Так они и ехали. От Золотого Эльмера к Драконовым горам, а потом вдоль хребта и до Тенебриколя темных эльфов. До столицы не стали продвигаться, а почти сразу, как пересекли границу, начали забирать в горы.
А там, в самой верхней деревушке, в которой уже не просто случались заморозки, а выпадал и настоящий снег, они простились с воинами охраны.
Расплатившись с наемниками, отец стал искать им жилье. А дело это оказалось нелегким — деревня, в которую они прибыли, была крайней к необжитым горам и никаких торговых, да и просто проезжих путей через нее не проходило. А раз так, то и трактиров, сдающих комнаты путникам, в ней не было.
Одно единственное заведеньице, которое можно было бы назвать так, куда по вечерам заходили местные жители и иногда забредали вольные охотники, было всего лишь маленьким полуподвальчиком в обычном доме. В нем можно было выпить горького темного эля и съесть чего-нибудь непритязательного, но горячего, а вот остановиться на постой было негде. И только к вечеру, к самым сумеркам, отец смог договориться о постое с бедной вдовой, живущей на окраине.
Женщина эта была уже в годах, но не совсем старенькая, как бабка Лесняна, и, как большинство народа в этих краях, имела толику эльфийской крови в своих жилах, поэтому была высока, темноволоса и выглядела еще полной сил. А звалась она теткой Вьюжаной, что наводило на мысль — что когда-то, годов пятьдесят назад, она появилась на свет в холодную зимнюю пору. Впрочем, может и не пятьдесят, а несколько больше зим назад — кто их знает этих потомков эльфов…
Домик у нее был небольшим, сложенным из нетесаного темного камня, задней стенкой примыкающий к скале, отчего из комнатки под крышей, которую она им выделила, можно было при желании выбраться из окна прямо на крутой склон.
А расположеньем комнат, скошенным потолком над кроватью и уютом маленьких помещений этот дом напомнил Эль их старое жилье, еще в Литсе, наполнив, в очередной раз, душу девочки тянущей тоской.
Хотя теперь-то чего тосковать?! Они были в конце своего пути и, возможно, уже завтра она увидит так давно покинувшую их мать.
Но… дни проходили за днями и, ни завтра, ни послезавтра, встреча с матерью не случалась. Каждое утро отец чуть свет уходил в горы искать Зачарованную Долину и возвращался, когда уже на небе высвечивались звезды.
А Эль оставалась дома, по мере возможности помогая тетушке Вьюжане по хозяйству. Но, что можно было делать зимой, а в этих краях она уж почти сместила осень, в маленьком доме двум хозяйкам, пусть одна из них уже немолода, а второй и десяти зим нету? Задать корм немногочисленной скотине да трапезу на трех человек сготовить, да прибрать чуток — и все.
И вот, переделав все дела еще до полуденной трапезы, которую женщина и девочка проводили вдвоем, старшая садилась с рукодельем — или шерсть прясть, или вязать, а младшая уходила к себе в комнату. И сидела в тоске, что прочно прижилась в ее душе, и смотрела в окно на улицу, прося вечер, который приведет папу домой, нагрянуть побыстрее.
Хуже стало, когда окно снегом замело…
А гадкий «жучок-червячок», купаясь в этой тоске, жирел и здравствовал, нашептывая, что и не надо мать искать, раз она сама найтись не хочет!
Одно спасенье было — это Гаврюшенька. Котенок как чувствовал «гада», и как только тот принимался бубнить, старался отвлечь девочку от горестных мыслей, заигрывая с ней. То подол ее платья вокруг ног замотает, то косу, играючи, растреплет, то сам за что-нибудь зацепиться и повиснет. И ну орать! Какой уж тут нудный «жучок-червячок» — тут друга спасать надо, а там и опять до игры недалеко.
Но тут пришла еще одна беда — амулет, сплетенный для Эль диной Лесняной, стал распускаться. Травинки, выбиваясь из плетенья, крошились и ломались, а ниточки, видимые только девочке, надрывались. И стал ветер, хоть и не часто пока, наведываться снова — даже снег под окном на склоне раскидал, чтоб в щелочку створок к ней пробраться. А был тот ветер уже зимним, поэтому не просто холодным, а обжигающе ледяным. И комнатку их с папой выстуживал с лёту…
Но, как ни странно, и тут помог Гавр. К этому времени он уж вытянулся и подрос, и был теперь жилистым и голенастым, а выглядел, как обычные коты… ну, наверное, месяцев в шесть.
И вот, когда налетал ветер, и начинал навязчиво ластиться, колясь острой поземкой, Эль прогоняла его, обнимая котенка и черпая силу у друга.
Да и сама девочка теперь по-другому вела себя с ветром — больше не просила, не уговаривала, а строго, даже приказывая, гнала того вон. И когда он начинал сопротивляться и гнул свое, она, как путник, имеющий кроме двух ног еще и палку, опиралась не только на свою природную магию, но и на силу кота. Да и потом, когда они совместными усилиями выгоняли ветер, она больше не чувствовала ни слабости, ни жара.
В общем, раз от разу, при поддержке Гавра, она училась справляться с «навязчивым псом» все лучше и лучше. Вот только не знали они, как сделать так, чтоб он совсем оставил их в покое, и, пролетая мимо, не замечал вовсе.
Так и жили.
И вот, не далее как за полторы десятницы до Великого Зимнего праздника, к тетушке Вьюжане нагрянули сыновья. Занимались они охотничьим делом, а жили с собственными семьями в соседних деревнях. Двое высоких черноволосых мужчин были веселыми и шумными — как они сами говорили, что в глуши лесной намалчиваются вусмерть, а потом-то на людях общенье впрок и восполняют.
Сначала-то, как они приехали, Эль их буйных дичилась, пока они с шутками и песнями запасы, что матери привезли, в чулан да погреб растаскивали. Но потом пообвыклась, и уже вечером за столом вместе со всеми сидела.
А вот отец, по лесам-горам находившись, и, видно, тоже без людей нажившись, сразу с ними сошелся, тем более что сам любил и шутку, и песню веселую. И даже в тот день на поиски не пошел, а помогал Ясеню и Гусю дрова колоть да в шиш укладывать.
Да оно может и к лучшему, потому что пригляделись к нему мужички за время-то совместной работы да прониклись к его бедам сочувствием, и за вечерней трапезой много дельного подсказали. Особенно Ясень. Гусек-то, как поняла Эль, совсем молодой был — только год, как женился, а вот старший-то брат уже и ума по жизни набрался, и разумности.
Вот что он сначала рассказал отцу, а потом и предложил сделать:
— Живу я в деревне поболее этой — к ней дороги аж от трех таких сходятся. А еще, бывает, проходит через нас караван из нескольких повозок, а при нем всегда незнакомых мужиков человек шесть. Мы-то тут все, что по склонам живем — каждый друг другу родня аль знакомец, а эти совсем незнамо откуда беруться. Да и едуть они со стороны, где никто не живет. Но вот ту деревню, про которую ты Альен говоришь, многие из нас видели. И думается мне, что хоть они там и волшебники, но совсем-то без людей жить не могут. Вот и посылають иногда караваны разные — можеть за припасами, а можеть и с товаром каким, — он остановился, чтоб эля хлебнуть, а отец уж в нетерпении заерзал на стуле. Эльмери его понимала — сама не могла дождаться, пока дядька кружку свою выхлебает и продолжит рассказ.
