В процессе лечения мы познакомились с Хорхе ближе. Отец у него был дипломатом, они жили на Кубе, и когда выяснилось, что у сына проблемы со зрением, он попросил назначения в Советский Союз. Врачи обещали помочь сыну, но обманули, оказалось, что у Хорхе неизлечимое заболевание, очень редкое, генетическое.
Хорхе с детства рос в Москве. Получил музыкальное образование, потом психологическое, женился и в 1990-х переехал в Испанию, где открыл свою практику. Но если у испанца есть проблема, он пьет вино или идет в церковь, а не к психологу. Кормить семью при этом было нужно. Хорхе начал думать, что может делать, будучи слепым, и начал изучать терапию разных мастеров, чтобы помогать людям.
Когда мы начали ходить на курс из 10 занятий, он сразу предупредил, что будет дико больно. Мы будем рыдать, кричать, но он сможет поставить нас на ноги. У нас не было вариантов. И да, я не просто кричал, я рвал простыни под собой, а после сеансов не мог прийти в себя и долго еще сидел в машине на паркинге. Я потерял 5 кг, у меня болели все мышцы. Но Хорхе сделал невероятные вещи. Он настолько глубоко проникал в мышцу, что мне казалось, что он ковыряется у меня в костях, и он и правда массажем, постепенно разминая, добирался до самой кости бедра. У меня были кальциевые наросты на кости, остеофиты, и мне все говорили, что их можно убрать только хирургическим путем, но Хорхе как-то это сделал пальцами. До сих пор надо мной смеются все врачи, если я им об этом говорю, но когда я показываю снимки, вздыхают, качают головой и не понимают, как это могло произойти.
После 7-го занятия я уже мог кататься. На каких-то элементах остались фантомные боли, но через это тоже надо было пройти – аутотренингом и настроем. Еще три занятия я прибегал к нему с радостью. Он всегда мог дать совет, оказывал нам с Таней психологическую поддержку. К слову, ей тоже стало намного лучше. Вообще, больше половины олимпийских медалей в Сочи принадлежат Хорхе. Вик Вайлд – сноубордист, Алена Заварзина – сноуборд, Липницкая Юлия, мы… С нашими биатлонистами он просто ездил на сборы, готовил их к сезону, работал в команде у Пихлера. Все обращались к Хорхе, и сегодня все его любят и верят ему. Федор Климов тоже у него лечился. Он вообще приехал на инвалидном кресле, а уехал олимпийским чемпионом. Мы потом всегда ездили к Хорхе – раз в 3–4 месяца.
Я считал и считаю остеопатию почти шарлатанством, пусть уж на меня не обижаются, но она никогда не помогала мне. До Хорхе. Хорхе сотворил чудо.
Хорхе был и остается человеком с русской душой. Он всегда пел во время сеансов, рассказывал про Россию, как он скучает. Он принял православие и назвал детей так, чтобы можно было их звать и по-русски, и по-испански. Сын Эстебан – Степан. Дочь – Кристина. Внук – Лукас. Он мечтал вернуться в Россию. И, забегая вперед, благодаря нам это случилось, потому что без него мы кататься не могли. Он даже на Олимпиаде в Сочи был с нами.
Мы вернулись на лед и начали ставить программу, но вдруг у меня никаких мыслей. Всегда было полно идей в голове, а тут спрашиваю Колю, что для нас есть. Он предложил «Призрак оперы», я отказался. Классная музыка, сильная, но ее катали Таня со Стасом. И она слишком часто используется на льду. Обсуждаем дальше, и тут я вспомнил, что он как-то на тренировку ставил нам скрипичную музыку невероятной красоты. У Коли миллионы подборок, попробуй найди. Оказалось, что это японская скрипачка Икуко Каваи с вариацией Чикконы Баха «Violin Muse». Что мы под нее сделаем? У нас уже сформировался свой принцип работы. Мы – пара, которая не просто катается, а пара, которая всегда рассказывает историю на льду. Решили посвятить номер погибшим в Японии при землетрясении – как раз было два года трагедии. Япония всегда была очень близкой нам страной, и нам хотелось показать это.
