Не сказал бы, чтобы подобные фотографии мгновенно попадают в газеты: не так давно обо мне написали историю, как я играю в футбол в местном парке с ребенком с синдромом Дауна, и представили это как свидетельство того, что я изменился и встал на путь исправления. На самом деле я играл с ним почти год назад, примерно когда получил дисквалификацию за укус Ивановича.
Это обратная сторона славы: внимание может быть чрезмерным. Ты идешь в торговый центр за покупками, и тебя окружает 20 человек. Ты психологически готовишься к походу в супермаркет: «Готовься, Луис, они будут повсюду».
Я понимаю это: я тоже был ребенком, и когда видел известного футболиста, я делал то же самое. К счастью, Ливерпуль настолько мал, что многие люди уже видели меня ранее, поэтому в какой-то мере привыкли. Но если я со своими детьми и ко мне подходят люди на улицах, я чувствую, что мне действительно необходимо больше личного пространства.
За несколько недель до начала чемпионата мира я провел в супермаркете полчаса, и двадцать пять минут из них я подписывал автографы, пока Дельфи плакала. Иногда кажется, что у тебя нет права на личную жизнь.
Я всегда говорил себе, что жизнь в новой стране будет другой. Время покажет, но в первые недели в Барселоне вокруг дома родителей Софи были толпы фанатов и телевизионщиков.
Тогда, в Ливерпуле, все дошло до того, что мне постоянно приходилось ходить в толстовке с капюшоном. Но иногда это только усугубляло ситуацию. Ты идешь в торговый центр, все одеты нормально, но тут появляется подозрительный парень в капюшоне…
4
Вперед к Семи
В Европе нет ни одного клуба с таким гимном, как «You’ll Never Walk Alone».
На мою презентацию в «Ливерпуле» никто не пришел. Я только что присоединился к новому клубу за 22,8 млн фунтов, сделка была наконец завершена, и я начал уже фантазировать, как меня представят. Я думал, что на «Энфилде» соберется огромная толпа, и я в красной форме буду чеканить мяч в центре поля.
«Надеюсь, что не выставлю себя дураком», – сказал я Софи.
Я зря переживал. Мне не пришлось жонглировать мячом на глазах тысяч фанатов и под объективами телекамер.
Мне сказали: «Возвращайся через неделю. Будет пресс-конференция с Энди Кэрроллом, тебе зададут пару вопросов, сделают пару фотографий, и на этом все закончится».
Было бы здорово, если бы в честь меня провели все с полным размахом, но в Англии так не делают. Никто не собирает полный стадион хлопающих болельщиков, пока ты не проявишь себя. И, я полагаю, это правильно. Так и должно быть.
И именно так обстоят дела в «Ливерпуле». В нем есть что-что особенное. Меня сразу же особенно поразило в «Энфилде» то, насколько это небольшой и традиционный стадион. Зайдите в раздевалку и сразу все поймете. У нас не то чтобы не было все этих современных шкафчиков, – у нас их вообще не было. Вы открываете дверь в раздевалку и видите, что она… ну, нормальная. Очень обычная. Никаких излишеств. Низкий потолок, белые стены, длинная деревянная красная скамейка по периметру комнаты и напоминание английской Премьер-лиги перед дверью о том, что нужно обматывать кольца и снимать драгоценности перед игрой, а также о том, во сколько мы должны быть готовы к выходу. Лавка физиотерапевта в самом центре. Маленький телевизор на стене и крючок, чтобы повесить футболку. Вот и все.
Думаю, так и будет всегда. Люди, навещавшие меня, всегда удивлялись. В этой раздевалке все находятся рядом друг с другом. Дискомфорта нет, но ты чуть ли не сидишь на голове у своих партнеров. Мне это нравилось и в какой-то степени мотивировало. Некоторые могут подумать, что раздевалку стоило бы увеличить, но вы не найдете футболиста, который бы сказал что-то подобное. Если вы ее измените, то она перестанет быть частью «Энфилда». Она всегда будет такой.
