Плюс преподавание фигурного катания в этом вузе отстало на многие годы от современного. Мы изучали теорию чуть ли не по дореволюционной книге. Так просто уже не катались. Это была бесполезная информация, но по ней ставили незачет, и это было проблемой, так как дальше – только отчисление.
Да и заниматься я не успевал, у нас были утренние тренировки с Ириной, обычно в таких случаях шли навстречу – делали свободный график посещения, но нет – опять начали требовать то коньяк, то деньги. Самый забавный, почти анекдотичный случай был, когда я сдавал теорию баскетбола – зачем она мне вообще была бы нужна? Я в школе отлично играл и, в общем, мог ответить на многие вопросы. Преподаватель задавал их 45 минут, это был нонсенс, за мной уже очередь выстроилась, и я на все ответил. Кроме последнего вопроса – как звали преподавателя. Если честно, я не знал – так уж получилось, его имя вылетело из головы. «Иди, спроси у одногруппников», – сказал он мне. Оказалось, что надо было просто положить 50 рублей в зачетку. Я положил, мне нарисовали «сдал», но я запомнил на всю жизнь, как его зовут – Александр Владимирович. Или еще один случай – преподаватель по истории постоянно говорил, что не поставит мне зачет, потому что я выгляжу, как Найк Борзов. Ему было неважно, что я знаю, только как я выгляжу.
В какой-то момент меня все-таки отчислили – это был удар. Для восстановления нужно было 16 тысяч, по тем временам для моей семьи неподъемные деньги. Я не хотел возвращаться в этот вуз с его коррумпированной системой обучения, но родители приняли решение о восстановлении. Помню, мы с отцом шли по Мойке, где Мариинка, мне 17 лет, было страшно стыдно перед папой. «Прости, я больше никогда не возьму у вас денег», – говорил я. И обещание сдержал. Но из вуза я все-таки ушел: забрал оттуда документы и отвез в училище олимпийского резерва.
Глава 4
К началу моих институтских приключений мы с Сашкой встречались уже год, и вместе поступали: она на педагогический, а я на тренерский факультеты. Семья Сашки стала для меня родной. Ее родители сразу приняли меня и тоже подкармливали. Помню, она брала какие-то бутерброды и выносила их на лестницу. Они относились ко мне как к сыну, и в какой-то момент я начал периодически у них ночевать, а спустя года два с половиной уже переехал и жил постоянно. И вот мне пришло в голову, что нам с Сашей надо расстаться. Мне показалось, что молодость как-то проходит зря. Вот все гуляют, а я будто женат. Мне хотелось проводить время с ребятами, только мужской компанией, а мы с Сашей были постоянно вместе, и я принял решение, что мы должны пожить отдельно друг от друга, тем более что рядом был пример ловеласа Смирнова. Он был красив, загорел, накачан и из ночных клубов постоянно уезжал не в наш аквариум, а с какими-то девушками. Мне же постоянно говорил, что я маюсь ерундой: «Все это фигня, у тебя, считай, никого не было, одна – первая и последняя, тебе надо развеяться», – я его слушал как аса и решил, что пора уйти от Саши, вкусить новой свободной жизни.
Правда, на загулы и частые романы меня не хватило, я, не успев расстаться с Сашкой, снова начал встречаться – с одноклассницей Саши Смирнова Наташей. У нее был парень, причем из ее же класса. И мы часто тогда гуляли все вместе по Питеру. Она со своим парнем, я с девчонками флиртую. Я до сих пор помню, как отлично нам было тогда. Все были разные: кто-то жил хорошо, кто-то в коммуналке, но мы отлично проводили время. Сидели на кухнях, орали песни под гитару, гуляли… С Наташей у нас было много общего. Мы совпадали на 100 % во всем. У нее старшая сестра, у меня брат, она на 5-м этаже, я в Перми тоже на 5-м, у нее дверь направо, у меня тоже. Мелочи, но тогда казалось, что это что-то значит. И вот однажды нас накрыло. Мы сидели в общей компании и просто встретились взглядами. Мы сидели и смотрели друг на друга, не отрываясь, и с того вечера начали переписываться, перезваниваться. Не спали ночами, гуляли, говорили. Фигурное катание шло вообще какой-то параллельной жизнью – я хочу быть в Питере, поэтому надо кататься, потому что необходимо оставаться в Питере. Замкнутый круг. Да и никаких особых амбиций у меня в тот момент не было.
