На этих соревнованиях у меня случилось еще одно важное событие – я перестал бояться произвольной программы благодаря Мозер. За годы работы с Васильевым я привык, что произвольная выматывала меня дико, до такой степени, что я уже задолго до выхода на лед начинал паниковать. Я вкалывал на тренировках один и приезжал на соревнования уже загнанным и уставшим. К стартам Маша приходила свежая, а я выдохшийся. Произвольная программа была всегда особенно выматывающей: и физически, и психологически. От усталости сразу после отката я часто бежал в туалет – меня страшно тошнило от напряжения. Стою перед журналистами в пресс-зоне, а сам только об одном думаю – как бы успеть добежать. Постепенно тошнить меня начинало уже заранее, развилась боязнь произвольной программы, на старт приходил выжатым, не на пике формы. Ко всему прочему мы и приехали после Art on Ice, потренировавшись всего 5 дней, да еще и в среднегорье, а высота – это всегда дополнительная нагрузка.
Мозер заметила, как я меняюсь в лице, каждый раз выходя на лед на произвольную. Даже несмотря на то, что она по-другому подходила к тренировкам, объясняла, что, как и почему надо делать, и я не был уставшим на соревнованиях, фобия осталась. В Курмайоре Мозер не выдержала и подошла поговорить: «Что случилось?» Я сказал, что не доеду до конца программы. Мозер взяла меня за руку и повела со льда в раздевалку: «Ну, раз так, давай уедем, я снимаю вас с соревнований». Для меня это стало шоковой терапией, я вырвал руку и вышел на лед, будто впереди не выступление, а тренировка. Мы сделали отличный прокат. Я спокойно после этого вышел на награждение, и понял, что паники больше нет, нет этой зеленой тошноты. Я был готов к чемпионату мира физически и психологически. Это была наша пятая подряд победа!
Глава 4
Итак, впереди чемпионат мира 2011 года в Японии. Нина Михайловна решила, что нам надо поехать на акклиматизацию заранее. Мы прилетели в Японию ровно в день одного из самых разрушительных землетрясений в истории страны.
Утром мы прибыли в Токио, нас встретили и посадили в поезд. Едем, остановка в Шин-Йокогама. Все спят, я смотрю в окно. И вдруг поезд начинает качаться, народ просыпается, наши шутят. Смотрим в окно, а там ад. Люди держатся за столбы, потому что трясет так, что идти невозможно, выбегают из зданий, все ходит ходуном. При этом в поезде спокойно – японцы что-то говорят, читают газеты. Час стоим, два стоим, три… 5 часов, темнеет. Никаких объявлений, мы вышли за едой. Вернулись. Телефоны не работают вообще. В какой-то момент поезд поехал, ну мы и решили, что все успокоилось. Потом оказалось, что все поезда управляются автоматически, и если что-то случается, они блокируются и едут, только когда поступает сигнал, что пути свободны. Мы знали, что до нашей станции нам ехать часов 8, но поезд снова останавливается через три часа, и все выходят на станции в Осаке. Телефоны по-прежнему не работают, по-английски никто не говорит, на вокзале люди спят на картонках, при этом никакой паники. Для японцев землетрясение привычное явление, и несмотря на то, что в этот раз оно было особенно страшным, люди все равно старались держать себя в руках. А может, это просто свойство характера. Мы же просто не понимали вообще, что происходит, кроме того, что случилось нечто страшное.
Ладно, переночуем в отеле и разберемся – решили мы. Дошли до ближайшего, нам говорят – нет, у нас уже по 15 человек в номерах. Что делать? И тут у Нины Михайловны начала работать старая «Нокиа», которую она взяла на всякий случай. Там куча сообщений, вызовов. Нина Михайловна дозвонилась до знакомой японки Мики Андо, которая тоже работала с Морозовым, двукратной чемпионки мира. Спасибо ей, она по телефону поговорила с таксистом, нашла нам какой-то отель, куда тот нас отвез, и наконец мы заселились – все четверо в один номер. Мы голодные, пошли со Стасом за едой, все купили, вернулись и находим в отеле двух бледных женщин. Оказалось, Таня и Нина Михайловна включили телевизор. И тут до нас наконец дошло, что произошло… Землетрясение, цунами, мы видим съемку, как смыло целый поезд, разрушена часть Токио, причем через 20 минут после того, как мы от него отъехали. И что делать? Возвращаться в Москву? Но как?! А будет ли чемпионат мира при таком масштабе бедствия?