На некоторых стадионах раздевалки просто огромные; вы в десяти метрах от ближайшего партнера, а «база» физиотерапевта вообще в другом месте. В «Энфилде» мы в прямом смысле были вместе. Мы могли общаться друг с другом, и, думаю, это одна из вещей, отличающих этот клуб от других. Сразу, как только я перешел в клуб, мне это пришлось по душе; именно этого я и хотел.
Идти до поля тоже недолго. Открываешь дверь, и сразу за ней туннель с командой соперника. Гостевая раздевалка еще меньше. Я бывал в ней раз или два, и, думаю, она по крайней мере на пару метров меньше. Зато дверь больше. Должен признаться, я не замечал, но, кажется, дверной проем в домашней раздевалке был намеренно сделан меньше, чтобы игроки, выходящие из раздевалки, казались больше. Не уверен, что это работает, но идея неплохая.
Перед спуском по лестнице свободного места не много, собраться там тяжеловато. Ступеньки узкие, места едва хватает, чтобы спускались две команды бок о бок; иногда приходится друг друга пропускать. В конце дверь: обычная красная дверь с маленьким окошком, ничем не примечательная, за исключением того, что по ту сторону находится одно из самых известных футбольных полей мира.
В раздевалке не слышно фанатов, потому что обычно звучит музыка. Диджеи раздевалки постоянно меняются. Сперва это был Пепе Рейна, потом Дирк Кейт. Потом кому-то пришла идея, что каждый футболист выбирает по две песни, и их загружали в iPod. Игроки Южной Америки собрались и выбрали несколько мелодий. Я не хотел выбирать много уругвайских песен, потому что думал, что иначе меня выгонят из раздевалки. Потом в клуб пришел новый массажист Педро Филиппу, который очень любит музыку, поэтому он взял эту обязанность на себя.
Иногда меня раздражала настолько громкая музыка, что я не слышал собственных мыслей, когда пытался сосредоточиться на предстоящей игре. Все готовятся к игре по-своему, и у них должна быть возможность это делать без музыкальных «бум-бум-бум».
Обычно после поражений и ничьих в знак взаимоуважения мы не ставили привычную музыку. Или ставили, но тогда я не хотел ее слушать, вставал и выключал ее или делал потише к удовольствию остальных игроков. Должно быть, так во мне просыпался старина Ворчун. Но мне нравится немного подумать после игры. Если мы выиграли и все рады, то ладно, включайте свою музыку, но даже тогда я бы предпочел поговорить со своими партнерами о том, что произошло на поле.
Перед матчами я любил слушать шум толпы, когда дверь в раздевалку оставляли открытой. Он подбадривал и становился все громче с каждым шагом. И это касалось не только больших матчей, а каждой нашей игры. Я всегда хотел добраться до поля как можно скорее.
В туннеле над игроками, конечно, висит знаменитая табличка «This Is Anfield». Мой тесть объяснил мне, насколько она важна, когда навещал меня, и сказал, что хочет сфотографироваться рядом с ней. Он встал под табличкой и произнес: «Это легендарно». Иногда я допрыгивал до таблички, иногда нет. Когда я только пришел в клуб, я заметил, что многие игроки пытаются ее коснуться. Что касается меня, то тут все зависело от того, в каком я настроении, потому что я очень суеверен.
Многие стадионы очень похожи друг на друга, поэтому правильно, что подобные вещи стараются сохранить. «Ливерпуль» должен отличаться от других клубов. В нем потрясающее чувство истории. Здесь также присутствуют чувство важности болельщиков и идея сплоченности. Не думаю, что есть подобные клубы. Ливерпуль – это особенный город с характером, отличающим его от других: суровый, но теплый, гордый и сплоченный. Особенно в Ливерпуле почитают «Битлз» – я приехал в Ливерпуль в аэропорт имени Джона Леннона, размышляя о том, какая между ними связь. А Софи вам скажет, что музей «Битлз» – один из очень немногих музеев, в которых мне довелось побывать. На самом деле мне настолько понравилась выставка, что я был там несколько раз.
