До сих пор думаю, что это была их ошибка. Мы откатали так, что они бы выиграли. Даже попали в подборки курьезных моментов Watts на ЕвроСпорт. Я умудрился упасть с захода на выброс! Мы проиграли произвольную третьей российской паре, откатав ее отвратительно, и выиграли по баллам только потому, что хорошо показали короткую программу. Финал Гран-при выиграли, а осадок остался, стало понятно, что надо менять произвольную программу – мы так нашпиговали ее технически, что просто не выкатывали.
Как я уже говорил, Нина Михайловна не любит ничего менять, даже один шаг в сторону – для нее проблема. Но делать нечего. Ей пришлось согласиться, что так дело не пойдет.
У нас после финала Гран-при всего 10 дней до последнего старта в календарном году чемпионата России. Он тоже был в Сочи. За 10 дней мы срочно переделали программу: чуть упростили, переставив местами элементы. Тренировки показали, что программа стала интереснее, элементы легли на музыку идеально, и даже Мозер согласилась, что так лучше. Все-таки мы были парой, которая делала упор не столько на технику, сколько на артистизм.
На чемпионате России в Сочи откатали программу: сыровато, где-то медленно, не блестяще, но смотрелось неплохо. Специалисты нас похвалили, будем готовиться к Европе.
Мы встретили Новый год с моими родителями. Еще летом я решил сделать родителям подарок и купить дом – накопилось небольшое количество денег после шоу, и мне хотелось порадовать их. Мне, конечно, хотелось, чтобы они были поближе, могли приезжать к нам, но папа сказал, что его тянет на Псковщину. Он там вырос, места там классные, природа красивая. Купил им с мамой дом как бы между Питером и Москвой. Тем более что я все еще думал, что вернусь в Питер – мои планы были связаны с этим городом.
Летом и осенью папа ездил в этот дом – постоянно его ремонтировал, что-то доделывал, что-то устанавливал. Дом стал его страстью. И вот после Нового года мама вернулась в Пермь, а папа решил, что хочет навестить свое гнездо. Мы его отговаривали – у него уже был один инфаркт, он пил таблетки, следил за здоровьем. Дорога была сложной, все замело, шел сильный снег, и мама волновалась, что он будет без присмотра. Папа уперся – убеждал, что ему туда надо. В понедельник нам уезжать на Европу, а перед этим 17 января, в пятницу, отец решил ехать на Псковщину. К нам из Перми он приехал на своей машине – «Тойоте Кариб», любил ее, считал самой надежной машиной, но в тот день она не завелась. Он попросил мою. У меня был старый заднеприводный «Мерседес» – по снегу вообще ездить на нем нельзя. Я снова начинаю уговаривать, что не надо ехать туда одному. Ни в какую. Перегрузили все в мою машину…
В субботу утром отец уехал. Звоню – доехал, все там растопил, почистил снег, сказал, что в воскресенье поедет в магазин. Утром в воскресенье снова звоню папе, он быстро отвечает, что перезвонит, как-то невнятно. Хорошо. У нас с Таней – восстановительный день перед отъездом. Сходили на фитнес, в сауну. Потом решили поехать в магазин, докупить какие-то мелочи перед поездкой. На улице холодно, машины нет, едем в маршрутке. Я жду звонка от отца, решаю набрать сам, когда доеду до тепла. Только собрался это сделать, вдруг Таня выбегает из магазина, белая, говорит, что Нина Михайловна звонила и что-то случилось – она заедет к нам на серьезный разговор.
Мы срочно поехали домой. Я, честно говоря, думал, что-то случилось с ее сыном – на Нине Михайловне не было лица. Таня при этом молчит. В какой-то момент я начал паниковать, почему никто ничего не говорит?!
Когда Нина Михайловна позвонила моей маме, еще не разговаривая с ней, я уже понял, что отец умер.
