– Зачем ты это сделал? Теперь я обязан тебя предупредить! – И выглядел при этом как учитель, который не хочет, но должен наказать дерзкого, хотя и не бездарного ученика. Антонио принял наказание и приобнял Коллину. Это называется «быть плохишом топ-уровня».
– БЕДНЯЖК’ АНТО’, НЕУЖЕЛИ ОН ДЕЙСТВИТ’ НАЗВАЛ АРБИТРА РОГОНОСЦЕМ? – НЕ ВЕРИЛА ОНА.
Я раньше упоминал, что мои и его футбольные способности в каком-то смысле «общались» между собой даже во времена наших прохладных отношений, как будто бы таланты жили своей жизнью. На самом деле самое точное объяснение наших отношений звучало бы так: иногда любовь теряет остроту чувства первых дней, но пара остается все так же крепка, потому что этому помогает секс. Нам с Антонио доводилось спорить и даже посылать друг друга куда подальше, но едва между нами появлялся мяч, все шероховатости исчезали как минимум на время игры, потому что это волшебство доставляло нам удовольствие. Но «полноценная» совместная жизнь первых месяцев рухнула весной 2002 года, и не только из-за случая с чеком он уехал из моего дома – просто я встретил Илари и теперь начал проводить с ней то время, которое раньше посвящал друзьям. Еще и потому, что наши отношения с Илари развивались быстро.
Но истории, связанные с Антонио, все же продолжали меня забавлять. Как в тот раз, когда мы всей компанией подкараулили его перед рестораном «Консолини», потому что знали, что он пригласил туда на ужин Памелу Прати, но присутствие псевдопапарацци, нанятого нами, испортило ему вечер. Актриса ждала его на лестнице, но Антонио, который испытывал фобию к желтой прессе, подъезжая, заметил человека с фотоаппаратом и уехал, не забыв написать злобное СМС бедной Памеле. Он был убежден, что это она пригласила фотографа, чтобы сделать себе рекламу. Если я и подшучиваю сейчас о тех его неприятностях, которые вызвала наша шутка, то только потому, что сам он делал такое десятки раз. Для Антонио розыгрыши – это просто смысл жизни, занятие, которому он посвящал немалую часть своего времени. Кто-то обижался, но у большей части обитателей Тригории он находил одобрение, потому что шутка, закончившаяся его хохотом, в каком-то смысле приводит тебя в гармонию со всем миром. Это было счастье в чистом виде. Франко Сенси, например, считал его достойным обожания и охотно позволял ему дурачиться. Президент, у которого были серьезные сложности со здоровьем, приезжал каждое утро в Тригорию с физиотерапевтом, чтобы проводить процедуры в бассейне. После тренировки, перед тем как пойти в душ, Кассано подходил к бассейну и начинал шутливо обзываться.
– Ну куда ты собрался, старый паралитик?
Вы не представляете себе, как хохотал Сенси, которого забавляла наглость этого юнца. Он смеялся до колик. Беда же была в том, что Антонио не понимал, что близкие отношения – это привилегия, которой не злоупотребляют и у которой есть некие границы. И вот однажды, после двух-трех поражений, которые мы потерпели из-за «убогих» игроков (я использую его лексикон), Кассано, тараща глаза, подошел к бассейну и начал кричать:
– Скряга проклятый, потрать ты свои чертовы деньги, купи чемпионов!
На этот раз президенту было совсем не смешно, и нам с Вито пришлось встать стеной перед Антонио и объяснять ему, как себя надо вести.