Сложность нашей программы была в том, что нужно было продумать не только историю, но и наши эмоции, ведь когда ты берешь музыку с определенной историей и героями, то там все понятнее. Тут все зависело от нас.
Мы сделали программу, где рассказывалась история двух молодых людей, которые теряют друг друга в стихии, находят, и над ними восходит солнце. Костюмы сделали в японском стиле – все розово-серое, будто засыпанное пеплом.
С короткой программой было еще сложнее – мне ничего не нравилось. В какой-то момент Коля не выдержал и зазвал нас в гости. Открыл вино, поставил какие-то закуски и предложил всю его музыку. Он высыпал все свои диски, и мы начали слушать, часами прогоняя трек за треком.
В какой-то момент начал играть блюз – тема из «Крестного отца». Я узнаю эту музыку, но интересная аранжировка – круто сыграно, непривычно. Я понимаю, что есть история: я гангстер, она леди, и я к ней пристаю. Коля все понял без слов.
С утра приезжаю на каток. Подходит Морозов и внезапно говорит, что мы едем в Коннектикут к Ли Энн Миллер – очень сильному известному хореографу. Она редко ставит номера: очень богатая женщина, живет с мужем на яхте и работает только для удовольствия. Я спросил, почему Николай не может сам поставить номер. «Вы видели, как американцы катают «Калинку», русские народные мелодии? – спрашивает Морозов. – Мы, русские, ржем над этим. Они не понимают эти мелодии, так же и мы не почувствуем их историю. Я не могу это поставить, а она может».
Если честно, это был гениальный ход Морозова: он не стал делать то, что не умеет, он нашел человека, который знал, как это сделать. В этом его крутость. Есть гениальные постановщики, есть не очень, но Коля такой один. Суперкреативный, умеющий найти путь. Мы с Таней вошли в историю спорта в том числе благодаря ему. Именно он сделал нам все программы, и они все шикарны.
Ли Энн сразу к делу: «Ну давай, покажи мне себя на льду, какой из тебя гангстер». Я начинаю – причем опыт у меня был, нам в свое время еще с Машей постановщик из Мариинки ставил «Барышню и хулигана». Ли Энн чуть не за голову хватается – все не то. Я завожусь, понимаю, что так дело не пойдет, мне надо чуть-чуть остыть от ее претензий ко мне. Предложил, чтобы Ли Энн поработала с Таней. И тут уже ее начинают учить двигаться, дескать, не надо быть хорошей, такого не бывает. Она должна быть сексуальная, ослепительная, в красном платье. Мы должны быть раскрепощенными, яркими. Таня сначала со скрипом входила – она же хорошая, девочка-солнышко, а тут надо было роковую женщину катать. Я начинаю включать в себе клубного мачо, входить в образ. Сам уже понимаю, что надо, – беру Таню за колено, за бедро подтягиваю к себе.
ЛИ ЭНН СРАЗУ К ДЕЛУ: «НУ ДАВАЙ, ПОКАЖИ МНЕ СЕБЯ НА ЛЬДУ, КАКОЙ ИЗ ТЕБЯ ГАНГСТЕР».
– А положи ей руку прямо на задницу! – внезапно говорит Ли Энн.
– Как?!
– А вот так прямо! Чтобы не пошло, но на грани, – показывает Ли Энн.
Я понимаю, что мы снова разорвем все привычные каноны, что снова породим массу слухов, волнений и критики, а у нас только отношения развиваться начинают ко всему прочему, и сейчас начнется новая волна публикаций.
Уже после того, как мы откатали эту программу на прокатах, оказалось, что пара Столбова – Климов хотели поставить под эту же музыку номер у Жулина. Но они так и не смогли ее почувствовать, и поменяли. И тут Коля был прав: не может русский хореограф поставить такую программу. Мы смогли, потому что ставила женщина, которая это все умеет чувствовать и объяснить. У нас были и стрельба из автомата наложена, и суперклассная дорожка шагов, и сексуальность, и класс.
