогнозировать поведение окружающих и знал, что в оценке его действий и при воздействии на него всегда будут помнить о злопамятности демонокотов, кровь которых отчасти течёт в его жилах, то здесь нет ни защиты родства, ни понимания характеров людей и их возможных реакций.
Поэтому Шаакарану очень и очень тревожно сидеть на ступенях одному. Его хвост нервно дёргается из стороны в сторону, а рога так и норовят вылезти из зудящей головы. На хвост люди смотрят странно, как они на рога отреагируют – и вовсе непонятно.
Шаакаран рассматривает окружающих: все крепкие, ладные. Шрамы есть практически у всех. Но не все одеты по-боевому. Вскоре в толпе Шаакаран подмечает более мирных жителей: прислугу, оружейников.
Они продолжают разглядывать его дёргающийся из стороны в сторону хвост.
«Манакриза говорила, что у неё в клане любят трофеи», – некстати вспоминает Шаакаран, и шерсть у него встаёт дыбом от предположения, что на хвост могут посматривать, как на будущий трофей. Он выпускает когти и только по жадному блеску глаз некоторых из присутствующих соображает, какая это глупость: ожерелья из когтей тут явно в моде.
Спрятав когти, Шаакаран поджимает хвост, поправляет на лбу повязку, придерживающую его немного потрёпанную гриву. И застывает. В надежде, что к нему потеряют интерес.
Но люди не теряют.
У некоторых очень суровые взгляды.
Люди ждут, даже дети проявляют изумительное терпение.
Редкая шерсть на теле Шаакарана практически постоянно торчит дыбом.
Когда двери распахиваются, Шаакаран снова подскакивает.
– Идём, – Манакриза спускается с крыльца и направляется в толпу.
Шаакаран – за ней.
Перед ними расступаются, и теперь многие улыбаются, раздаются сдержанные приветствия:
– С возвращением.
Манакриза на них отвечает. Кому-то кланяется, с кем-то обнимается, спрашивает, как дети, братья и сёстры. Шаакаран старается не отставать. Миновав толпу, они проходят через небольшой тоннель в следующую пещеру с домами побольше. Что-то почти неуловимое в этих тоже выдолбленных в камне строений подсказывает, что они принадлежат более богатым членам клана.
Здесь нет зевак, из толпы сюда почти никто не переходит, и у Шаакарана возникает подозрение, что это привилегированная зона.
Манакриза целенаправленно идёт между условных двориков домов, украшенных изображениями черепов. На неё поглядывают в окна, выходят посмотреть на крыльцо. Шаакаран не отстаёт, тут и там выцепляя серьёзные лица местных жителей.
«У нас и то веселее», – замечает он.
Дверь одного из домов распахивается, оттуда выскакивает крепкая девушка с тонким шрамом на подбородке. Улыбаясь, она бросается на Манакризу, и, к изумлению Шаакарана, та ловит её в объятия, крепко прижимает к себе.
С минуту они стоят так, продолжая изумлять Шаакарана и привлекая взгляды соседей, а затем девушка отступает. Нос у неё слегка красноват, как и глаза, но она не плачет:
– Рада, что ты жива и вернулась целой. Это твой мужчина?
– Нет.
– Твоя грелка? – с удивлением уточняет девушка, и Шаакаран, образно говоря, навостряет уши.
– Нет, – рассеянно отзывается Манакриза, глядя в сторону.
– Заказчик?
– Нет.
– Раб?
– Нет. – Расправив плечи, Манакриза направляется к мужчине и женщине, взгляд на которых сделал её рассеянной. – Просто… сам по себе.
Она направляется к ним – так похожим на неё, только старше, с сединой в волосах.
А они ждут на крыльце своего дома, вздёрнув подбородки, и только влажный блеск глаз выдаёт их эмоции.
Шаакаран шагает за Манакризой, но незнакомая девушка придерживает его рукой и улыбается, демонстрируя металлические клыки:
– Погоди, лапочка.
Манакриза идёт всё быстрее и быстрее.
Шаакаран отводит руку девушки, но та мигом подхватывает его под локоть.
Возле крыльца Манакриза кланяется родителям и следом за ними проходит в дом.
– И что? – Шаакаран вопросительно смотрит на удерживающую его девушку, а та улыбается шире:
– Ты такой красивый. Давай не будем мешать встрече, я тебя накормлю и напою. Идём, – говорит она ласково, но у Шаакарана по поводу её предложения дурные предчувствия: всё же здесь все слишком странные, не то что в Нараке.
Глава 49
– Куда идём? – Шаакаран оглянулся на дом Манакризы, но её родители уже закрыли дверь.
– В одно уютное местечко.
Теперь предложение настораживает Шаакарана ещё больше, тем более что перед ним девушка-воительница (слишком крепкая физически, со шрамами на коже и сбитыми костяшками – точно воительница), а он девушек не бьёт, поэтому почти беззащитен…
– Прости, но я не хочу… – начинает он.
Девушка чуть наклоняется, заглядывает ему за спину: с другой стороны пещеры к ним между домов шагают ещё пятеро. Такие же суровые и крепкие. С ножами. От решительно-кровожадных взглядов воительниц обернувшийся Шаакаран сглатывает.
– Прости, лапочка, – улыбается подруга Манакризы и почти неуловимым движением накидывает на Шаакарана петлю. Выкрикивает: – Он мой!
– Я протестую! – Шаакаран складывает руки на груди. – Я свой собственный!
– Нет, лапочка, теперь ты мой. Меня зовут Танариза. Ты будешь моей грелкой. Идём.
– Нет.
– Пока предлагаю по-хорошему.
– Нет, – Шаакаран с самым независимым видом задирает подбородок.
Танариза дёргает его за металлический жгут, петля которого охватывает шею Шаакарана. Демоническая броня легко справляется с давлением, а загнутая кромка не позволяет петле соскользнуть на кожу.
– Не пойду, – повторяет Шаакаран. – Я кого попало не грею.
