Отмотаем пленку. Мы остановились на резком разрыве с Капелло, и с этого начался сезон-2004/05, худший в моей карьере, «сезон четырех тренеров». Когда мы снова отправились в Мадрид в конце сентября (жеребьевка уже начала наскучивать), Пранделли и Феллер были уже в прошлом, в этой игре нами руководил Эцио Селла, пока клуб вел переговоры с Дельнери. Словом, хаос. В этой замечательной ситуации мне сообщили, что Эрнесто Брондзетти уже в гостинице и был бы рад поприветствовать меня лично. Я не успел туда прийти, потому что мои источники сообщили о довольно оживленной дискуссии в баре отеля между Брондзетти и Франко Бальдини, оставшимся в «Роме» на посту спортивного директора после прощания с Капелло. Коротко говоря, предложение Эрнесто явиться в отель инкогнито разозлило Франко.
Я не встретился ни с Брондзетти, ни с его помощником Джампьеро Почеттой, однако понял, что они общались с кем-то из клуба. Перес хотел вернуться к переговорам еще и потому, что не выиграл ничего за два сезона, и он выбрал мое имя для пополнения коллекции «галактикос», попутно обогатив ее Бекхэмом и Оуэном. Но в этот раз он знал, что «Рома» уже не та, что в 2001-м, и был настроен на более решительные действия. В тот вечер на «Бернабеу» мы повели 2:0 после голов Де Росси и Кассано, но «Реал» – это такой ураган, который, набрав силу, не оставляет тебе возможности спастись. Мы проиграли 2:4 – помню, что Роберто Карлос подвел итог блестящим ударом, – и после матча мадридские звезды, от Бекхэма до Зидана, подошли обняться, говоря то, что более-менее сводилось к «мы тут узнали, что скоро будем играть вместе». Я испытывал очень странное чувство. Лучшие игроки мира готовы к моему приходу, а я об этом ничего не знаю.
В то время наш сезон шел от плохого к худшему, и решать задачу спасения после Дельнери пришлось Бруно Конти. Брондзетти периодически приезжал в Рим, предваряя поступление официального предложения в нужное время, когда команда выйдет из зоны вылета. Королевский ход, очень по-мадридски. Именно в это время меня и проинформировали напрямую о том, что готовится, и на следующий день после нашей победы над «Аталантой», 22 мая, которая гарантировала нам спасение, предложение действительно пришло в клуб.
В 2005-м мне исполнялось 29 лет, и это был тот период моей карьеры, когда «Рома» платила мне больше, чем другим, – 5,8 миллиона евро в год, к тому же права на использование моего образа были полностью моими. Именно благодаря последнему в очень трудные для клуба времена я мог позволить себе подождать, предлагая заплатить сначала другим игрокам, а главное – тем, кто работает на «обычных» зарплатах; мне же хватало и доходов от рекламы. Важная деталь: мой контракт действовал еще год, до 2006-го, и это означало, что «Рома» могла потребовать от «Реала» отступные, что было бы справедливо, но ей уже было бы трудно сказать, что она не продаст меня. В принципе, был риск того, что я уйду бесплатно через год. Розелла Сенси сказала всем, что никогда не согласится продать меня, и я ей верил: она не только любила меня, но и знала, что город будет протестовать. Однако рядом с ней были другие руководители, от Праде до Бруно Конти (Бальдини уже ушел), которые могли убедить ее задуматься о рисках потерь. В общем, тяжесть принятия решения главным образом легла на мои плечи.
«Реал» предложил мне двенадцать миллионов евро в год и часть прав на использование образа, как личного, так и клубного; проще говоря, я получал бы доход от всего «моего» – футболки с моим именем, например, или моей фигурки – и еще, хотя и меньший, от всего, что связано с «Реалом». Процент постепенно падал бы по мере роста цифр, но, по приблизительным подсчетам, эта часть дохода составляла бы около пятнадцати миллионов в год, что было даже больше зарплаты. Полное безумие, я действительно стал бы самым высокооплачиваемым игроком в мире. Первое предложение «Реала» сопровождалось шестьюдесятью миллионами отступных для «Ромы». Как мне сказали, «первое» означает, что «Реал» мог повысить его до семидесяти без каких-либо затруднений. Если бы все это происходило в кино и я не был бы непьющим, то это было бы подходящее время для реплики «Я бы выпил чего-нибудь покрепче».