Решили пока действовать по плану – ехать на базу, куда и направлялись, и начинать тренировки. Утром поменяли билеты и отправились в место назначения.
На следующий день наконец заработали телефоны, и я набрал родителям, сказать, что все в порядке. У мамы почти истерика, она рыдает, ругается. Что случилось, не понимаю. «Ты что, не мог позвонить раньше? Ты видел, что пишут, выйди в Интернет!» Успокоил ее, сказал, что у нас все в порядке, просто не было связи. Потом залез в Сеть, а там – ад: «Российские спортсмены пропали в Японии», «Волосожар – Траньков могли бы быть чемпионами» и так далее и так далее. То есть пока мы двое суток были не на связи, до нас попытались дозвониться, и когда не смогли, можно сказать, нас просто похоронили, быстро состряпав новости о том, что нас смыло цунами. Кому какое дело до чувств близких, если можно первым напечатать сенсацию. За эти два дня наших родных просто достали звонками и довели до предынфарктного состояния…
В Фукуоке, где мы тренировались, было спокойно – эту часть не задело землетрясением. Но что происходит вокруг, мы не знали. Жили в спартанских условиях. В Японии так принято: базы для спортсменов без особых изысков. Кровати, душ, туалет, и все. Даже вай-фая и телевизора нет. Ничто не должно отвлекать тебя от тренировок и отдыха после. Из окон нашего спортивного комплекса мы видели взлетные полосы аэропорта – приземлялись только военные и спасатели. В какой-то момент мы узнали, что говорят, что чемпионат мира перенесут в Москву, а мы при этом в Японии, и что делать – не понятно. Спортсменов МИДы их стран начали эвакуировать. Мы сидим, тренируемся – тишина, никакой эвакуации для россиян. Стало понятно, что надо уезжать, и спасибо «Аэрофлоту» – вывезли нас через Корею в Москву. Прилетев, мы узнали, что чемпионат – все-таки домашний. И пока его готовят, у нас было время дополнительно подготовиться. Перед нами стояла задача – не подкачать. Перед своей публикой надо было брать медали. И никак иначе. Между тем в Москве, надо отдать должное, очень быстро организовали чемпионат и провели его на хорошем уровне, учитывая сжатые сроки.
Жеребьевка зависит от рейтинга: первыми в разминке катаются те, у кого рейтинга нет, потом, кто выше и так далее. Рейтинг нужно заслуживать соревнованиями, а у нас за спиной только Курмайор, и мы в 8-м десятке, так что выступали в первых разминках, среди самых слабых пар. Выступили, набрали по сумме баллов 1-е место и до выхода на лед сильных пар оставались первыми. По итогу короткой – малая бронза, вслед за немцами и китайцами. Пришли на пресс-конференцию радостные: ни у меня, ни у Тани не было еще медалей чемпионата мира, и после всех волнений мы рассчитывали максимум на пятерку лучших. Произвольная программа – нам «везет» со стартовым номером, мы последние, это ужасно, потому что нервно сидишь и ждешь, пока откатаются все. К выходу на лед я был уже в предобморочном состоянии, поддержка трибун при этом великолепная, все кричат «Россия», но мне это редко помогает, наоборот, мешает сосредоточиться. Все откатали, и наш выход, последний. Надо показывать все, что можем. Мы выступили всего с одной помаркой – с моей стороны на прыжке – и заняли второе место, проиграв 7 баллов немцам Алене Савченко – Робину Шолковы. Я помню, что на трибунах собрался весь бомонд фигурного катания, и я вижу, как стоя аплодируют Роднина, Мишин, Тарасова, Водорезова. Это было самое запоминающееся для нас с Таней. Мы стали второй парой в мире, стояли на подиуме между бронзовыми и серебряными призерами Олимпийских игр Ванкувера. Для нас с Таней – это было чем-то фантастическим. Про нас заговорили, мы стали звездами, нас начали узнавать на улицах, мы вошли в элиту фигурного катания. А в Японии нам предложили приехать на шоу – они оценили то, что мы были с ними в самый трагический час в их стране. Конечно, мы поехали.
