Иван – человек здоровый, никаких особых болезней у него не было; в детстве болел «какой-то простудой», о которой не сохранил воспоминаний. Припадками никогда никакими не страдал. Только спит он беспокойно, особенно в тюрьме: ночью вскакивает, бродит по камере, а проснувшись, часто не скоро приходит в себя и не сразу понимает, где он находится. Вот и перед последней поездкой со станции Лопасня до Серпухова он, ожидая поезда, заснул, а затем, когда поезд пришел, он от общей суматохи проснулся, но не сразу понял, где он, не мог сначала найти выхода на платформу, забыл взять билет и, когда нашел, наконец, выход, прямо бросился в вагон. Пить он перед этим ничего не пил и вообще почти не пьет: «как-то раз покушал самогонки, вырвало». С тех пор он не пьет. Кокаина никогда не нюхал. В его внешности нет ничего особенного: это юноша среднего роста, с круглой головой, с широким, толстокостным и толстокожим лицом, с несколько угрюмым выражением глубоко сидящих сероголубых глаз, с тонким, среднего размера, прямым, загнутым книзу носом, с оттопыренными, плоскими, среднего размера, ушами, с приподнятой, резко очерченной верхней губой. В общем, его внешность более отталкивает, чем располагает. Рассказывает он довольно связно, но медленно и монотонным голосом и производит впечатление человека, соображающего не сразу и комбинирующего признаки и факты с некоторым трудом. Память у него слабая. Он развит умственно слабо и отличается притупленностью нравственного чувства. Его моральные представления скудны. Свой поступок он осуждает, но по соображениям невыгодности его для него самого: приходится сидеть, да и на всю деревню себя опозорил, «будут в глаза тыкать: вот, мол, жулик какой, человека убить хотел». Просто отнять лучше, чем с насилием, а то будут думать: «хотел человека убить». У богатого украсть можно, у бедного нельзя. Про свое преступление говорит: «по своему малоразумию совершил, сразу вздумалось». Сначала он ударил поднятым из лежавшей у дороги кучи камнем раз и, когда женщина упала и заорала, «с испуга затрясся весь», а потом нанес один за другим ряд ударов. Помнит, что первый удар нанес по правой стороне головы. Вернувшись домой, он был вполне спокоен и сразу погрузился в хозяйственные заботы; на следующий же день нанялся в соседний совхоз работать и там и был арестован, причем «при народе никак не хотел сознаться в убийстве, за что его сперва ладонью по морде ударили, а потом – кулаком по шее». Сознался он на очной ставке с потерпевшей, которая находилась в больнице. О совершенном он нередко вспоминает, но подходит к нему с указанной личной точки зрения: как на него будут в деревне смотреть, когда он придет домой. Сожаления к потерпевшей у него не заметно. Правда, он говорит, что две ночи после убийства почти не спал, но, оказывается, от страха, что арестуют. Днем потом как-то думал: «что сделал, человека мог убить». Но это сознание, что человека убивать нельзя, не имеет у него должного эмоционального тона, а носит характер какого-то отвлеченного положения, которое он слышал, но за которым у него не заметно голоса какого-либо чувства. Он производит впечатление черствого, бессердечного человека с рассудочно-эгоцентрическим складом характера. На вопрос, почему он нанес ей столько ударов, говорит, что после первого удара она сначала упала, а потом стала приподниматься, и он опасался, что она поднимется и уйдет, но добавляет, что убить все-таки он ее не хотел. За свое преступление он приговорен к трем годам заключения и считает это наказание справедливым.