Глава 16
Мама сказала, что папы больше нет. Сердце. В магазине стало плохо, вызвали «Скорую», но не спасли. У меня шок. Нина Михайловна и Таня пытаются успокаивать, но мне только хуже. Я выхожу на лестницу и сажусь. Отец в 500 километрах от Москвы, в морге, машины нет, что делать? Звоню брату, он в Перми по делам. Говорю, что отменю поездку на чемпионат Европы, но вдруг Леша мне отвечает, что я должен ехать, потому что отец этим жил, потому что он был моим самым большим фанатом. Отец даже больше меня хотел нашей победы над немецкой парой, заранее просчитал по программам, у кого контент сложнее. Я должен исполнить мечту отца. Я должен ехать!
Я поплакал на лестнице, отдышался, захожу домой и говорю, что мы поедем. Нина Михайловна в этот момент уже связалась с Министерством спорта, и там всю организацию перевозки папы взяли на себя. И, конечно, спасибо нашему клубу фигурного катания. У нас на катке работают водителями ребята – Саша и Анатолий Васильевич. Они поехали на Псковщину – надо было еще и мою машину забрать. Мама с братом срочно прилетели в Москву и отправились туда с ними. В доме холод, они вместе все у камина кое-как переночевали. Настояли, чтобы отца забальзамировали дважды, чтобы довезти, и с гробом медленно кортежем поехали до Перми почти от границы с Беларусью.
А мы с Таней поехали в Хорватию. Мне было очень сложно. Все ко мне подходят, приносят соболезнования, кто-то уже подзаправился при этом. Мне это было не нужно, никто из них не понимал, что я чувствовал в тот момент. Отец умер за год до Олимпийских игр, это была его мечта, его, даже не моя, и он не дожил… Я сидел и не понимал, ради кого мне теперь кататься, ведь я всегда выходил на лед ради него. Я мечтал выиграть Олимпийские игры, чтобы мой отец самореализовался, чтобы понял, что прожил не зря. Для меня самого – да, было бы круто, но не цель жизни. Я не видел себя выше чем просто участником. Мою победу должен был увидеть папа! Именно ради него я старался побеждать.
ОТЕЦ ДАЖЕ БОЛЬШЕ МЕНЯ ХОТЕЛ НАШЕЙ ПОБЕДЫ НАД НЕМЕЦКОЙ ПАРОЙ, ЗАРАНЕЕ ПРОСЧИТАЛ ПО ПРОГРАММАМ, У КОГО КОНТЕНТ СЛОЖНЕЕ. Я ДОЛЖЕН ИСПОЛНИТЬ МЕЧТУ ОТЦА. Я ДОЛЖЕН ЕХАТЬ!
В самолете мы с Таней сели назад одни, я надел очки и старался ни с кем не разговаривать. Подошел Александр Георгиевич Горшков, президент Федерации фигурного катания, олимпийский чемпион с Людмилой Пахомовой в танцах на льду: «Максим, соболезную, и я тебя очень понимаю, я тоже рано потерял отца». Это было так искренне, у него дрожал голос, и меня отпустила злость. Было видно, что он переживает со мной свою, много лет назад случившуюся, трагедию. Он был искренен, и это чуть-чуть, но помогло.
Спасибо федерации, меня оградили от пресс-конференций и интервью – обязательной составляющей соревнований. Нужно было сходить только на итоговую, да и на лед надо было выходить, а я не спал уже несколько дней. Переживал за семью, как они там едут по зимней дороге с гробом. И как там мама рядом с отцом… Я не знал, как они себя чувствуют. Думал – правильно ли я поступил. И был благодарен брату за поддержку, за то, что он так твердо сказал, что я должен ехать.
Как же было сложно катать нашу развязную программу из «Крестного отца» – тяжело было играть эмоции, которых я просто не мог в этот момент испытывать. Папа еще не упокоенный. Хоронили на 5-й день, чтобы дождаться меня – я сразу после произвольной должен был прилететь, не выступая на показательных. Ну какой из меня мачо в такой момент?
Выходя на лед, я посмотрел наверх, надеясь, что папа видит, и вдруг почувствовал, что он сидит в зале и смотрит. Я, как верующий человек, всегда относился скептически к таким рассказам до этого момента, но тут сам почувствовал. Это помогло, как-то меня подстегнуло.
