Но мне приходилось шагать по толстому слою мёртвых тел, оставив позади Гвардейца, дыша вонью горелой плоти и сплёвывая скапливающуюся на языке горечь. Я пытался смыть её водой, отстраниться от того, что подо мной тысячи трупов, представить, что это неверная, расходящаяся под ногами болотина, которую я ощупываю посохом – всё оказалось тщетно.
Как бы то ни было, я не мог позволить себе терять время на обход этой бойни: «Око» помогло найти среди безликих точек впереди одну синюю. Гравой лежал навзничь, не шевелясь, но над ним поднимались какие-то белые всполохи, а значит, он мог быть ещё жив.
С вала тел, который с этой стороны оказался мне по пояс, я спрыгнул. Впереди на песке лежали одиночные тела – без доспехов, в вычурных одеяниях, через одного они сжимали в руках посохи. Кем они были при жизни? Архимагами, Повелителями, Архонтами, богами? Я равнодушно, обходя на расстоянии, шагал мимо них к своей цели.
Гравой действительно оказался жив. Вероятно, услышал или ощутил меня, но когда между нами оставалось десять шагов, он открыл глаза. В этот раз они были не просто белого цвета, а горели белым огнём, бросая на его лицо отсветы.
– Ты сумел выжить?
Я молча пожал плечами: кажется, этот вопрос и не требовал ответа. Ведь не некроголем же я? Я вот тоже не видел, чтобы Гравой дышал, издалека приняв его за мёртвого. А он вновь спросил:
– Ты единственный, кто уцелел?
На этот раз я ответил:
– Да.
Гравой помолчал, впервые его грудь поднялась и он вздохнул:
– Жаль. Я признаю, что вы, маги Гардара, достойно сражаетесь и достойно уходите. Рад, что могу сказать это хотя бы тебе.
Я тоже помолчал, не зная, что ответить. Я уже стоял вплотную к Гравою и видел в его теле ту самую дыру. Огромную, размером с голову. Живота у Гравоя просто не было, а уцелевшие таз и ноги оказались повёрнуты под странным углом. Просто потому, что их соединяли с остальным телом только узкие полоски плоти под лохмотьями одежды.
Крови не было. Не было и тяжёлого запаха внутренностей – впрочем, на этом поле бойни я не уверен, что сумел бы его ощутить. А белые всполохи, которые я заметил издали, вырывались из-под грудины Гравоя, на миг освещая странную фиолетовую плоть раны.
– Что с вами, Гравой?
– Умираю.
– Что? – я не поверил.
– Столь сильные, как я, существа умирают долго. Вернее будет сказать, что я на сотню лет ухожу в разъедающие объятия Астрала. Но хотя бы достойно провожу тех гардарцев, что погибли из-за меня.
Я молчал, не зная, что сказать. Я шёл сюда, надеясь, что Гравой всего лишь ранен. Как он верно сказал, разве могут существа подобной силы умирать от одной раны? Пусть и такой огромной? Ему недоступна стихия Жизни? Гравой поднял руку, движение давалось ему с явным трудом и указал пальцем мне за спину:
– Тебе туда. Чуть правее осевого потока.
– И что там?
– Место где ты появился. Наш город. Город Стражей. Я бы тебя перенёс…
Я не выдержал:
– С такой-то раной, Гравой? Побереги силы.
Он, заставив меня удивлённо вскинуть брови при виде такой открытой эмоции, хмыкнул:
– Не в ней дело. Сил у меня ещё полно, разрушено тело, которое должно повелевать, проводник силы, а не сердце. Я даже не знаю, кого винить в случившемся.
– Винить?
– Да. Столько всего случилось в один день, что иначе как судьбой это не объяснить. Сначала кто-то вмешался в схему оазисов.
– Вмешался?
– Ты тоже ранен? – Гравой поразил меня ещё сильнее рассмеявшись. – Оглох от своих же заклинаний?
– Н-нет.
– Кто-то, не спеша, оазис за оазисом, вмешивался в Великое заклинание, смещал баланс. Сколько я ни просеивал эти пески, так и не сумел найти неучтённых оазисов. – Я замер, внимательно слушая Гравоя и одновременно вспоминая слова Ильмара. – Пытался противостоять изменениям, но даже твой оазис с огнём не спас Таттву.
Я не сумел сдержать злости:
– Значит, это правда?
– Что именно?
– Я встречался с одним из магов. С Ильмаром. Он считал, что изменение Великого заклинания – это дело рук Стражей и готовился к этому.
– Ильмар? – Гравой задумался, качнул головой. – Не помню, чтобы он был настолько хорош. – Видя моё непонимание, пояснил: – не всякий Страж из «хранителей», отдав сотни лет оазисам, сумел бы засечь изменения Таттвы. Ему банально не хватило бы силы и опыта.
Меня снова задело это пренебрежение:
– Даже если он гений?
Гравой отмахнулся:
– Даже если он гений. А знаешь, вы вообще не должны были встретиться. Оазис Ильмара далеко от твоего, ему нечего было делать в тех местах. Если только… – Гравой снова ухмыльнулся, – его не послали туда.
– Что?
– Я искал оазисы, позабыв, что есть старый способ поддержки Таттвы.
Я сообразил:
– Развалины?
– Да, Костуры. И их он отыскать сам не мог. Ему помогли.
– Значит, – я помедлил, но сказал это, – все же Стражи.
– Досадно, но, похоже, начали всё и впрямь мои собратья. Кто-то из «затворников».
Невольно я обернулся на поле трупов, указал на них Гравою:
– Вот это называется затворничество? Остаться с этим один на один?
– Так и происходят здешние битвы, гардарец. Раз за разом, сотни лет.
– Не ты ли, – я снова в запале забыл о вежливости, – Гравой, говорил мне об опасности? Что тёмные не должны найти Сердце Мира?
– Ты прав. Нам повезло, что всё это выпало на мою стражу. Окажись здесь кто послабее и «затворники» первые бы вырвали себе все волосы. Скажу честно – это была лучшая моя битва. Да и на горизонте отлично полыхает, боги гибнут там один за другим. Теперь, думаю, у нас будет несколько десятков лет относительного спокойствия. Посвящение, после которого избранные становятся богами, не может происходить по щелчку пальцев. К силе нужно привыкать.
– Ты смеёшься, но я не вижу поводов для смеха. Погибли мои товарищи. Насовсем. Они не вернутся и не встанут рядом со мной. Даже через сотню лет.
– Я знаю, Аор, я знаю. Я помню, что они не Стражи, а обычные люди. Мне жаль, но не думай, что план «затворников» был именно таким. Никто не хотел того, что вышло.
– Это как?
– Твой Ильмар ходил по Костурам, разрывая руины и замыкая в них рунные круги.
– Ильмар?
– Все Стражи у Таттвы и переходы своих собратьев я бы сразу обнаружил. С нашей силой мы разрываем пространство, оставляя за собой следы.
Я вспомнил, как Ильмар исчезал, лишь немного отдаляясь от меня, неуверенно спросил:
