— Вот еще чулочки, цветочными феями вязанные — там таких не найдешь: одни из цветов дикой розы — это для красоты, мож где и в женское платье нарядишься, а две пары из шерсти фавнов, самые, что ни на есть теплые, — с этими словами мать отступила в сторону, давая дорогу бабушке, которая стояла рядом с полными руками пакетиков и мелких склянок.
Закладывая все это в мешочек, она принялась перечислять:
— Это от жара, это от боли, это кровь остановить… — потом махнула рукой и со словами: — Сама разберешься — кладу только то, с чем ты знакома, — сгребла все разом, затянула мешочек и уложила его в сумку.
Затем достала из кармана фартука перстень со светлым, как их «семейные» глаза, изумрудом, потерла его фартуком и одела на палец внучке. Тот, немного поерзав, плотно облепил пальчик новой хозяйки — как тут и жил!
— Это чтоб твою человеческую магию усилить — слаба, да и не образована ты еще. Да и оберег он сильный — его чей еще моя прабабка заговаривала, — и, обождав пока перстенек пристроится, обмотала его длинной белой тряпочкой, такой же, что порезы и раны мужикам деревенским бинтовала.
— Его, конечно, снять с тебя не просто будет, но так — от греха подальше, чтоб лихих людей не искушать — пояснила она, и, не удовлетворенная приметной белоснежной чистотой повязки, зацепила у очага немного золы и втерла ее в ткань.
Тут настала очередь отца свою заботу проявить:
— Лук со стрелами не даю — кто его знает, как там дело повернется? Может и нельзя будет до поры до времени уменье свое проявить. Так что я тебе вот что приготовил… — он протянул дочери небольшие ножны с выглядывающими оттуда резными костяными рукоятями.
Та достала один квилон, покрутила его в руках, подкинула, примеряясь — хорош, что в руках, что на вид! А как же иначе? Эльф делал! Лучше может быть только гномьей работы, да и то, если вышел из рук знатного мастера. По форме он был похож на укороченный меч с обоюдоострым прямым клинком и слегка изогнутой крестовиной на цилиндрическом черене, способной отстранить клинок противника. Баланс ощущался ровно по центру и если учесть некрупную гарду, то при желании, а вернее, при большой необходимости, его можно было и метнуть.
Парные кинжалы, также как и лук, были в среде лесных эльфов самым пользуемым оружием, умению владеть ими учили с самого детства. Сражение на квилонах в исполнении двух эльфийских мастеров напоминало скорее искусный танец, чем жестокую схватку, столь отточенными, плавными и синхронными были движения соперников во время боя. Впрочем, простому человеку многое рассмотреть и не удалось бы — все-таки скорость и реакция у воинов были эльфийскими. Конечно, противостоять полностью закованному в латы рыцарю, эльф, вооруженный лишь кинжалами и собственной ловкостью, не смог бы. Но вот для всех остальных, несмотря на малый размер оружия, такой воин был бы очень опасен.
Из-за оторванности от Мира никто достоверно не знал, пришла ли эта традиция от древних светлых предков или зародилась уже здесь, в Лесу. Так что возможно теперь, именно Льнянке и придется это выяснить.
Обращению с парными кинжалами ее учил сам отец. Конечно, против него или других взрослых эльфов, она, скорее всего, не выстояла бы в настоящем сражении. Но вот в том Мире, в который она сейчас отправлялась, и который в большей мере был населен именно простыми людьми, ее мастерства, в каких-то экстремальных ситуациях, должно было вполне хватить.
— Я их, вишь, поскромнее сработал — без каменьев там, без золота. Чтоб тоже, значит, поменьше внимания привлекали, а так они идеальные — острые, сбалансированные и кое-какими заклинаниями прикрыты от порчи… а управляться ты с ними умеешь не хуже, чем с луком, — как-то виновато сказал отец, стесняясь, видно, своего скромного дара.
— Я вижу, пап! Они потрясающие! — успокоила его Льняна, прилаживая ножны к своему ремню.
— Вот еще, что я приготовил, — более бодро произнес отец, успокоенный тем, что подарок вроде как понравился, и достал из своей сумки бутылку с фиолетовой Сажевой настойкой. — Это, в общем-то, не тебе — за знакомство поставишь своим попутчикам, они такого больше нигде не попробуют.
— Поить мужчин?! Когда она… с ними одна там… — заволновалась мама, стараясь отобрать посудину с выпивкой у мужа.
— Да нормальные мужики — я видел. Не бойся — они в твоей дочери и женщины-то не увидали… если только… — ответил отец, ловко уворачиваясь от цепких рук жены.
— Что только? А?! — тут же уловила недоговоренность в его словах мать.
— Ну-у… только если она сама на ком-то не повиснет… — как-то неопределенно уклончиво ответил отец, засовывая бутыль в дочерин мешок и затягивая его.
— Да ладно тебе Веселина, к твоей дочери просто так не пристанешь — умеет за себя постоять. Чей не простая деревенская девчонка! Да и мужу своему поболее доверять стоит. Неужто он ребенка абы с кем отпустил?! — урезонила дочь Масляна, всучая каждому по кружке молока и сдобной еще теплой булке. — Ешьте, давайте, да идти надо… — закончила она все разговоры разом.
Выйдя за порог во двор, бабушка придержала за руку дочь:
— Я так думаю, нам с тобой Веселинка не стоит идти на берег. Давай здесь с девочкой простимся.
От этих слов бабули Льнянка аж мешок из рук выпустила, а мать споткнулась — да не готовы они так скоро прощаться!
Но, ни одна, ни другая, так и не успели разразиться гневными тирадами в ответ, их внимание отвлекла выпорхнувшая из-за дома светящаяся искра. Через мгновение искорка преобразилась… в Лялю! Зависнув перед лицом ошарашенной Льнянки, с дырявой, чуть больше мужского кулака, тыковкой в руках, она стала что-то щебетать и пихать ту девушке в ладони.
— Лялька! Ты почему из Лесу улетела? И зачем мне испорченная тыква? — отмахиваясь от нежданного подарка, воскликнула девушка.
Феечка досадливо покачала головой на недогадливость подружки и спустилась на землю. Затем легко развязала, казалось бы, тугой, затянутый отцом узел дорожного мешка, и заложила туда сверху тыковку, а сама скользнула внутрь.
Начиная догадываться, в чем собственно дело, Льняна подняла тыкву и заглянула в дырочку:
— Ляль, ты хочешь отправиться со мной? — пораженно спросила она, наблюдая, как внутри полой тыковки фея согласно качает головой и довольно откидывается на мягкую подстилку.
— Я должен был догадаться! — вскричал отец: — Там что-то было, но о таком я и подумать не мог! — но что он там такого удивительного видел в своем шаре, о чем не смог догадаться, рассказать он так и не успел, его неопределенные возгласы прервала, как всегда рассудительная и практичная бабуля:
— Да оно и к лучшему. А ты Ляль, — постучала она пальцем по тыковке, — раз идешь с ней, денюшки-то прибери к себе в домик — целее будут.
А потом были слезы, обнимания, обещания и последние наказы — в общем, все, что положено при расставании на долгие времена трех родных и любящих друг друга женщин. А потом… еще раз по кругу, и еще… пока отец, разве что не силой, не увлек дочь на дорогу.
