– В том, что с тобой произошло, виноват я. Прости. Недосмотрел и недооценил, – сказал он.
– Есть и моя вина, – посчитал нужным ответить я. – Нужно было более внимательно выбирать место приемки блоков.
– Ты это ты! Ты за свое уже пострадал. А я должен ответить за свою вину.
Говорил он искренне, с комком в горле. Выразил мне сочувствие, пожелание скорого выздоровления и вскоре ушел.
Больше Павел не видел этого человека. Говорили потом, что его, а также крановщика сняли с работы и возбудили уголовное дело.
После обеда снова были капельницы. Пока я лежал под капающей кишочкой, пришел незнакомый молодой мужчина в накинутом на синий мундир белом халате и издали показал удостоверение помощника прокурора. Он долго и обстоятельно допрашивал меня о том, что и как произошло со мной на стройке, все записал и в конце заставил расписаться на нескольких страницах.
Так прошел второй день моего заточения в черной темнице, и снова наступила ночь.
Вторая ночь прошла намного хуже, чем первая. Даже после успокоительных уколов я стонал и кричал так, что Оля вынуждена была позвать дежурного врача. Тот замерил давление, послушал легкие, сердце и что-то продиктовал медсестре. Мне был сделан еще один укол, и я, наконец, ненадолго уснул.
А утром произошло событие, которое сильно повлияло и на мое настроение и на общее состояние. Во время обхода доктор Николай Маркович внимательно посмотрел результаты анализов, легонько без нажимов обстукал мою брюшную полость и сказал, обращаясь больше к пожилой медсестре с тетрадкой в руках:
– Помимо сотрясения мозга травмирована и воспалена печень – результат сильного ушиба. Кровь в моче – идет воспалительный процесс в почках… Фанерный щит из кровати можно удалить – позвоночник цел, не задет. – И дальше, уже обращаясь ко мне: – Тебе повезло, строитель: поломано два ребра, все остальные кости целы.
– Да как же это? – Я не мог так сразу все понять.
– Кости у тебя целы – значит, и мясо нарастет, – заметил доктор. – Видать, силен твой Бог. Не все такие полеты, как у тебя, заканчиваются успешно.
– Спасибо, доктор.
– Скажи спасибо также маме с папой за то, что дали тебе крепкие кости.
После таких новостей можно было позволить себе немного положительных эмоций и мыслей.
Ближе к обеду в коридоре раздался скрип несмазанной медицинской каталки, и громкий повелевающий мужской голос:
– Остановите карету, мадам!
Через пару мгновений в проеме двери показалось нечто: сначала – загипсованная левая нога и загипсованная правая рука на палках, упирающихся в бинты на груди, затем протолкнулось массивное туловище в больничной пижаме, обнимающее левой рукой хрупкую «мадам»-санитарку, и голова в чалме бинтов с торчащим красным распухшим носом.
– Привет! – хрипло сказала голова в мою сторону, и с помощью санитарки новоприбывший начал устраиваться на кровать. Это было непростое дело: надо было как-то пристроить ногу в гипсе, потом стреляющую в потолок руку. Наконец, кряхтя и постанывая, новичок кое-как лег и первое что спросил:
– А персональная параша у меня будет?
– Будет, будет, – подтвердила санитарка. – Щас принесу тебе судно и утку.
– Ну, полный кайф. А то, говорят, удобства в конце коридора.
– Нет, нет. Тебе ходить нельзя.
Начали знакомиться.
– Павел.
– Александр Патраков, горный инженер.
Оказывается, он работал недалеко от Желдора на руднике сменным инженером. Не новичок: третий год после института. История, которая с ним произошла, настолько дурацкая, считал он, что даже говорить неохота.
– Спустились утром в шахту, – рассказывал Александр, – и все разошлись по своим местам. Я пошел осматривать забои. По пути увидел в одном из штреков, что кровля там ненадежная и может в любой момент от вибрации обрушиться и упасть… Что?.. А, да… кровлей мы называем пласт горной породы, расположенный выше рудного тела. В том пласте было тонн десять. Я позвал двух шахтеров, чтобы показать им места, где следует подработать пласт и потом спокойно обвалить его. Для убедительности я даже влез на большой валун и стал показывать вот этой рукой, которая сейчас в гипсе, где и что нужно сделать. В это время в соседних забоях заработали отбойные молотки, кровля сама обвалилась и сыграла на меня.
– Как же ты живой-то остался? – Моему удивлению не было предела. Десять тонн должны были раздавить инженера как гусеницу.
– В том-то и дело. При таком обрушении породы я не должен был выжить ни при каких обстоятельствах. Однако произошло чудо: ударом пласта меня забило под валун, пласт переломился, удар пришелся на каску и на правую руку. Но я остался жив.
– Чу-де-са! – молвил я. – Диво-дивное. Со мной ведь произошло нечто подобное, правда, больше по моему недомыслию. – И я рассказал инженеру историю своего падения.
– Да, брат, – горестно вздохнул Александр. – Если поразмыслить, то получается, что мы с тобой счастливчики.
– Что-то я пока не чувствую себя счастливчиком: у меня отбило все потроха. От боли готов на стенку лезть.
– Это все пройдет. Мы с тобой еще пацаны: все заживет как на собаках.
– Дай-то Бог!
– Главное, мы живы.
Помолчав, мой новый сосед высказал еще одно соображение, над которым я думал весь остаток дня:
– Раз остались живы, значит, на то была причина. И причина не просто в том, что так угодно было судьбе. А в том, что мы, наши души, еще кому-то нужны. Нам дан шанс – еще пожить и отработать этот щедрый подарок судьбы.
Александр рассказал немного о себе, о своих родителях, которые живут недалеко, в Караганде. Они из числа ссыльных и не имеют пока права выезда.
А я все думал и думал: кому я еще нужен, кроме своей матери? Кому нужна моя душа? И как я должен жить, чтобы оправдать свое существование?
Вечером пришли дядя Вася и Мишка Рошкован. Они принесли яблоки, которые в здешних местах да еще весной – большая редкость, и старались ободрить меня.
Следующий день начался с обычных процедур и обхода, а после обеда появился еще один пациент, который стал третьим обитателем нашей палаты, – Володя Кулебякин. У него правая рука была в гипсе и как крыло моноплана на палочках крепилась к груди, голова же, как у нас с инженером, была в бинтах, из-под которых местами проступала кровь.
Патраков не удержался от комментариев:
– Наша черная палата приобретает интересную специфику: она становится обителью стукнутых по голове.
История Володи была простой. Он – водитель «МАЗа», самосвала, – утром на растворном узле загрузился и вышел на трассу. Навстречу, не торопясь и сильно чадя, шел груженый «МАЗ» с прицепом. Вдруг сзади из-за него выскочил на встречную полосу «ЗИЛок» и начал обгон. Но «МАЗ» с прицепом занимали много места, и обгон не получился. А Володя шел на приличной скорости и вот-вот должен был поравняться с «МАЗом», – что делать? Если б он резко не отвернул, то лоб в лоб столкнулся бы с «ЗИЛом». Кулебякин рванул руль вправо – а там довольно высокий косогор. Его дважды перевернуло и сильно трахнуло по башке. Но он сам вылез из кабины.
