Вальса поморщилась — даже сейчас вспоминания об этом были неприятны и вызывали раздражение. А тогда… как же она тогда напугалась!
Рано утром, тайком, девочка выбралась из крепости и кинулась в деревню к бабке-знахарке, со слезами моля ее спасти от ужасной болезни. Бабка та, дай ей Светлый здоровья, зная, что девка без матери да одна среди мужиков растет, пожалела ее, приголубила, все объяснила. Но с тех пор, осознав свое природное отличие, которое по малолетству замечать не хотелось, стала Вальса приглядываться к женщинам, с которыми сталкивалась в призамковой деревне. И то, что она видела, ей не нравилось.
Что рыхлые бабы в широких цветастых юбках, которые делали их еще толще и неповоротливее, что молодые деревенские девицы, с их тяжелыми налитыми титьками и крепкими задами — заставляли ее нервничать, ожидая полного взросления. Как такие ляхи обернуть штанами то можно? Сраму, точно, не оберешься! А в юбке, да с подобными телесами, и на лошади не поскачешь, и с мечом не управишься.
Поэтому, весь последний год девушка прожила, вообще, как на иголках! Каждое утро, натягивая штаны и рубаху, она с замиранием сердца прикидывала, не становятся ли они ей тесны.
И вот теперь, стоя перед этим роскошным зеркалом, она первый раз в жизни задумалась о том, что так ли была права, стремясь во всем походить на мальчика подростка? Женственные линии прекрасного платья не могли полностью скрыть отсутствия этих самых качеств у фигуры, на которую оно было одето. И, что самое печальное, Вальсу это обстоятельство вдруг стало расстраивать. Мало ей что ли других переживаний?!
Этот чудный наряд, кстати, был единственным знаком внимания странного дядюшки, а за одно, и единственным ограничением, вынесенным ей за все время пребывания в замке.
После того, как они с Гэмом по приезду поприсутствовали в трапезной в тех же штанах, что были на них в дороге, им был передан наистрожайший приказ хозяина, что молодой господин может поступать, как ему вздумается, но девица благородного происхождения обязана выходить к столу в платье. Тогда, похлопав глазами от неожиданности, Вальса попыталась объяснить слуге, что она их вообще-то не носит. И причина этого проста — никаких платьев-то у нее и нет.
Тот, выслушав ее в своей обычной манере, то есть, молча и совершенно безэмоционально, удалился. Но не прошло и часа, как он вернулся, неся на руках это чудо портновского искусства. Где уж он его раздобыл за столь короткий срок, можно было только догадываться… ну, или вообще не задумываться — не морочить себе голову! Все равно, он на заданные вопросы никогда не отвечал…
Кстати, после того первого вечера, господин маг так в трапезной больше и не появлялся, а значит и платья на ней не видел.
«— Вот пусть сейчас и посмотрит! Может, в штанах-то оно и лучше было бы…» — злорадно подумала Вальса, выходя в дверь, понадеявшись насолить если уж и не словом, то хотя бы своим несуразным видом гадкому дядюшке.
Следуя за слугой, девушка пыталась унять биение своего сердца. Почему то, по мере продвижения к библиотеке, оно вдруг ударилось в бега, и теперь застряло и трепыхалось где-то в горле, мешая дышать. Понимая, что нужно успокоиться, девушка постаралась рассуждать здраво и уразуметь, почему это вдруг все чувства ее в один голос завопили об опасности.
«— Да, дядюшка не был гостеприимным и радушным хозяином. Он не производил впечатления душевного, доброго человека, но… жестоким, вроде как, тоже не показал себя, скорее уж отстраненным и невнимательным. И его следует понять — знаменитый маг, занятой человек, живущий много зим один, а ему, можно сказать, навязали двух подростков. С этим все ясно» — рассуждала она, мысленно раскладывая «по полочкам» все обстоятельства.
«— Так, что еще? Возможно, паника в чувствах возникла, потому что Гэм уехал, и я осталась одна? Да, скорее всего».
Пока Вальса пыталась разумными доводами убедить свои испуганные чувства в неразумности, а сердечко загнать на положенное ему место, они со слугой спустились из башни и вступили в основные покои замка.
«— Вот, поэтому и жутко!» — проговорила себе девушка, оглядываясь по сторонам и все еще пытаясь убедить себя, что ничего особенного в ее страхах нет.
Коридоры, залы и анфилады комнат, по которым они шли, были темны настолько, что приходилось себе подсвечивать даже днем. Все окна были наглухо закрыты ставнями, которые никогда, как успела заметить Вальса, не открывались. От этого в помещениях стояли кромешная тьма и холод. А обустройством всех этих многочисленных покоев, видимо, вообще никто и никогда не занимался. Ни красивой мебели, ни драпировок, ни гобеленов, положенных залам господского замка, нигде и в помине не было — везде только голые стены, кое-где покрытые плесенью, как в подземелье.
Кстати, кроме выделенных им с Гэмом спален, единственная, более-менее похожая на жилую комната, которую видела в замке Вальса, была трапезная. Там стоял стол и вокруг него несколько стульев с высокими спинками, а окна, поверх ставен, завешаны шторами, что придавало ей хоть какое-то подобие уюта, несмотря на каменные стены. И всегда, когда они там находились, горел камин, разгоняя промозглую сырость, свойственную другим помещениям.
Привыкнув за последние дни ко всем этим странностям дядюшкиного дома, девушка никак не была готова к тому, что откроется ее взгляду.
Когда слуга распахнул двери библиотеки, и она обвела глазами большую комнату, у Вальсы создалось впечатление, что она попала в обычные, совершенно нормальные покои, хотя, по ее же подсчетам лестничных пролетов, они должны были оказаться в глубоком подземелье. А после ставших за десять дней уже привычными пустых залов и переходов, казалось, что огромное помещение даже перегружено мебелью!
Вдоль стен до самого потолка громоздились полки, заставленные книгами в кожаных и деревянных переплетах, горками свитков в футлярах и без, просто стопками непереплетенных листов бумаги. В редких просветах между ними висели большие полотна в разноцветных разводах с размашистыми надписями.
«— Видимо карты каких-то земель», — поняла девушка — она такие в рабочем кабинете отца видела.
А все остальное пространство, упакованное в стенные шкафы, было загромождено настолько, что, казалось, и пола невидно. Глаза впопыхах выхватывали из общей груды: хрустальный шар на треноге, длинный стол, заставленный узкогорлыми посудинами, раскрытый огромный фолиант на подставке, явно дохлый неизвестный Вальсе зверь с вытаращенными стеклянными глазами и распятый на перемычках… и еще, множество разных предметов, которым на первый взгляд и названия-то не подберешь.
Так же, непривычным для этого дома холода и мрака было то, что эта конкретная комната оказалась ярко освещена и хорошо протоплена.
Свет, казалось, был повсюду — свечи горели не только в обычных пятирогих настольных подсвечниках, но и в высоких, выше человеческого роста, канделябрах, которые были расставлены по углам библиотеки. Да еще и три светильника из витого металла свешивались с высокого потолка, неся на себе не один десяток свечей.
