Деревня, что лежала прямо по проселочной дороге, по которой они направлялись, называлась Середними Глинками. Проехав меж огородов, они должны были выйти на Нижнюю дорогу, пролегающую по деревне. На ту самую дорогу, на которой и любил хулиганить, скорее всего, убиенный ими, Мельничихин Графич. И уже по ней выехать к другому селу — Крайним Глинкам, которое виднелось слева в отдалении. А после него, как им пояснил дядюшка Лайсо, уже рукой подать до съезда Главного тракта на каменный мост, за которым и был Аргилл.
Но с той возвышенности, с которой друзья спускались, ни моста, ни города видно не было — толи взгорок невелик, толи до них еще ехать и ехать, а возможно, что и ушами прохлопали что-то в рассказе хозяина, поняв его неправильно. Но главное в пояснениях трактирщика они уловили — по Тракту-то гора-аздо дальше было бы! А ему они верили — как-никак, а местный житель.
Где-то справа, укрытая от их глаз лесом, оставалась еще одна деревенька — соответственно, Дальние Глинки, но им она была без надобности, и друзья ее не выглядывали. Есть себе — и есть, и пусть ее…
Когда они ехали уже меж огородов, где на черной пашне дружными рядками проклюнулись зеленые всходы, делая ее жизнерадостно-полосатой, а в высоком прозрачном небе заливалась какая-то птаха, радуясь солнышку, дышащий спокойствием мир весенней природы был нарушен страшным от ужаса женским криком.
Затем крик перерос в вой и к нему добавился еще один, и еще, а потом присоединилась и громкая мужская брань. А следом раздались и призывы «— Помогите!»…
Друзья переглянулись и, пришпорив коней, понеслись в деревню, ориентируясь на непрекращающиеся, а только разрастающееся во все большее многоголосие крики.
Ли, что есть мочи, понукал старую кобылку, которую только и смог ему предложить дядюшка Лайсо, чтоб добраться до Аргилла. Но если б не вьючная одрица, что была пристегнута к седлу Тая и не давала мчаться в полную силу его огромному мерину, то Лион, скорее всего, добрался бы до нужного места один. А так он всего лишь чуть-чуть отставал от него.
Зато Корр с Виком, несдерживаемые ничем, унеслись далеко вперед и, когда Ли с Таем только поворачивали на Нижнюю дорогу, она же единственная улица деревни, те уже подъезжали к толпе, что была хорошо видна в самом конце селенья.
Несколько смурных и бледных мужиков сдерживали, не пуская за изгородь, десятка три селянок, которые гомонили, перекрикиваясь и переругиваясь меж собой, и то и дело норовили проскочить во двор дома. Но молчаливые серьезные мужички бдительно блюли охрану и успевали каждый раз перехватывать самых юрких и любопытных.
Но останавливать приехавших господ они, все же не решились.
Принц с Вороном были уже там — их лошади, с наброшенными на коновязь поводьями, топтались во дворе.
Сам дом, как и все остальные в этой богатой деревне, выглядел добротным и ухоженным — с высоким крыльцом, резными наличниками на окнах и аккуратно побеленными яблонями, набивающими розовые бутоны в палисаднике.
Меж теми яблонями, прямо на молодой траве, лежала толстенная баба в ярких юбках и голосила не умолкая. Это ее крики и подняли панику по всей деревне, и на ее зов они прилетели сюда. Она и сейчас не унималась и, держась за обширную грудь, продолжала взывать:
— Люди добрые-е!!! Это что же деется-то на белом свете-е?!! Помогите мне-е!!! Ох, Розаночка — деточка моя-я! Ой, Гречушка да Радушка — кровиночки мои-и!!! — с подвывом рыдала она, а две молоденькие девушки, сидя около нее на коленях и тихо плача, обмахивали бабу передниками.
Рядом с ними на траве сидел мужик со всклоченной бородой и налитым кровью лицом, беззвучно и широко открывавший рот, будто воздуха ему не хватало.
Возле него нашелся и Корр, который в этот момент что-то бубнил и делал пассы над головой и грудью мужчины.
— Как он? — спросил его Тай, соскакивая с коня.
— Да, вроде, уже ничего… — ответил Ворон, не оборачиваясь.
Тогда Тай, не подходя к ним, направился к дому, бросив в сторону Ли:
— А ты оставайся здесь, в дом не смей заходить!
Но, не успел он дойти до крыльца, как из двери вывалился еще один мужик. Он был помоложе и бледный, но такой же всклокоченный, как и тот, над которым сейчас ворожил Корр.
Мужичок далеко не ушел — плюхнулся тут же на ступеньку, да там и остался сидеть, раскачиваясь из стороны в сторону и тихонько воя — жалобно так и протяжно. И только, горемычный, успел пристроиться на лестнице, как в проеме показался Вик с мутным взглядом — этот был не просто бледный, а прямо зеленый какой-то. Ни на кого не обращая внимания принц тихо-тихо, по стеночке, спустился и направился куда-то за дом.
«— И правильно!» — решил Ли, оценив его состояние: «— Негоже принцу блевать при всем честном сельском люде!»
Минуты ожидания тянулись долго. Во дворе ничего не менялось, если не считать лица мужика, постепенно приходившего к нормальному цвету. Видать, сказывалась ворожба Корра.
Бабища также голосила, девушки также тихо плакали и махали на нее фартуками, а народ, за забором, также волновался.
Устав ждать и решив, что про него все забыли, Лион потихонечку двинулся к крыльцу. Обойдя раскачивающегося мужичка на ступенях, он бочком протиснулся в дом… и почти сразу пожалел о своем опрометчивом поступке.
В сенях, тут же за порогом, на спине и раскидав руки, лежала молодая женщина, пригвожденная вилами к полу.
Крови было не много. Так, только возле зубьев, что впились ей в грудь, виднелись на белой рубахе небольшие пятнышки особо незаметные среди соломинок и кусочков земли, осыпавшихся с неочищенных вил. Глаза убитой были широко открыты, их застывший взгляд, и выражение всего лица, говорили о крайнем ее изумлении в последний момент жизни.
От этой бескровной, но такой явной смерти совсем еще молодой женщины, от этих уже неживых, но еще удивленных глаз, Лиону тут же поплохело и захотелось поскорей уйти. И нет бы, ему вернуться обратно, но ноги сами понесли его дальше в дом.
А там…
Первое, что увидел Ли, ступив в комнату, была валяющаяся посреди нее разбитая глиняная статуэтка Светлого. И она, и кружевная салфетка, на которой та когда-то, стояла, и охапка бумажных цветов, служивших ей украшением — все было свалено в кучу и щедро полито чем-то красным.
Это же красное, размашистыми брызгами было и на побеленных известью стенах, и на оконных занавесках, и на перекошенной скатерти стола.
«— Как соком помидорным…» — почему-то именно эта мысль пришла в голову парня. Мозги парня, по ходу, уже начали отказывать и ни в какую не хотели признавать очевидного.
Из-за стола, полуприкрытые съехавшей скатеркой, высовывались чьи-то небольшие ножки в простых с деревянными подошвами башмачках.
Ли чуть продвинулся, чтобы разглядеть получше. Но его взгляд наткнулся на маленькую девочку, может еще и грудную. Она, в ярком цветастом платьице, как брошенная тряпичная кукла, раскинув ножки и ручки, лежала чуть дальше кучи с оскверненной статуэткой Светлого… ее голова напомнила Ли о раздавленных ногой шершавых орехах…
