— Триста стражников с собой дам, триста чернавок!
— Нет.
— Пятьдесят телег загружу поклажей!
— Не возьму.
— Дюжину пирогов в дорогу прикажу испечь!
— В реку выкину.
— Да что ты душу мою терзаешь-то?! — выкрикнул царь, хватаясь за голову. — Как же я тебя… одну-одинёшеньку…
— А ты что думал? — Забава оправила полюбившийся сарафан и перекинула за спину косу. — Пойду я по городам да сёлам, а за мной вереницею стражники поскачут? Да от меня не только суженый, но и контуженный сбежит! Не бывать этому!
— Но Забава…
— Нет, я сказала! Ты пойми, батюшка, коли мне уготовано все царства объехать, прежде чем любимого найти, неужели стражники да чернавки делу помогут? Не нужны мне лишние люди, ни к чему они. А чтобы в пути не скучно было… Вон, возьму с собой Глашу, — она обернулась к служанке. — Пойдёшь со мной? Не откажешься?
— Да разве я могу отступиться, хозяюшка? — Глаша благодарно улыбнулась. — По ночам бы не спала, за тебя переживала, а так спокойнее, подле буду, подсоблю, коли надо.
— Спасибо. Вот только не знаю, как к этому твой наречённый отнесётся. Свадьба же не за горами.
— Ой, — отмахнулась чернавушка. — Подождёт! Чай, не на всю жизнь расстаёмся. Не беспокойся, царевна, не стоит оно тревог.
— Ну, коли уверена…
— Уверена, не сомневайся. Так я пойду, вещички соберу?
— Только самое необходимое!
— А как же… — закивала Глаша, пятясь к дверям. — Самое необходимое… Угу… Самое-самое, и больше ничего… Ну, если только самою чуточку.
Какую «чуточку» решила добавить к сборам Глаша, так никто и не узнал.
* * *
С отъездом решили не затягивать, и уже в обед, под огорчённым взглядом батюшки-царя, Забава с верной наперсницей выехали из дворца.
— Ну что же… в добрый путь, — улыбнулась красавица, едва Медное царство осталось позади. — Как думаешь, куда повернуть?
— А чего думать-то? — пожала плечами Глаша. — Куда глаза глядят, туда и ехать надобно.
— Твоя правда. Значит, прямо?
— Прямо.
Долго ехали. Благо дорога ровная попалась, купцами вдоль и поперёк изъезженная. На закате к Золотому царству выехали.
Хотели было в ворота постучать, на ночлег попроситься. Да в этот момент последние солнечные лучики за горизонтом спрятались. Охнула Забава, сама себя за плечи обхватила, скукожилась, зелёной кожицей обросла и стала вновь лягушкою.
— Вот незадача, — покачала головой Глаша. — Как же я теперь ночёвку выпрашивать буду? Ведь решат, что беглая… Эх, видно под открытым небом спать придётся, делать нечего.
Не впервой в лесу ночь проводить, привычно для дочери землепашца, потому не растерялась, лежанку соорудила да костёр развела. Тихо по ночам в Золотом царстве, бояться нечего.
А поутру вновь в путь тронулись. Решили, что раз судьба не пустила в ворота, то и искать там любовь не надобно.
Долго ли, коротко ли дорожка стелется, скоро уж и второй день кончается, на горизонте Лукоморье замаячило, а суженый всё никак не находился. Что делать?
Города и деревни царевна проезжала, в беззаботные очи молодых парней заглядывала, но молчало сердечко, ничего не говорило.
— Эх, Глашенька, чувствую, долго мне странствовать придётся.
— А разве плохо? Мир посмотришь, себя покажешь, а там, глядишь, и найдётся тот, кто нужен.
— А если нет?
Чернавка задумалась.
— Ну, а коли нет… Авось нам Демьян этот окаянный на глаза попадётся, уж мы его к стенке припрём! Заставим заклятье снять!
Рассмеялась Забава, так нелепо выглядела чернавка с угрозой во взоре, будто и в самом деле способна злодея одолеть.
— Чего смеёшься? — спросила та.
— Хорошая ты, Глаша. Верная. Не думала, что и вправду со мной отправишься.
— Да как бы я тебя отпустила-то? Чего удумала… Неужто позволю одной разгуливать? — чернавка осуждающе качнула головой. — Я ж за тебя ответ держу. Царь-батюшка велел от бед и напастей тебя оберегать, а посему, давай-ка, побыстрее поскачем, солнышко уже вновь к горизонту клонится, вот-вот исчезнет.
Чем ближе к Лукоморью подъезжали, тем чаще слышался весёлый гомон и громкий смех.
— Что там? — нахмурилась Забава. — Неужто праздник?
— Сейчас узнаем.
Глаша подъехала к одинокому старику, стоявшему на обочине.
— Здравствуй, добрый человек.
— Ась? — сдвинул брови он, поворачиваясь левым ухом.
— Здравствуй, дедушка!
— А-а… И тебе не хворать, девонька.
— Торжество у вас, что ли?
— Ась?
— Торжество, говорю, или просто горло дерут?!
— Торжество, девонька. Сам Кощей Бессмертный празднество устраивает! Ох и пир закатил!
— А по какому поводу праздник-то?
— Ась?
— Праздник, говорю… Кхе-кхе, чуть не охрипла. Праздник, по какому поводу?!
— Ась?
Забава махнула рукой.
— Оставь, Глаша. Дай ему монетку за наше здоровье выпить, и не надрывайся, а то, и правда, осипнешь. Да и нет нам никакого дела до повода. Жуть какая, если честно. Боязно с Кощеем в одном граде ночевать. Может опять, в лесу?
— Ты царевна или нет? На перине спать должна!
— Да мне сейчас всё одно: перина, любо голая земля. Пойдём в лес, Глашенька, пойдём подальше.
В лесу было тихо и мрачно.
Лукоморская чаща вообще сильно отличалась от Золотого и Медного. Не виднелись тонкоствольные деревья, не бежали весёлые ручейки. Монолитные, многовековые дубы, да низинные болота, вот и вся красота. Нет, конечно, и полянок было предостаточно, но видимо находились они в другой стороне, не в той, куда заехали путешественницы.
— Хмарь какая… — протянула Глаша, оглядываясь.
— И мгла, — поддакнула Забава, и тут же дёрнулась. — Ой!
— Что такое?
— Закат.
Р-раз и вот уже вместо царевны, на крупе коня восседает лягушка. Утирает лапёшками мордочку, хмурит зелёные бровки.
— Нда… — чернавка вздохнула. — Наверное, никогда не привыкну к такому диву. Ладно уж, давай спать ложиться.
Лягушка кивнула.
— Я вот тут примощусь, а ты подле сиди. Не уходи. То есть… не упрыгивай. Потеряешься!
Лягушка вновь кивнула, дёрнула ножкой, и, соскочив в траву, квакнула.
— Ага, — поняла Глаша. — Вот там и спи. Сладких снов, царевна.
