– Да не бьют они током!
– А ты возьмись за два сразу, – подначили меня приятели.
У меня хватило ума так и сделать. Меня било так, что зубы крошились, при этом я не мог разжать руки, меня продолжало удерживать на проводах. Честно говоря, я простился с жизнью, и не знаю, что меня спасло. В какой-то момент мышцы обмякли, и я просто упал. В то время, конечно, родители ничего из этого не знали, но подозревали, что я парень беспокойный. Я вообще все время сбегал со двора, ходил на Каму купаться – километров за 10 от дома. Так что коньки не мешали мне попадать в неприятности – я мог просто не дожить до своей олимпийской медали. И можно только представить себе, насколько бы было больше неприятностей, не займи меня родители спортом.
Глава 4
Результатом договора, что я больше не хожу на каток, стало… мое возвращение в спорт. Нет, не потому, что я налажал в учебе, просто так сложились обстоятельства – тренер сделал предложение, от которого мы не смогли отказаться.
Мне было 9 лет. Мой тренер Валерий Домрачев позвонил отцу и предложил мне снова начать заниматься фигурным катанием. Но не у себя, а у очень крутых тренеров в парном катании Валентины и Валерия Тюковых, потому что им нужны были высокие ребята для парного катания, а на тот момент я вырос. Надо сказать, что все ребята в юношеских сборных ездят на чемпионаты мира, на Гран-при за границу, и меня начали уговаривать вернуться, предлагая все это. Я честно отказался – я настолько не хотел на каток, что даже это меня не соблазнило. Правда, когда мне сказали, что у ребят есть свой бассейн и сауна… Я уже говорил, что очень хотел заниматься в бассейне, даже несмотря на мою боязнь воды. Бассейном меня и «купили». Конечно, это был обман. До бассейна и сауны надо было еще дослужиться. Это во-первых. А во-вторых, попал я, конечно, в непростую ситуацию. Мне было 9 лет, а остальные в группе были уже юниоры – от 14 до 18 лет. Для меня это были прямо взрослые дядьки и тетки. Мне что-то разрешали делать в уголочке катка, но и только.
Нас, таких детей, было двое, я и Наташа Локтионова, моя подруга и одноклассница. Мы всегда вместе ходили на каток. Очень хорошая была девочка, милая, дружелюбная. Сейчас она живет в Америке, замужем, двое детей. Вот с ней мы что-то и изображали на льду, но в паре никогда не катались. Да я ничего и не умел – до этого филонил и еще и год пропустил.
Помню, Валерий Николаевич спросил меня, какие прыжки я знаю.
– Перекидной.
– Ну, перекидной – это не прыжок, а так… упражнение.
– Сальхов.
– А еще хотя бы три прыжка?
В фигурном катании всего 6 разных прыжков: аксель, сальхов, ритбергер, тулуп, флип и лутц, но я их не знал. Не знал даже то, что знали люди, далекие от фигурного катания, – тот же тулуп. Флип запомнил, потому что мне нравилось слово. А сальхов называл так и вовсе сариков. Я, конечно, начал тренироваться, но ничего у меня особо не получалось – я был хуже всех. У меня на тот момент даже не было никакого разряда – того же юного фигуриста, что сдается лет в 6. С шестилетками я, 9-летний, и пошел получать разряд – дылда среди маленьких детей.
Я очень хорошо помню тот момент, потому что началась моя взрослая жизнь. Со мной пошел сам Тюков, он тренировал старших ребят, сборников, и на меня до этого момента даже не смотрел. Я тогда понял, насколько он крут: после каждого выполненного элемента он сажал меня на скамейку и давал советы и рекомендации, помогал, не орал, как другие тренеры. В итоге я сдал на свой первый разряд, получив того самого «юного фигуриста» в таком позднем для фигурного катания возрасте. Для всех детей это было игрой, а для меня уже соревнованием. И то, что лучший тренер, работающий со взрослыми, пришел и помогал мне, даже то, что он просто пришел к, казалось бы, бесперспективному мальчишке, многое для меня значило.
Дело в том, что только ленивый не сказал ему, что меня надо отчислить: я занимал место в бесплатной группе, явно не дотягивая до уровня остальных. Для меня загадка, почему меня держали, почему тренер всегда заступался за меня, что он во мне видел. Тем более что я сам не проявлял никакой любви к этому виду спорта, хотя уже и относился к нему спокойнее. Иногда мне вроде как что-то нравилось. Конечно, тот факт, что можно было забить на учебу, значительно облегчал жизнь. Родители перестали требовать оценок, учителя традиционно относились к спортсменам снисходительно – дескать, что с них взять. Да и в бытовом плане жить стало проще – мне многое сходило с рук из-за того, что я ходил на тренировки.
