Мы развели костер, сварили ведро каши с тушенкой, ведро чая. И закатили знатный пир. Дети были невероятно довольны и потом еще долго говорили: «Помните, какую вкусную кашу с дымком мы ели на Ангаре?»
Ангара оказалась совсем не такой безобидной, как представлялась. Однажды ночью я проснулся от страшного гула, очень похожего на орудийный. Сильно дрожала, как перед стихийным бедствием, земля. Не раздумывая, наскоро натянув штаны, я бросился на улицу, где уже находились многие односельчане. Вдребезги пьяный Толик, хозяйский зять, вытаращив безумные глаза, бормотал, держась за забор:
– Это что – атомная война?
Ему никто не отвечал. Гул снова повторился.
Было страшновато.
Опять задрожала, почти зашевелилась под ногами земля. Похоже на землетрясение.
Люди стояли испуганные, не понимая, что происходит и что надо делать.
– Ангара. Это Ангара! – сказал, наконец, один из соседей, старый «бурундук». – Пошла, матушка. Лед, значить, тронулси.
Старик не торопясь перекрестился и пошел домой.
Все встало на места. Война пока отменялась…
Почему-то на Ангаре ледоход проходил по ночам. За одну ночь река, обладавшая невероятной силищей и быстрым течением, полностью освобождалась ото льда.
Вскоре началась навигация, и по просьбе директора школы я на катере поехал в город на межрайбазу. Катер вел сам капитан Сухарев, с которым мы были хорошо знакомы, поскольку Инна, его дочь, тихая девочка с кроткими голубиными глазами, училась в моем классе. Сухарев помог мне получить и привезти на леспромхозовской машине два большущих рулона линолеума. Мы с мужиками погрузили линолеум на катер, еще какие-то ящики с запчастями, и отвалили. Дома с трудом затащили рулоны в вестибюль школы.
Оказалось, линолеум был предназначен для покрытия классных досок. Доски во всех классах были старенькие, деревянные; в течение года их нужно было красить черной краской несколько раз. А покрытие из линолеума покраски не требовало.
Собрались мы с трудовиком Александром Георгиевичем вдвоем и стали совет держать: как устроить это покрытие? Почитали литературу. Рекомендация была одна: линолеум нужно сажать на клей. Раздобыли полбочонка белого порошка – клея. Набили мешки песком для балласта. И работа пошла.
Нашлось много добровольцев из числа ребят старших классов, которые готовы были до поздней ночи работать с нами. Сама собой возникла ремонтная бригада, которая и после моего отъезда летом вместе с учителями и родителями продолжала заниматься ремонтом и покраской парт и классов.
Впоследствии, работая в других учебных заведениях, Павел всегда привлекал учащихся разных возрастов и к ремонтным работам, и другим общественно полезным делам. И всегда удивлялся тому, какое рвение к работе при этом проявляла ребятня. Причем в большинстве случаев подобный труд либо был бесплатным, либо плата была символической.
* * *
Наконец в мае пришел ответ: Люба писала, что обстоятельства складываются таким образом, что ей, вероятно, придется переезжать к родителям в наш город. Что это были за «обстоятельства», которые понуждали к изменению образа жизни, было неясно.
Но я воспрянул духом: раз она приедет на мою территорию, то есть шансы… Есть!
Я начинал понимать, что мне нужно будет пошустрее двигаться и не ждать, что все само образуется.
Позднее, уже при встрече кое-что прояснилось. Оказалось, баба Нина продолжительное время внушала внучке, что той пора замуж. Ну, внушала и ладно – кто же не желает добра родному дитяти. Однако настойчивость бабушки превзошла всякие границы: она присмотрела внучке жениха, местного грузинского мужчину по имени Ясон. Правда, ему было под сорок, но зато он служил в местном военкомате на хорошей должности и уже был майором. Дважды майор являлся с визитом и цветами и во время церемонии чаепития давал понять, что Люба ему нравится. По времени это совпало с последними днями пребывания Павла в Сухуми. Но Люба отвечала демонстративным невниманием к майору и дерзостью к бабушке и дедушке. Сватовство майора не состоялось. Это было первое «обстоятельство».
Тогда баба Нина неожиданно применила насилие: заперла Любу на целый день в квартире. В результате нервного срыва Люба свалилась: заболела бронхитом и провалялась почти месяц… Это было второе «обстоятельство».
Все эти подробности, к сожалению, стали Павлу известны много позднее.
Однако было еще и третье, гораздо более важное обстоятельство, о чем Люба почему-то не решилась написать сразу…
* * *
В конце мая проходил заключительный в учебном году праздник – последнего звонка. В этот день школа прощалась не только с привычными урочными занятиями, от которых, по правде говоря, все порядком устали, но и с выпускниками – восьмиклассниками. После выпускных экзаменов они могли продолжить обучение либо в Озёрнинской десятилетке, либо в городе.
Пришли родители, официальные гости.
Мы построились во дворе. Восьмиклассники были героями праздника. Их было всего восемь человек: четверо парней в непривычных строгих костюмах с галстуками, которые почему-то постоянно сбивались набок, и четверо совсем взрослых девушек в традиционных белых фартуках и с пышными бантами на головах.
Было много здравиц и напутствий. Были и награждения отличников и ударников. Кроме директрисы Валентины Ивановны, речь держал председатель родительского комитета, крупный мосластый мужчина, леспромхозовский тракторист, которой поблагодарил педагогов и, называя фамилии, выразил благодарность также и «молодому учителю истории и немецкого языка Крёстному». Я был польщен. Выпускники преподнесли учителям жарки – таёжные цветы, которые в эту пору стали появляться на лесных полянах вокруг поселка.
Но самым интересным оказалось выступление председателя поселкового совета товарища Ухова. Этому уникальному человеку было лет около восьмидесяти, но он был еще крепок и головой, и телом. Известен был тем, что в Гражданскую войну партизанил и в составе дивизии знаменитого Дворянова освобождал Приангарье от колчаковцев, потом руководил передовым в районе колхозом. Совершенно неграмотный, он, тем не менее, был в курсе всех событий в своей вотчине, поселках Брусничном, Нижнем, Приморском и в селах Чама и Гилоть, и неплохо управлялся с хозяйственными и финансовыми делами. На банковских чеках и платежных поручениях он старательно выводил «И. Ухов», и ни один начальник никогда не подвергал сомнению подлинность подписанных им документов.
Старый партизан был не шибко речистым, но зато человеком деловым:
– Товарышшы! Савецька власть должна помечать своих стахановцев и ударников. За эницативу (инициативу), путёвый труд ради обчества и школы наш сельсовет решил пометить геройских бойцов трудового фронту и их командеров товарышшев Михеева и Крёстнова и наградить денежным довольствием. И вот я имя щас выдам награды.