Периодически я оставался ночевать у Наташи. Надо понимать, что Питер в тот момент был наркоманским городом – на протяжении всего моего становления и взросления. Бесконечные музыкальные фестивали, куда съезжаются все «кислотники» из Финляндии, Эстонии, Латвии, наркотики продают чуть ли не легально. Стадион «Юбилейный» в этот момент становился рассадником порока – люди бились в экстазе под чем-то, запотевшие окна. Улица Большая Пушкарская была всегда забита проститутками, почти все они наркоманили и за дозу готовы были на многое – огромное количество из них были соседками Наташи и других знакомых девочек.
90 % подростков тогда что-либо пробовали, я не исключение. Тем более что в то время меня трудно было назвать спортсменом и ни на какие сборы и соревнования не ездил, да и что будет дальше – не понимал. Однажды, еще когда мы встречались с Сашкой, помню, пошли с ней и ее друзьями в клуб «Классик» – рассадник наркоманов, где нюхали прямо со столов. Там же и я попробовал «спиды». Честно признаться, эта химия не произвела на меня никакого впечатления, так что первый раз стал и последним, чему я очень рад. А если уж совсем честно, мне и в клубы-то не нравилось ходить, но Саша любила потанцевать под все это «унц-унц», так что я сидел в углу и ждал, когда она уже закончит.
Но уж точно все желание даже подумать принять что бы то ни было у меня отбила сестра Наташи, сидевшая на героине. Она изменила полностью мое представление о наркоманах. Раньше я думал, что это грязные и вонючие существа, которых нельзя уже назвать людьми, и тут попал в семью, где есть такое несчастье.
Мама Наташи была врачом, так что ее старшая дочь кололась под присмотром – было понятно, что вытащить ее невозможно, по крайней мере, в данный момент. Иногда ее «чистили», но она снова возвращалась к героину. От нее закрывали на замки все двери, потому что из дома она выносила все, и помочь ей было практически нереально. Помню, мы смотрели какое-то кино, и Наташа заснула, вдруг зашла ее сестра, спросила, можно ли с нами. Легла. И я понял, что ее трясет – у нее была ломка. Словами не описать, что происходит в этот момент с человеком: я ее успокаивал, гладил по голове, убаюкивал до самого утра, пока ей не стало легче. После той ночи мое отношение к наркоманам изменилось раз и навсегда. Я увидел, как она страдает, понял, что это страшная болезнь… Знаю, что сейчас у нее все хорошо, и очень этому рад.
Питер удивительным образом не затащил меня в мир наркотиков, это был город, где каждый второй либо нюхал, либо был на таблетках. В лучшем случае грибы. Хорошо, что я не подсел, хорошо, что дальше в моей жизни появился серьезный спорт, я попал в сборную, и у меня появился свой наркотик – желание выигрывать.
С Наташей мы провстречались полгода – было все хорошо и спокойно, мы идеально подходили друг другу, но в какой-то момент я вдруг понял, что перестал быть собой, что стал овощем, что в этих отношениях я – не я. Я сбежал, а через некоторое время снова начал встречаться с Сашей. Она приняла мое «давай попробуем еще раз», и мы «пробовали» еще много лет. Бывало всякое, но даже долгие разлуки не мешали нам быть вместе. Помню, через год нашего воссоединения Саша уехала по контракту работать в мексиканский цирк на льду. Контракт был на два года, но она продержалась всего один и вернулась домой, ко мне. Все это время я жил в ее семье, и мы постоянно пытались общаться по очень медленному Интернету с разницей во времени. Кто помнит эти интернет-карточки, работающие через телефонию, тот поймет, что это само по себе было подвигом.
