— Ваша фамилия Эсора…
— Да, я его дочь.
Мужчина нахмурился и потер подбородок.
— Почему я не слышал о вас?
— Для встречи с отцом нужен ордер? — проигнорировала вопрос Ева. — Я могу его получить, если хотите, но вряд ли кто-то из нас обрадуется тому, что за этим последует.
Это была чистой воды ложь. Последние три года ее отец занимал кресло депутата Верхней палаты и вряд ли хоть один суд в стране согласился бы помочь Еве навестить старину Григориуса без веского повода. И не важно, агентом какой организации она была.
Начальник охраны фальшиво улыбнулся и указал на одну из аллей, уходящих в глубину парка.
— Хорошо, я провожу вас до дома.
Он специально отстал на несколько шагов, чтобы проверить, насколько хорошо Ева ориентируется в обстановке. Чета Эсора вычеркнула старшую дочь из своей жизни и наверняка никому не рассказывала о существовании девушки. Так что охранник поступил очень мудро. У Григориуса много влиятельных врагов и мало ли, кому из них по силам подделать удостоверение агента СБК.
Экзамен Ева сдала без труда. Она провела в этом доме двадцать лет, поэтому никаких проблем в нахождении знакомых очертаний беседок, фонтанов или статуй не возникло. Забавно, что за прошедшие годы тут не изменилось вообще ничего, даже форма остриженного кустарника сохранила очертания знакомые с самого детства. Все вокруг будто сошло с фотографий и замерло в ожидании нового снимка.
С центральной аллеи удалось разглядеть и главную архитектурную композицию: фронтальную стену из массивных каменных колонн, замысловатой лепнины, разноцветных фресок и бюстов предков. Их каменные лица хмуро и властно уставились на гостей с высоты верхних этажей. Некоторые статуи поместили в специальные ниши в стене, будто в личные покои.
Разумеется, вся красота была куплена не на зарплату политика. Это чересчур для чиновника любого масштаба. Богатство дома Эсора — заслуга людей, чьи каменные головы украсили фасад и многочисленные балконы пятиэтажного особняка. Предки Евы, умелые финансисты и промышленники, заработали состояние, которое отец так тщательно выставил на всеобщее обозрение, словно имел к их успеху прямое отношение.
Перед входом Ева на несколько секунд остановилась и сделала вид, что любуется красивым орнаментом. На самом деле она пыталась унять бешено бившееся сердце и ей это почти удалось. Затем девушка натянула на лицо свое самое надменное выражение и зашагала вверх по широким ступеням.
За дверью на нее накатило тепло атмосферного щита. Вместо ощущения комфорта Ева почувствовала раздражение: она бы с радостью променяла тепличные условия дома на холод и приятную влажность парка. Какие же они неженки в своей идеально сбалансированной атмосфере.
Внутри оказалось людно: в вестибюле столпилось несколько дюжин человек, одетые в форму обслуживающего персонала, и не меньше охранников. Видимо, Ева умудрилась прилететь посреди торжественного мероприятия.
Пришлось продираться через толпу удивленных людей, часть из которых навязчиво пытались снять с нее верхнюю одежду или хотя бы выяснить имя. На той стороне вестибюля паж отворил перед Евой двери и девушка очутилась в главной приемной.
Эта комната всегда была огромным пустым ящиком, набитым пылью и каменными колоннами. Ева ни разу не видела, чтобы здесь устраивали приемы крупнее дружеских посиделок. Видимо, после повышения отец стал местным заводилой.
Холл забили три сотни снобов, разодетых по последнему писку агатонской моды. Почти каждый взял в руки бокал и деловито вышагивал с ним по залу. Девушке не пришлось присматриваться, чтобы разглядеть надменность и чувство собственной важности на их лицах. Типичная аристократия в возрасте. Даже оркестр в углу припасли, как в кино про Темные века. Все как следует рассмотрев, Ева пообещала себе одно: сегодня она нос никому не сломает.
Сквозь гомон в зале Эсора расслышала голос камердинера, консьержа или как их там называют.
— Как ее объявить? — спросил он у начальника охраны.
— Ева Эсора, — ответила девушка не оборачиваясь. — И погромче — мне нужно, чтобы услышали все.
И все услышали. В один момент несколько сотен голов повернулись к ней, Ева почти физически ощутила их интерес. Гомон моментально стих и оркестрик в углу на секунду сфальшивил, словно удивившись неожиданной громкости собственной музыки.
Под писклявые завывания скрипки послышались единственные шаги и суета в другом конце холла. Некто принялся спешно прорываться через толпу и совсем не церемонился с гостями. Ева мысленно сделала ставки на то, кем окажется этот человек, и не проиграла — из толпы вырвалась всклокоченная Тамира. Сестра решительно направилась к ней, но замерла в нескольких шагах. Ее крохотные ладони сжались в кулаки, а лицо перекосила ярость.
С внешним видом все оказалось в порядке — никаких следов старой раны. Вместо этого девушка украсила себя всем, чем только можно: модное платье, бриллианты в ушах, бриллианты на пальцах, бриллианты на шее. Какая банальность.
Ева вдруг поняла, как, наверное, жалко смотрится в глазах местной публики: никаких тебе украшений, только боевые доспехи с черно-красными бронепластинами, оружие на поясе и ботинки, которыми можно дробить камни. Но в глазах Евы все было наоборот, она сделала выбор в пользу своих желаний и не прогадала, а Тамира так до конца жизни и останется послушной игрушкой отца. Безвольной пустышкой, не имеющей никаких личных стремлений.
Две родные сестры и ничего общего. Только одинаковые карие глаза, бронзовая кожа и черные волосы с красным отливом выдавали их исключительно генетическую близость. Оттенок, кстати, тоже дар «мудрых» предков, «семейная изюминка», как любил говорить отец. Пару столетий назад одному из прадедушек пришло в голову сделать генно-модификацию семьи, чтобы все потомки рождались с черными волосами, переливающимися оттенками красного. Не очень заметная черта — увидеть можно только под определенным углом освещения — но все равно Еве пришлось немало потрудиться, чтобы убедить начальство не менять ей цвет волос на «нейтральный и неузнаваемый». Она так и не поняла, почему захотела его оставить.
— Невероятно! — наконец, смогла выдавать из себя Тамира. — Ты все-таки приползла обратно, как и говорил отец!
Текст оказался настолько шаблонным и настолько в духе сестры, что в ответ Ева смогла только фыркнуть. Ничего другого она и не ожидала.
— Чего ты молчишь? — лицо сестры багровело на глазах. — Как ты посмела сюда заявиться?!
— Не здесь! — из толпы появилась мама и жестом велела младшей прекратить. — Мы выйдем в холл и там поговорим. Никаких сцен перед гостями, — добавила она едва слышно. В свои сто тридцать женщина выглядела ненамного старше дочерей — легко бы сошла за третью сестру.
Мать взяла Тамиру под локоть и повела в вестибюль. Она попыталась сделать то же самое с Евой, но потерпела фиаско — упертая Эсора не сдвинулась с места. Девушка с удовольствием наблюдала, как публика вокруг начинала перешептываться и едва заметно кривить губы.