Примерно лет в 10 я поехал на свои первые соревнования. Я точно помню, это был город Березники, примерно в 200 километрах от Перми. Естественно, я очень хотел поехать на поезде с ребятами и уговаривал родителей. «Может быть, это мой единственный шанс в жизни, когда я смогу съездить на соревнования!» – говорил я им, когда они предлагали вместе доехать на машине. В итоге уговорил, хотя папа просил прислушаться к здравому смыслу и поехать с ними: по железной дороге надо было ехать всю ночь, на 100 километров дальше, чем на автомобиле, но я бы непреклонен. Мне купили плацкартный билет, как и всем другим ребятам.
Я помню, как первый раз зашел в поезд. Для меня все было ново и незабываемо: плацкарт, запах угля, которым топили, жар титана, пыльные матрасы, белье, которое нам выдали, куча людей с едой в узелках. Тогда все это было дико круто! В какой-то момент мне захотелось в туалет. Я стал спрашивать ребят, куда идти, – я был единственным, кто еще ни разу никуда не выезжал, и для меня они были опытными товарищами. «Чувак, тебе придется терпеть до Березников», – решили они надо мной подшутить. Конечно, я им не верил до конца, но в то же время задумался, а вдруг правда, так что я сидел и терпел. Видимо, в какой-то момент мои глаза стали совсем печальными, так что кто-то из ребят сжалился надо мной и показал, где туалет.
Мы приехали в Березники утром, там меня уже ждали родители, и мы отправились в гостиницу. Это было еще одно потрясение. Я, как взрослый, живу в гостинице! Целый день! Все было впервые в моей жизни, и все производило неизгладимое впечатление.
Березники – это довольно большой город, центр химической промышленности, вот только крытого катка там не было. До сих пор это единственный раз в моей жизни, когда я принимал участие в соревнованиях на открытом льду. Была расчищена площадка на каком-то стадионе, залит лед, вместо бортиков – сугробы. Помню, была уральская зима, то есть стоял приличный минус. Под костюмами – куча кальсон. Хорошо еще, был солнечный день, без метелей и снегопада, так что мы просто откатались в свое удовольствие.
Я до сих пор горжусь этим фактом своей биографии! Круто себя причислять к тому поколению, которое еще успело покататься на соревнованиях на открытом льду.
ОДНАЖДЫ ОДИН ИЗ МАЛЬЧИШЕК В ГРУППЕ НАСТУПИЛ МНЕ КОНЬКОМ НА ПАЛЕЦ, ЗУБЦОМ. ОН СТОЯЛ И БУКВАЛЬНО ОТРЕЗАЛ МНЕ ПАЛЕЦ, СПРАШИВАЯ: «А ТЫ ЧЕГО ОРЕШЬ?»
Неприятности, правда, не заставили себя долго ждать. Одна из тренеров – Корчагина Александра Ильинична ушла в декрет, ее группу подхватила супруга Валерия Тюкова – Валентина Федоровна, и меня перевели к сверстникам. Они уже прыгали двойные прыжки, занимали хорошие места на городских соревнованиях, а я был отстающим – хуже всех. Старшие ребята просто считали меня ребенком, маленьким мальчиком – ну катается там какой-то клоп под ногами и пусть катается, главное, чтобы не мешался. Это были взрослые по спортивным меркам люди, и маленьких детей они не обижали. Тут же я попал к своим сверстникам, в состоявшийся коллектив, при этом по их меркам я был ничего не умеющий делать чмошник. И реакция была вполне ожидаемая – меня начали травить. Мои вещи регулярно смывали в унитаз, и я оставался в одном тренировочном костюме, когда на улице был мороз –30. Конечно, бывало, что и пинали в раздевалке. Девочки оставались в стороне, я всегда ладил с ними, но и вмешиваться, и рассказывать, что происходит, они не собирались. Начались серьезные проблемы. Я не жаловался – такое тоже не прощалось, это означало стать «крысой». Понятно, что родителям сказал один раз, но отец отрезал: «Ты – пацан, разбирайся сам, дай в глаз». Я попытался дать в глаз, но их было намного больше, а драться я не то чтобы умел.
