Было бы довольно просто исследовать социальное происхождение узников концлагерей, создавших описания, а затем сравнить их социальное происхождение с репрезентативным отбором из всех узников. Теоретически возможно также представить себе исследование типов личности и точек зрения людей, создавших описания, а затем сравнить их с результатами аналогичного исследования репрезентативного отбора выживших узников.
Распространенность
Следует назвать еще один вопрос, который неизбежно возникает при проведении социально-антропологических исследований. Это вопрос о том, насколько распространены описанные нами феномены. Так, мы говорим о равнодушии. Однако, каково точное количество людей, ставших равнодушными, и до какой степени? Сколько человек достигли уровня равнодушия x или y – 60–70 или 80 %? Каково точное количество узников, воспринявших идеологию охранников? Сколько узников пережили регрессию к инфантильному поведению и как долго она продолжалась? И так далее до бесконечности.
В некоторых из цитируемых нами источников дается ответ на отдельные вопросы. Так, Бруно Беттельгейм (5) утверждает, что регрессия затронула всех, а в датском исследовании болезней, связанных с истощением (17), даются основательные сведения о том, до какой степени болезни, связанные с голодом, поразили выживших в лагере датчан. Однако в большинстве случаев такая информация отсутствует.
Можно было бы опросить всех выживших, подобно тому, как это было сделано в датском исследовании. Однако для целого ряда феноменов, в отношении которых мы заинтересованы в более точных количественных данных, трудно представить себе, что подобный метод принес бы плодотворные результаты.
Мы полагаем, что данное нами описание феноменов концентрационных лагерей представляет определенную ценность, однако эта ценность могла бы возрасти, если бы кто-то осуществил предлагаемую нами работу.
Приложение III. Оценка выборки
A. Весь материал в общем и целом
Как вытекает из раздела о выборке (См. главу III), первая партия охранников представлена в ней гораздо сильнее, чем вторая. Это ведет, само собой разумеется, к тому, что признаки, характерные для первой партии, оказываются слишком сильно представленными в выбранном материале. Так, например, средний возраст охранников оказывается меньше, чем он был на самом деле. Других таких признаков мы еще коснемся.
Кроме того, мы можем лишь догадываться о том, чем отличаются не вошедшие в наше исследование охранники от тех, кто вошел в него. Естественно предположить, что те, кто не попал в рамки исследования, были умнее.
Нередко, однако, это объясняется упущениями полиции. Мы прочитали целый ряд дел, из которых мы вынесли твердую уверенность в том, что фигурант этого дела был охранником в сербском лагере. Он утверждает, что находился в долгосрочном отпуске в течение этого стратегического периода времени, или в сообщении о трудовой деятельности данного человека во время оккупации имеется просто напросто лакуна именно в период деятельности сербских лагерей, или его разъяснения кажутся подозрительными с иной точки зрения. Данное лицо не может, разумеется, быть включено в наш материал на этой основе. От него не требуется особой смекалки, чтобы избежать наказания, в особенности, если приговор был вынесен в самом начале послевоенных судебных процессов против предателей родины.
Другое обстоятельство, которое приходит на ум, заключается в том, что те, кто не вошел в наш материал, оказались менее заметными во время пребывания в лагере. Они не были виновны в особых злодеяниях, во всяком случае, при свидетелях, но и не проявили себя никоим образом, сделав что-либо в пользу сербов. Мы можем предположить, что их поведение было более бесцветным и поэтому менее заметным, чем поведение большинства.
B. Мучители и/или убийцы, которые не были зарегистрированы как таковые
Данная группа, как мы уже отмечали ранее, выделена не слишком удачно.
Далеко не все охранники, виновные в жестоком обращении с заключенными или их убийстве, попали в группу мучителей и/ или убийц. Итак, вопрос заключается, во-первых, в том, сколько таких охранников не попало в группу, а во-вторых, какова вероятность того, что эти охранники сильно отличаются от тех, которые в данную группу попали.
На оба вопроса ответить трудно, особенно на первый. С одной стороны, подлинную ситуацию в сербских лагерях установить сложно, количество работавших в них норвежцев велико, а число убитых югославов еще больше. С другой стороны, имеет значение обратная сторона уже указанного нами момента, а именно, что те, кто отличился особенно плохим поведением, стали предметом более пристального внимания, чем остальные, и поэтому их было легче найти. В Карашоке лагерь находился рядом с церковью. Что касается других лагерей, то в строительстве дорог всегда участвовали норвежские работники. Клиффорд-Ульсен, один из главных следователей по сербским делам, утверждает, что по меньшей мере 25 % охранников были виновны в жестоком обращении или убийстве. Таково субъективное мнение следователя, и весьма вероятно, что большая часть таких деяний приходится на людей, которые были осуждены ранее за другое жестокое обращение и другие убийства, и поэтому в любом случае относятся к данной группе. В общем и целом наше мнение таково, что большинство тех, кто заслуживал попасть в данную группу, туда попали.
Что касается вопроса о том, сильно ли отличаются те, кто не попал в группу, от тех, кто туда попал, то здесь следует указать на три важные характеристики тех, кто не попал.
Первое – вполне можно предположить, что они были умнее тех, кто делал то же самое и был осужден за это. Это обстоятельство имеет, несомненно, бо́льшее значение в этой связи, чем в отношении тех, кто вообще не был осужден как охранник в сербских лагерях (смотри предыдущий пункт).
Второе – можно также предположить, что те, кто не попался, не отличался особо жестоким поведением, или во всяком случае, это могли быть единичные случаи, которые привлекли меньше внимания, нежели поведение тех, кто был осужден за жестокое обращение или убийство.
Третье – очень хочется выдвинуть гипотезу о том, что те, кто был осужден за жестокое обращение или убийство, были в плохих отношениях со своими коллегами и поэтому на них скорее доносили, чем на тех, кто не был осужден, хотя и совершал такие поступки.
C. Известные нам мучители и/или убийцы, с которыми мы не установили личный контакт
Мы полагаем, в общем и целом, что тот факт, что нам не удалось установить личный контакт с каждым из сорока семи охранников в группе, не должен вызывать озабоченности. Сам факт исключения семнадцати охранников из исследования лишь подчеркивает характерные особенности членов группы. Данные семнадцать охранников получили гораздо более короткие сроки, чем остальные тридцать. Средняя продолжительность срока наказания семнадцати охранников составляла 7,1 год, в то время как двадцать пять из тридцати получили 11,3 года принудительных работ. Четверо из оставшихся пяти были присуждены к пожизненному заключению и один к смертной казни, но был помилован. Подобное выделение характерных особенностей группы было желательно по многим обстоятельствам. Крайне трудно усмотреть какую-либо связь между отказом сотрудничать с нами и видом преступления. Из четырех охранников, находящихся в тюрьме и отказавшихся сотрудничать с нами, двое были осуждены за участие в отряде, снаряженном для расстрела, один за жестокое обращение, и еще один за жестокое обращение и убийство. Эти охранники оказались виновными, таким образом, в различных вариантах криминального поведения. Среди мучителей и/или убийц, находившихся вне тюремных стен и отказавшихся сотрудничать с нами, вариации также значительные. Самый решительный отказ последовал от охранника, приговоренного к самому короткому тюремному заключению из всех.