Склонность всячески поддерживать свою репутацию, скрывать отсутствие, на самом деле, приписываемого себе влияния, склонность казаться значительным и влиятельным сыграла главную роль и в другом преступлении, к описанию которого я теперь и обращаюсь. Но в этом случае с ней конкурировало стремление получить известное вознаграждение. Последнее, впрочем, играло вторую роль. Действующим лицом в этом преступлении был молодой человек – Федор Васильевич Г., 18 лет, уроженец Тульской губернии, Веневского уезда, русский, из бедной крестьянской семьи. Его отец по зимам работал в Москве как ломовой извозчик и в этом имел для себя подсобный источник дохода, благодаря которому его семья из шести человек детей жила хотя и бедно, но – за исключением 1918-го и 1919 годов – не голодала. К сожалению, отец Федора – сильный алкоголик и человек раздражительный. Детям от него нередко попадало ремнем. Про мать же свою Федор говорит, что у нее такой хороший характер, «какого и во всей Москве не сыщешь». В общем, однако, несмотря на пьянство и раздражительность отца, смягчаемую добротой матери, семья жила довольно дружно и тяжелой атмосферы внутри ее не было. Учился Федор в сельской школе три года, но ее не кончил. Не давалось ему ученье, главным образом арифметика. Дробей он никак понять не мог, да и целыми числами ему очень трудно справляться; такие, например, задачи, как 13 х 7 или 121 – 19, он решить не мог. Учился он старательно, но плохо. Комбинаторная деятельность ума у него сильно понижена. Память – слабая; то, что читает, он помнит лишь в момент чтения, а стоит отложить книгу в сторону, как он совершенно не в силах рассказать прочитанное. Читать он любит, читал, между прочим, из классиков Пушкина и Л. Толстого, но совершенно ничего не усвоил из прочитанного. В 1921 году он был помещен отцом в одно учреждение, в Сокольниках, курьером, но справиться с обязанностями курьера не мог: ему дали развести несколько пакетов по разным комнатам Делового двора, он бился над этой задачей несколько дней, не выполнил ее, испугался и больше на службу не явился. В 1922 году он был помещен отцом на лесной склад мальчиком. Там он увидел рабочих, пиливших лес продольной пилой, выучился продольной пилке и с течением времени стал пилить хорошо и зарабатывал этой работой рубля четыре, пять, даже шесть в сутки. Ему этих денег хватало, и он даже посылал немного в деревню отцу. С того времени, как он стал заниматься пилкой, он начал пить и выпивал постоянно, без этого, по его мнению, нельзя работать. Главным развлечением для него служило посещение вечеринок, ухаживание за «девчонками», с которыми у него – то с той, то с другой – затевались мимолетные половые связи. Жениться он не собирался. В половом отношении считает себя человеком холодным. Кроме вечеринок и ухаживанья любит ходить в кинематограф, посмотреть что-нибудь смешное. Что касается характера этого юноши, то он очень вспыльчив и раздражителен, нетерпелив, ревнив и очень самолюбив. Склонен драться. Раз подрался с товарищем из-за одной «барышни». В другой раз пьяный ударил лошадь палкой по голове, а на ругань отца по этому поводу ответил руганью же, бросился на отца, повалил его, избил и исцарапал ему лицо. Был случай, когда он сильно подрался с компаньоном по пилке. Один раз, когда он запрягал лошадь и попросил мать подать ему вожжи, а она ответила «возьми сам», он вдруг сильно раздражился, изругал мать и едва удержался, чтобы ее не избить. Таков характер этого юноши, который 23 июня 1924 года учинил следующее деяние.
Его приятель, сапожник Григорий К., имел брата 12 лет, которого очень хотел поместить в какое-нибудь учебное заведение, и просил Федора помочь ему в этом деле. Федор натолковал ему о своих мнимых связях и о возможности для него это сделать. Незадолго перед этим он записался в члены Сокольнического отдела народного образования и по этому поводу много нахвастал своим мнимым влиянием. За устройство мальчика в школу он должен был получить от сапожника новые ботинки и в перспективе имел от него еще угощение. Его попытки устроить мальчика не удались. Пойти и сказать сапожнику правду значило расстаться с ботинками и угощеньем, а главное, обнаружить свое хвастовство. Этого Федору не хотелось, и он задумал убить мальчика. Сапожнику он сказал, что его брат определен им в школу в 14 верстах от Москвы и что он отведет его туда немедленно. Сапожник был очень доволен, благодарил его и отправил их около шести часов вечера из дому. Выйдя за город, Федор с мальчиком пошли сначала лесом, потом – по полотну железной дороги. По дороге мальчик был спокоен, собирал цветы, задавал Федору разные вопросы, на которые тот ему отвечал, хотя волновался в ожидании момента, когда придется приступить к задуманному. Отойдя верст шесть от Москвы, свернули в лес и сели отдохнуть. Федор сидел и курил, а мальчик собирал цветы, а затем спросил, скоро ли они придут, и при этом сел рядом с Федором. Последний сказал, что осталось недалеко, вдруг встал на колени и, схватив мальчика за горло, стал душить. Тот не успел даже вскрикнуть и, брошенный на землю, как казалось Федору, забился в предсмертных судорогах. Федор бросил свою жертву, как он говорит, из жалости и побежал прочь, а затем, увидев гуляющую публику, пошел шагом. По дороге домой он зашел к сапожнику, застал его сидящим на дворе, подсел к нему, и они стали курить и мирно беседовать. Он сказал своему приятелю, что комиссия освидетельствовала его брата, приняла его и сейчас же отправила верст за 40 от Москвы на какую-то дачу. Сапожник не заметил в своем собеседнике ничего странного и поверил всему, что тот сказал. Побеседовав с ним, Федор пошел домой, не стал ужинать и лег спать. Долго ему не спалось, все думал, что сделал. Было у него и опасение, что мальчик оживет. Что тогда ему, Федору, будет? Под конец он заснул, а проснувшись – был арестован участковым надзирателем, которого привел с собой сапожник. В 11 часов вечера мальчик очнулся и кое-как добрел домой. Сидя в тюрьме, Федор удивляется, «как его сердце позволило ему сделать такое дело». Всякие корыстные побуждения с своей стороны он категорически отвергает, ссылаясь на то, что у него всего было достаточно, что в самый день преступления он дал в долг одному приятелю девять рублей. По данным дела надо думать, однако, что и корыстные побуждения играли в его преступлении некоторую роль, но они не были главными пружинами.