Сезон-2004/05, сезон «четырех тренеров», был самым трудным в моей карьере, а Кассано был его главным героем сначала в плохом, а в конце – в хорошем смысле. В плохом смысле – потому что в этот период с тренерами он был действительно невыносимым. Если уж год назад он потерял все берега в отношениях с Капелло и во время тренировки принимался ходить за тренером, выговаривая ему за прихрамывающую походку («Урод колченогий, ты выиграл скудетто только потому, что у тебя были Тотти и Батистута»), то с приходом Чезаре Пранделли ситуация тут же взорвалась. В конце августа мы приехали в Перуджу, предстоял товарищеский матч за несколько дней до начала чемпионата, и федерация сообщила, что игру посетит главный тренер сборной Италии. Кассано, который после ЧЕ-2004 был единственным, кто избежал критики, дорожил сборной намного больше, чем это виделось со стороны. Так что, когда Антонио был заменен в перерыве, Пранделли получил серию оскорблений на повышенных тонах, которая ошеломила всех. Могло быть и хуже, если бы игроки не вмешались всей толпой, но всем стало понятно, что в раздевалке создался надлом, который в итоге стал основой отказа Пранделли работать с «Ромой». Да, в то время тренер, как мы все знали, еще и боролся с последствиями непростой личной ситуации, но эта гневная перепалка с Антонио приблизила его к отставке.
К сожалению, эта карусель в том сезоне больше не останавливалась. В панической спешке был призван Руди Феллер, легенда «желто-красных», который после четырех матчей сам сдал дела именно из-за уважения к своему прошлому: ему не удалось взять команду в руки, и он не желал рушить добрую память народа о себе. В первом туре, играя против «Фиорентины», Антонио схлопотал удаление за удар рукой Кьеллини. В четвертом, в Болонье, мы уступали 0:3, но уже в начале второго тайма играли одиннадцать против девяти – двое игроков хозяев получили по две желтых карточки. Несмотря на численное преимущество в два игрока, мы забили только один мяч (мой дальний удар), и Феллер понял, что мы ни на что не способны. На тренировках Антонио по своей привычке открыто заявил, что Руди не может быть тренером, потому что не способен справиться с ситуацией. После немца пришел Дельнери, и команда, с трудом придя в себя, выдала успешную серию, подтянувшись в зону еврокубков, но небо все еще было затянуто тучами: мы потерпели два тяжелых поражения – в дерби и в матче с «Юве» – и команда снова рухнула вниз.
Речь Дельнери была быстрой, иногда он глотал слова, и Кассано был безжалостен.
– Хрен поймешь его, – постоянно говорил он, громко, не стесняясь присутствия тренера. Кто-то смеялся, и влияние Дельнери в раздевалке неизбежно ослабело.
Конечно, эти выходки Антонио были предметом противостояния между ним и мной, капитаном. Я вмешивался как при всех, так и непублично. Обсуждения, впрочем, были очень короткими, потому что он соглашался, что усложняет работу каждому из тренеров, но на следующий день все повторялось. «Это то, что сильнее меня», – говорил Антонио, разводя руками, и я настаиваю на том, что это правда. Им двигало не желание сделать кому-то плохое, а явная и неискоренимая потребность устраивать цирк. Неприятность заключалась в том, что мы рисковали уйти в штопор. За десять туров до конца мы ужасно проиграли в Кальяри, 0:3 – начало разгрому положил Джанфранко Дзола, в свои тридцать девять все еще выглядевший молодцом. В раздевалке Дельнери связался с Розеллой Сенси и сказал, что с него хватит. Он ушел. Три тренера, подавших в отставку за год (Пранделли, Феллер, Дельнери), в мире, где никто никогда не уходит по собственному желанию, это самая лучшая иллюстрация хрупкости нашего положения. В тот день Розелла попросила президента Челлино, ее друга, найти время, чтобы кратко все обсудить и принять решение, и, помимо спортивного директора Даниэле Праде, она позвала еще и нас с Монтеллой. К тому времени «стариками» в раздевалке были уже мы. Челлино проводил нас в свои апартаменты на стадионе, в которых витал запах мяса в панировке – его жена на кухне. Розелла, судя по выражению ее лица, несмотря на серьезность момента, была бы не прочь отведать бифштекса, и хозяйка, почувствовав ситуацию, исключительно любезно предложила нам отведать жаркое. Сопротивляться было невозможно. Сюрреализм: срочная встреча руководства и опытных игроков для обсуждения тренерского вопроса – и тут же разрезаемое на кусочки мясо (вкусное), поиски салфеток, чтобы вытереть жир с пальцев… Как бы то ни было, все мы сошлись на одной фамилии, и, поскольку человек, о котором шла речь, отлучился, чтобы поговорить с сыном, мы ушли не раньше, чем отдали должное замечательному угощению.
