На самом деле, когда я потом пересмотрел запись, я увидел, что мои руки были перед лицом, и я точно мог бы сыграть головой. Если бы я только выбил мяч головой! Я не вытягивал руки. Но у меня была лишь тысячная доля секунды, чтобы среагировать, и я уже устал от двух часов матча.
В полуфинале мы играли с Голландией, страной, где я играл на клубном уровне. Мой партнер по «Аяксу», Мартен Стекеленбург, после жеребьевки написал мне сообщение. Он подумал, что мы попали в сложную группу.
«Какая досада, придется тебе вернуться домой пораньше», – написал он.
«Да, так же, как и тебе», – ответил я.
Теперь наши команды должны были сыграть в полуфинале.
Думаю, голландцы вздохнули с облегчением, узнав, что не увидят меня в команде соперника: я отлично играл, отлично знал голландский футбол и его игроков. Или по крайней мере думал, что знал. Помню, как я сказал некоторым своим партнерам, что я знаю Джио ван Бронкхорста, знаю, что ему тридцать четыре или тридцать пять, поэтому ему иногда можно давать мяч. Джованни был уже не тот, что раньше. Ну и конечно, в итоге он забил невероятный мяч с сорока метров. Мои партнеры после игры говорили мне: «Как здорово, что Ван Бронкхорст уже не тот».
Как уругваец, играющий в Голландии, я очень хотел бы сыграть с ними в полуфинале. Было обидно, но это смягчал тот факт, что моя команда могла сыграть против них отчасти благодаря моей игре рукой. Матч я наблюдал с трибуны прямо за скамейкой запасных, и это было ужасно. Я сгрыз ногти до такой степени, что грызть было уже больше нечего. Я был на нервах и в то же время бессилен. Поле было так близко, но я ничего не мог поделать с тем, что на нем происходит.
Перед матчем я вышел на поле и пообщался с некоторыми игроками голландской сборной. Но я не чувствовал свою сопричастность. Я смотрел на игру с трибуны вместе с Фусиле, который тоже был дисквалифицирован. Он был рядом со мной на линии ворот, а теперь сидел рядом со мной на трибуне и смотрел полуфинал. Я снова задумался: «Почему мяч не полетел в него? Почему не он отбил мяч рукой?» Он мог бы стать героем, а я бы смог играть в полуфинале. Он ведь все равно пропускал следующий матч.
Еще тяжелее становилось от того, что стояло на кону, к тому же Диего Форлан, наш лучший игрок, был не в лучшей своей форме. Я был нужнее на поле, нежели на этой проклятой трибуне! Все игроки играли превосходно. Голландия была фаворитом, но мы уступили в равной борьбе со счетом 2: 3 и боролись до последнего, как всегда, почти сравняв счет. Было бы невероятно выйти в финал, но было невероятно уже то, чего мы добились, – пройти так далеко.
Мы узнавали, какова была реакция у нас дома, разговаривая с семьями, через журналистов и сообщения в СМИ. Софи рассказывала мне, как праздновали уругвайцы в Барселоне, и я думал: «Что ж, если все так в Испании, то что тогда происходит в Монтевидео или Сальто?»
В голове родилась мысль: «Почему они не поддерживали нас так всегда?» Но тогда я подумал, что мы не всегда заслуживали их поддержки; мы плохо отыграли в квалификации. До меня долетали слухи, что названия улиц, оканчивающихся на «Суарес», болельщики переименовывали, добавляя «Луис» перед фамилией, что меня очень радовало.
Матч за третье место в плей-офф, возможно, значил для нас гораздо больше, чем для Германии. Странные ощущения: тебе тяжело, но ты играешь за честь своей страны. Для меня это было важно, потому что я пропустил полуфинал; я не хотел, чтобы игра рукой была последним, что я сделаю на чемпионате мира. Уругвай никогда раньше не занимал третье место, и мы могли за это бороться; мы так давно не добивались таких результатов, что хотели закончить чемпионат эффектно. Германия играла вполсилы, было видно, что мыслями они в другом месте, но это была сильная команда, и они все равно победили нас со счетом 3: 2.
Мы играли свой матч в субботу, а финал должен был состояться в воскресенье. Другими словами, мы должны были остаться вплоть до конца чемпионата. Мы смотрели финал чемпионата мира из отеля сборной. Ты ничего не можешь поделать, кроме как сидеть и думать: «Этот матч должны были играть мы». Но затем ты оглядываешься и вспоминаешь все то, чего добился ты и твоя команда, и понимаешь, что тебе есть чем гордиться. Когда игроком чемпионата назвали Диего Форлана, это стало для нас сюрпризом, потому что хоть он и был звездой, он всегда вел себя так же, как любой другой игрок, кроме того, мы заняли четвертое место. Но мы были счастливы: эта награда была радостью не только для Диего, но и для всех нас. Диего будто наделал копий этой награды и раздал всем в сборной. По его словам, он взял ее благодаря всем нам. Это была общая награда. Будто бы и он, и мы были награждены за достижение чего-то невероятного и выдающегося. Диего заслуживал ее; он отчаянно боролся за каждого из нас.
Меня не очень интересовало, кто победит в финале. Я выступал в Голландии, в составе были мои друзья, это был мой дом на то время, но испанцы просто лучше играли. В Испании жила Софи, это был наш второй дом. Я был очень рад за Андреса Иньесту – я уже встречался с ним через своего агента Гвардиолу, также представлявшего и его, и я всегда им восхищался.
Мы вернулись в Уругвай ночью, а на следующий день был намечен парад по улицам Монтевидео в автобусе с открытой крышей. Еще мы встретились с президентом Хосе Мухикой, который вручил нам медали.
Мухика всегда был близок к национальной сборной. Он – очень типичный представитель уругвайской провинции, и его биография завораживает. В него стреляли, четырежды сажали в тюрьму, ему приходилось скрываться. Он сражался против диктатуры, будучи повстанцем, и был наконец выпущен на свободу после возвращения демократии в 1985 году. Он рассказывал истории о своей жизни и трудностях в тот период, когда он был политическим заключенным. Я слушал его и не мог поверить во все это. Некоторые игроки также были очень впечатлены. Он сражался и выжил в тяжелый период истории Уругвая.
Нас великолепно встретили в Уругвае, и я с большим удовольствием вспоминаю то время. Но, сказать по правде, в тот момент я уже был на грани. Перед поездкой в Уругвай я планировал сразу же лететь в Барселону, но мои партнеры убедили меня: «Луис, ты должен быть с нами». Это был важный день для нашей страны, но я был готов лезть на стену. Люди были действительно счастливы и гордились тем, чего достиг Уругвай, они были благодарны мне за мою игру рукой. Мои партнеры говорили мне: «Было бы неправильно, если бы тебя не было рядом с нами».
И конечно, они были правы. Уехать раньше у меня никак не получалось. Больше всего я хотел вернуться домой, чтобы увидеть Софи, но поскольку Испания вышла в финал, свободных рейсов не было, и сколько бы я ни пытался, где бы я ни искал, я не мог найти билет. Софи была беременна уже 8 месяцев и могла родить в любой момент. Я боялся этого больше всего. Мне пришлось ехать в Уругвай на празднование сборной. Я улетал от Софи.
Парад с огромным количеством людей, и старых, и молодых, с россыпью детей – был просто невероятным. Мы вышли на сцену, и все пели песню, посвященную эпизоду с моей рукой:
No es la mano de Dios, es la mano de
Suárez, La puta madre que le parió!
(«Это не рука Бога, это рука Суареса, долгих лет жизни той матери, что дала ему жизнь!»)
