Контингент пока не впечатлял.
* * *
Ялта не была для Павла местом, совсем уж не знакомым. На заре их с Любой семейной жизни они бывали здесь во время почти свадебного путешествия. «Почти свадебного» потому, что поженились они зимой, а медовый период продолжался весной и плавно перерос в летнее путешествие. Предполагалось побывать в Сухуми, Одессе, а потом большую часть лета провести у Пашиных родителей в Молдавии.
После недолгого сухумского гостевания у Любиных родных были по великому блату бабы Нины куплены билеты на теплоход до Одессы. Теплоход назывался «Адмирал Нахимов». Да, да, тот самый…
Почти неделя в плацкартных вагонах до Москвы, затем до Сухуми, потом несколько дней в однокомнатной коммуналке вместе с бабой Ниной и дедом Гришей… Они чуть не озверели от невозможности телесной близости: молодые же, кровь бурлит, гормоны играют. И когда попали в узенькую каюту «Адмирала» с одним иллюминатором, наконец почувствовали свободу.
После полугода семейной жизни они все еще были как молодожены. Ходили, взявшись за руки, в безлюдных местах обнимались и целовались, как будто век не виделись. Они постоянно хотели друг друга, и каждому казалось, что его желание ненасытно.
В половых делах оба были неопытны, «Кама-сутру» не читали – такие книжки в те годы не печатали, – никаких секретов и премудростей не знали.
Вдобавок продолжали стесняться друг друга. Как и в первую ночь, раздеваясь, она просила:
– Отвернись, не смотри.
– … … …
– Можно, я поцелую здесь?.. – тихо нашептывала она, прощупывая губами завитки волосьев на его груди, животе…
– А можно… здесь?..
Он замирал от ирреальности происходящего, веря и не веря, что все происходит не во сне, а наяву. Целовал ее горячие, пунцовые губы – она их не красила, – ямочки на абрикосовых щеках, шею, в которой сильно пульсировала артерия, небольшие упругие груди с припухшими сосками… Она постанывала, что-то шептала… Его понимающие руки, жадные губы и язык скользили по мягкому животу мимо пушистых зарослей… скользили по внутренней части одной ноги, потом другой… потом возвращались к месту, пахнущему цветущим подсолнухом и скошенной травой.
В Ялте «Адмирал» стоял четыре часа. Молодые прошли экскурсионным маршрутом от морского вокзала вдоль набережной, гостиницы «Ореанда», до приморского парка. Потом среди кривых улочек разыскали домик Чехова, несмело вошли в него и были поражены простотой и скромным уютом комнат, в которых жил, дышал, двигался, разговаривал и работал писатель…
Вечером на теплоходе они плыли дальше: до Евпатории, потом – к Одессе. И любили друг друга… Им никто не был нужен, даже в ресторан выбирались нехотя. Они полностью находили удовлетворение друг в друге. И были так счастливы, как могут быть счастливы молодые, сильные, здоровые люди, понимающие друг друга с полуслова, полувзгляда, легкого прикосновения, любящие и точно знающие, что лучше того, что происходит с ними здесь и сейчас, ничего на свете быть не может.
Несколько дней спустя, по приезде к родителям в Бельцы, когда она сказала, что «у нас, кажется, будет ребеночек», он в избытке нежданной радости сграбастал ее на руки и сделал несколько кругов вокруг старого ореха:
– Как же я люблю тебя, моя маленькая.
О чем может мечтать молодой мужчина? О любимой и любящей жене, прекрасней которой нет никого на свете. О детях, которых она родит ему. Еще, конечно, – о надежных друзьях, об интересной работе, о достатке в семье. Но главное – о жене, верной дружине.
Ему, Павлу, сказочно повезло: все это у него было.
Все!
* * *
И вот…
С момента, когда человек ступал ногой на ялтинскую набережную, его жизнь четко делилась на две части: до и после. Все, что было до этого, все его счастливое или несчастное прошлое со всеми радостями и печалями покидало его, уходило куда-то в сторону и на неопределенное время не то чтобы забывалось, нет, просто оно ложилось куда-то на полочку, за шторку. Все, что начиналось после, манило своей многообещающей новизной и представлялось острым, как восточные пряности, терпким, как старое вино, и загадочным, как сказки Шехерезады.
Постепенно размеренный уклад жизни санатория, мягкая прохлада приморской осени, неторопливые прогулки по набережной, беззаботные разговоры – все было целебно, все было полезно – все действовало умиротворяюще. Обитатели санатория менялись на глазах: вчерашние сутулые, желчные, с потухшими взорами пришельцы из разных мест Союза понемногу отходили от повседневной семейной и служебной суеты, дрязг, стрессов, выговоров с занесением и без.
Люди веселели, распрямлялись, рассказывали анекдоты армянского радио и рвались на танцы. Но самая забавная особенность курортного воздействия поголовно на всех отдыхающих – вытеснение за пределы сознания всех повседневных мыслей и забот, за исключением одной – мысли о лицах противоположного пола. Что бы ни делали, о чем бы ни говорили, все сводилось к одной теме – близости мужчины и женщины. От этой темы невозможно было уклониться. Непривычно смелые взгляды встречных женщин, которые приятно заводили, застольные беседы в столовой с пространными комментариями о том, кто за кем ухаживает, рискованные шуточки и разговоры с подтекстом «про это» – все подталкивало ко греху: давай, смелее вперед! тебе уже подают знаки внимания! и, может быть, где-то здесь, в толпе та, с которой тебе будет хорошо! она, твоя радость, где-то рядом! у нее веселые глаза и, наверное, сладкое тело! она тоже ждет! она тоже хочет тебя! ну, давай! Казалось, вся атмосфера курорта была пропитана флюидами флирта и предвкушением легких приключений. Эта атмосфера не могла не подействовать на нас, неофитов.
Уже на третий-четвертый день проживания в санатории мои соседи по палате обзавелись дамами. Первым пленником соблазнов стал скромный Петро, поддавшись чарам довольно смазливой бабульки, намного старше его по возрасту. Теперь и после завтрака, и во время принятия процедур, и после обеда и ужина она неизменно сопровождала Петра, крепко держа его под руку. Он смущенно улыбался, но не вырывался.
Следующим был Гера. Как-то после обеда, когда мы обычно отдыхали, он неожиданно привел в нашу палату незнакомку. Она была невелика ростом, едва доставала Гере до подбородка, с плоским круглым лицом, веселыми ямочками и малюсеньким носом, настолько вздернутым, что анфас видны были только дырочки ноздрей. «Зина, – представил ее Гера. – Моя землячка из города Новая Ляля».
В отличие от молчаливого Геры землячка оказалась говорящим фонтаном. Она тут же сообщила, что замужем, работает на деревообрабатывающем комбинате инженером ОТК. Она легко перешла на еврейские анекдоты и сразу же рассказала такую историю:
«Абрам приходит домой и, увидев жену в постели с мужчиной, спрашивает: „Сара, это что такое?“ – „А я знаю? – говорит Сара, вылезая из-под мужчины. – Какой-то босяк. Никаких приличий: ни тебе – здрасьте, ни мине – спасибо“. – „Он кто, твой любовник?“ – „Ах, Абрам! Зачем опять эти упроки, подозрэния?“»