В те дни шла подготовка к свадьбе, и мы с Илари поговорили на мадридскую тему. Она уже года два как заморозила свою карьеру на телевидении и заметила, что это был бы интересный опыт, хотя и сомневалась в том, что я действительно хочу уйти.
– Ты – один из тех римлян, которые уверены, что в «Заримье» даже есть нечего, – повторяла она и отчасти была права. Но я сделал все, чтобы убедить себя, что «Реал» – это престижно, что есть возможность выиграть Лигу чемпионов, «Золотой мяч», и я был готов поститься ради этих трофеев… Однако это все было до поступления официального предложения, по условиям которого какое-либо голодание было в принципе невозможно.
Я был не в своей тарелке, голова шла кругом. С величайшей осторожностью я рассказал об этом семье, прежде всего – папе и Риккардо. Отец ответил коротко:
– Да зачем тебе туда ехать? Тебе и здесь хорошо…
Брат рассуждал более рационально:
– Подумай, Кекко. Это действительно огромные деньги.
Еще я попросил совета у Праде, мы встретились с ним в ресторане «Шапиколло», и я понял, что поставил его в неудобное положение. Я не мог спросить его: «Что бы ты сделал на моем месте?», потому что только я сам мог полностью оценить всю картину. И таким образом, решать пришлось мне самому.
Я НЕ ПЕРЕХОЖУ В «РЕАЛ», ПОТОМУ ЧТО ЭТО – НЕ МОЯ ИСТОРИЯ. МОЯ ИСТОРИЯ – ЭТО РИМ, «РОМА».
Чем ты хочешь заниматься в жизни, Франческо? У тебя есть возможность стать выдающимся «обычным»: великий переезд, победы с командой суперзвезд, всемирная слава и сказочное богатство. Вдобавок «Реал» продает Фигу в том числе и для того, чтобы дать тебе десятый номер, который Перес тебе пообещал. Мальчик, игравший в «утят», становится главной звездой мадридского «Реала», на его футболке десятый номер, а в перспективе – и капитанская повязка на рукаве. Ты об этом даже не мечтал никогда, о таком завершении карьеры. Даже осознать это – и то слишком трудно.
Но расплатился ли ты с «Ромой» полностью, прежде чем уйти? Конечно, ты привел ее к скудетто, и это нерядовое событие. Но потоки любви, в которых ты купался со дня своего дебюта, нежность, с которой тебя поддерживают и защищают, вера в тебя – не доверие, вера! – могут ли иссякнуть? Только что закончившийся сезон был самым нелепым, и нового проекта на горизонте не видно. Ты способен уйти с легким сердцем? Что ты будешь делать по вечерам воскресенья, перед тем как выйти на поле «Бернабеу», когда кто-то скажет тебе, что «Рома» уступила в дерби? Или что опустилась в нижнюю часть таблицы? Будешь лупить по шкафчику, набивая синяки и шишки, будешь растирать болящие кулаки, а испугавшимся партнерам будешь бормотать что-то на твоем слабом испанском? Ты захочешь быть в двух тысячах километров оттуда, чтобы возглавить желто-красное восстание. Захочешь, но не сможешь.
С мамой я не говорил. Она знала, я знал, что она знает, но мысль о том, чтобы сказать ей, что я уезжаю в Мадрид, была для меня невыносимой. Я думал о том времени, когда она возила меня на тренировки, об уроках истории, которые она учила для меня в машине, пока ждала меня, и повторяла мне их, когда везла домой. Думаю о горячем дыхании воздуховодов нашего «Фиата-126», которым я сушил зимой мокрые волосы. О выражении ее лица, когда я показал ей чек на двести восемнадцать миллионов лир, подписанный Чаррапико, о страхе, что кто-нибудь может этот чек украсть, о походе в банк утром следующего понедельника. Думаю обо всем этом, и в душе поднимается волнение.
