Мда… закон этого строгого разделения распространялся даже на прихожан, а поэтому тут же возникал закономерный вопрос:
«— А нам-то куда ступать, влево или вправо?» — и, как не стыдно было признавать — ну, не помнил Вик этого!
В этот момент, вроде в очередной раз, но так, как будто прямо над храмом, молнии разродились каскадом вспышек — одна ярче другой! И вся эта ослепительная феерия, проникнув в чертог сквозь хрустальные окна, вспыхнула, переливаясь, и высветила белоснежное изваяние Светлого, каким-то по-настоящему нереальным Божественным светом!
И тут же загремел гром — многоступенчатый, догоняющий и опять накатывающий! Залетая в храм, он торжественно бил по стенам, устрашающе вибрируя между ними.
«— Точно, прямо в купол ударило!» — успел подумать Вик, падая на колени и делая Божественное круговертие. А потом он зажал уши и зажмурил глаза.
Где-то рядом на полу сопел и елозил испуганный эльфенок. Что делал в этот момент Тай — непонятно… было уж совсем не до него!
Долго ли, мало ли времени прошло — неизвестно…
— Вы бы хоть дверь за собой закрыли, может ни так страшно было бы… — раздался над ними низкий с большой долей насмешки в интонации голос.
Вик поднял голову и открыл глаза. Прямо над ним стоял тот самый богомолец, что давеча, когда они пришли в Храм, молился коленопреклоненный перед статуей Светлого.
Это был старый уже человек, если судить по первому взгляду на него: широкие когда-то плечи — сгорблены, длинные волосы и борода, выбеленные временем, тонкими неживыми прядями спускались на простую, без каких бы то ни было изысков мантию. Лицо старца покрывали глубокие морщины, а кожа была желтоватой, сухой и полупрозрачной, как древний пергамент. Но вот глаза его на этом лице, казались совершенно нестариковскими — ясно — голубыми, не мутными и не слезящимися. А взгляд их был острым, заинтересованным и тоже насмешливым, как и голос.
Стоило Вику поднять глаза, как этот внимательный взгляд впился ему в лицо, а затем старец потянулся к нему рукой и осторожно повернул к себе, той стороной, на которой были вытатуированы древние руны принадлежности к Правящей Семье Эльмерии. На секунду глаза старика стали задумчивыми, а потом он отнял руку от подбородка Вика и прижав ее уже к своей груди, поклонился:
— Извините любопытного старика, мой принц! Но я должен был убедиться, что сие буйство природы, при вашем вступлении в храм, не просто совпадение обстоятельств, а Знак свыше, — сказав это Вику, он окинул взглядом и Тая с Ли, стоящим за его спиной. И уже всем: — Поднимайтесь молодые люди, проходите к Огню, поклонитесь Создателю Нашему, — и указал рукой направо от себя.
В этот момент и приметил пораженно Вик, что старик этот сам стоит на разделительной полосе и вполне уверенно себя на этом месте чувствует!
«— О Светлый! Да это же сам Старец — Хранитель Обители!» — и, не успев толком подняться с пола, он опять бухнулся на колени, прося благословения.
Встретить Старца в Валапийском храме да еще получить его благословение — это же, как говорят, такая удача! Потом, чуть ли ни всю жизнь, столь редко дарованная благодать будет следовать за тобой, принося удачу и счастье! В народе рассказывают и о нищих, получивших благословение Старца, и ставших через несколько зим богатейшими людьми. И о женщинах десятизимиями не могущих родить, а после, одаренные благодатью, рожавшие двойню. А уж о разных больных и хворых, выздоровевших после наложения руки Хранителя — таких рассказов и не счесть!
Только вот повстречаться с ним почти невозможно — редко выходит он в храм к людям. Его дело своей Светлой благодатью оберегать Обитель да древний документ, незнамо уж сколько тысячезимий, хранящийся в ее стенах.
Старец не отказал, но усмешка его, да и фраза, сказанная перед наложением руки на Викову голову, показались ему странными:
— Как же вы еще молоды, мой принц!
Но, не будет же он лезть с вопросами к святому человеку, когда тот к нему удачу и счастье привлекает!
Тут и ливень закончился. Громыхнув напоследок откуда-то издалека усталым раскатом, гроза ушла в горы, оставив вместо себя легкий искрящийся на выглянувшем солнце дождик и радугу в полнеба.
А не успели они втроем, вслед за Старцем, дойти до Огня, как в дверях нарисовались и Ворон с Льнянкой. Корр, сотворив Божественное круговертие и поклонившись, не задерживаясь, направился к ним. А вот Лёна в растерянности застряла на входе. И точно, что прикажете делать девице прикидывающейся парнем в храме, где мужчины и женщины по разные стороны к Светлому подходят? Толи инкогнито свое открывать, толи правила Обители нарушать!
Наверное, так бы и осталась стоять бедная, блымая глазами и смущаясь, если бы не Старец. Обернувшись на стук шагов вновь вошедших, он несколько минут разглядывал их. А когда стало ясно, что один из них в храм войти не решается, тихо так, сказал:
— Проходи, милая, — и пошел ей навстречу, протягивая руки, как к гостю дорогому.
И хотя голос его был тих, но толи поразительная акустика храма, толи волшебство момента поспособствовали сказанному, но призыв его был услышан и Льнянка, более не робея, двинулась к нему навстречу.
А Храм сиял!
Купол, та его часть, что была выточена из скального уступа, оказывается, имела такие же хрустальные фрагменты, как и на окнах. И теперь лучи солнца, сочась и сбоку, и сверху сквозь умытые дождем стекла, бликуя и искрясь, наполняли зал и заливали изваяние Светлого немыслимо чистым светом.
А на душе Вика стало легко и покойно…
И вдруг пришло осознание, что его навязчивый ночной кошмар, совсем не кошмар, а благословение данное Создателем. И с детства пугающий его дракон совсем не страшен, а на самом деле светел и прекрасен как этот ясный воздух в Доме Его! И он белый! Нет!! Серебряный дракон!
ГЛАВА 6
Эль неслась среди верхних ветвей деревьев, ловко лавируя меж шелестящими на ветерке листьями. Ее цель — целая поляна, заросшая розовыми свечками, головокружительный и сладостный аромат которых притягивал ее просто неимоверно. Под стройный гул крыльев она на мгновение зависла над манящей свечой, выбирая цветок, и с легким шлепком приземлилась на один из самых крупных.
«— У-у, вкусная пыльца! Как ее много!», — радостно пронеслось в голове, пока ворсистое тельце облеплялось ароматной сладостью.
А потом на следующий цветок… и следующий…
«— А теперь, гребешками счистить, счистить, счистить… а потом набить поножку… набить, набить… — этот однообразный труд наполнял сердце Эль невообразимой радостью. — Принесу домой пыльцы — много, много, много… наполню соты, соты, соты… будут дети сыты, сыты… сыты…»
Внутри, в самой сердцевине ее радостных мыслей что-то было лишним — оно возилось и мешало полностью отдаться чудесному делу. Эль постаралась вникнуть в раздражающий зуд и тут же ее прострелила отрезвляющая мысль: