Арлин кивнула, вспоминая розу Сирену, которую нес на руках паладин.
— Я никогда не слышала о подобного рода наказаниях, — проговорила она.
— Потому что прежде их и не существовало, — тут же ответил Рейнар. — Это была идея Хекса. Он же поведал мне, что дракайны умеют разделять боль.
К этому моменту он уже убрал руку от спины Арлин, видимо, увлекшись разговором. А она неловко повернувшись, тихо зашипела. Мужчина тут же вернул ладонь.
— Не надо! — попыталась его остановить фея, не желая, чтобы Рейнар тоже страдал.
Но мужчина только покачал головой, продолжая рассказ:
— Это была новая информация для меня. Прежде Хекс не говорил ничего подобного, а я никогда не пробовал забирать чью-то боль. Я страшно рисковал. И все же знал, что если не попробую, другого шанса у нас не будет вообще.
Арлин громко сглотнула, невольно покрываясь холодным потом при воспоминании о случившемся.
— Я сказал его величеству, что, несомненно, он будет очень мудрым правителем если позволит тебе искупить свою вину с помощью зелья “Молчания смерти”. Оно убивает все живое, стоит жертве произнести хоть звук. Этот напиток давно известен в Беларии, но в качестве меры наказания он никогда не использовался. Вердан заинтересовался и даже согласился снизить количество ударов плетью, решив понаблюдать за необычной казнью лично. Похоже, он был уверен, что ты не выдержишь и закричишь, — мрачно рассказывал Рейнар.
Арлин резко выдохнула, позвоночник пронзила судорога остаточного страха.
Мужчина осторожно провел рукой по ее спине, и в тот же миг все прошло. Словно теплая волна прокатилась по коже, забирая не только боль, но и воспоминания об испытанном ужасе.
— А зачем была нужна роза? — тихо спросила Арлин.
— Чтобы подтвердить качество зелья, — ответил Рейнар. — Ведь оно могло быть подменено другим, а то и просто не действовать. Замолчавший цветок — это знак, что зелье работает.
— Понятно, — выдохнула фея. — А как насчет тебя? Получается, у тебя с самого начала получилось разделить мою боль?
От прикосновений Рейнара по ее телу то и дело скользили горячие мурашки.
— С первого же удара, — кивнул мужчина. — Я почувствовал, как кожу на спине разрывает от ощущений, которые ты испытывала. Рубашка пропиталась кровью так, что часть даже начала стекать через рукав, — он криво ухмыльнулся. — Я надеялся, что никто не заметил, кроме тебя.
— Значит у тебя на спине такая же рана, как у меня? — с ужасом поняла фея, едва не вскочив на ноги, но сильная рука дракайна снова прижала ее к постели.
— Иногда я сам завидую собственной регенерации, Арлин, — улыбнулся он мягко. — Все зажило в тот же вечер. Не волнуйся.
— Вечер? А сейчас?..
— Вечер следующего дня.
— Прошли уже сутки! — воскликнула она с ужасом. — Я лежу тут так долго?
— И пролежишь еще столько, сколько понадобится, — жестко ответил он.
— Но как же лекции, академия?.. — и слова вдруг застряли у нее в горле, а сама она вся поникла. — Хотя я, наверно, больше не имею право преподавать…
— Я отменил ваши лекции до полного выздоровления, сьера Вейер, — строго ответил дракайн четко поставленным голосом ректора академии, — но, как только это произойдет, вам придется вновь приступить к своим обязанностям. И, уверяю вас, что лично прослежу за тем, чтобы вы нагнали со студентами все упущенные занятия…
Он казался ужасно строгим начальником в этот момент, но глаза продолжали весело светиться. Они больше не были темными и не отдавали до черноты жженой карамелью или еловой смолой. Где-то глубоко на их дне Арлин видела знакомые золотые искры, и от этого все внутри нее вспыхивало от едва сдерживаемой радости.
Как только он договорил, фея вдруг ощутила себя абсолютно счастливой. Это было глупо и наивно, но так восхитительно прекрасно, что она внезапно пересилила себя и бросилась ему на шею.
И поцеловала. А он обвил ее руками и ответил на поцелуй.
Арлин больше не чувствовала боли. Ни капли дискомфорта, только жар, который поднимался в груди и обжигал ее. Она чувствовала, как руки Рейнара осторожно касаются ее, как обхватывают лицо ладони, как большие пальцы мягко ласкают шею, спускаясь к ключицам. Словно он боялся причинить ей лишние страдания.
Но от его прикосновений она не ощущала ничего, кроме огня где-то под желудком, шаровой молнии, которая становилась все больше и все сильнее заставляла ее тело напрягаться, а дыхание становиться рваным.
Арлин начала догадываться, что отсутствие боли — заслуга Рейнара.
Она на секунду замерла, прикусив губу, больше всего на свете не желая отстраняться от него, впервые чувствуя, что больше не хочет строить внутри себя преград. Но все же взглянула в его глаза, снова горящие искрами золота, и серьезно спросила:
— Ты снова страдаешь вместо меня? Не делай этого. Я способна выдержать это и сама.
Мужчина застыл, вглядываясь в ее лицо, и Арлин показалось, что он умудряется ласкать ее одним взглядом.
— Тебе больно сейчас? — тихо просил он, напряженно сдвинув брови.
— Нет, — покачала головой Арлин и сжала губы. — Ты явно опять что-то сделал, потому что я не чувствую ран и хотела бы удостовериться, что они у меня вообще есть.
Рейнар улыбнулся и облегченно выдохнул.
— Хвала богам, — проговорил и снова коснулся ее губ, словно ему было тяжело долго этого не делать.
Арлин вздрогнула, потому что каждое его движение словно поднимало ее температуру. И сейчас, когда ее тело, казалось, вообще не напоминало о случившемся вчера, она сама могла думать только об одном. О том, как трудно становится дышать рядом с Рейнаром. Как горит кожа от его поцелуев.
И как она устала бояться близости с ним.
До этого мига все, что руководило ею — было пропитано страхом. Арлин боялась навсегда стать зависимой от Рейнара. От метки, которая въедалась в ее плоть, грозя навечно запечатлеться у нее на груди. Иногда она в ужасе просыпалась ночью от кошмаров, в которых ее ловили паладины и, обнаружив брачную печать, убивали, как монстра Разрыва.
Однако, в реальности, несмотря на все предосторожности, ей так и не удалось этого избежать. Как бы ни была она осторожна, все равно оказалась на эшафоте буквально на волоске от смерти.
После этого что-то изменилось в Арлин. Словно стены, которыми она прочно отгораживалась от внешнего мира, наконец-то лопнули и рассыпались в прах. А она ходила по их осколкам босыми ступнями и больше не испытывала боли.
Какой смысл бояться всю жизнь паладинов, если рано или поздно погибнуть можно от простого случая? Страх не просто делал ее уязвимой и лишал даже призрачного шанса на счастье. Он превращал ее в тень самой себя. В туман, который грозит развеяться по утру, потому что, как только встает солнце, ничто уже не удерживает его над землей.
