Описать первый матч, который ты сыграл за сборную, непросто, потому что это одно из тех событий, о которых слышишь много рассказов (каждый год хоть кто-то да дебютирует), и впечатления более-менее одинаковые у всех. Если боишься банальностей так, как боюсь их я, то это вопрос, от которого лучше держаться подальше. Главная сборная страны – это мечта, которая растет в тебе с детства. Все молодежные уровни – это немного другое дело; они, конечно, важны, но несравнимы. Я родился с надеждой играть в «Роме», все мои детские фантазии были окрашены в желто-красные цвета. Но в летние месяцы чемпионата мира или Европы, когда в Троваянике папа в ожидании матчей кромсал арбуз огромными кусками для нас, мальчишек, я чувствовал, как в воздухе витала другая лихорадка, которая заражала действительно всех, даже жену торговца фруктами, которая о футболе не хотела ничего слышать. Когда муж останавливался, чтобы обсудить трансферы «Ромы», она его тут же бесцеремонно тянула за собой, не оставляя сомнений в том, кто в их доме хозяин. Так вот, даже она в дни матчей была более снисходительна и в какой-то степени даже заинтересована. И помню, что эта деталь давала мне понимание важности игры за Италию лучше тысячи слов. Так что, когда Дзофф в Удине отправил меня со скамейки на разминку, поскольку настало мое время выходить на поле, я подумал, что этот дебют – своего рода диплом. Я был не просто хорошим игроком, способным играть в Серии А за команду своего города: если в голубой футболке мне удастся завоевать симпатии тифози других клубов, тех тифози, которые не разделяют мою веру и поэтому не любят меня и не обращают на меня внимания, я стал бы большим игроком.
Дзофф выпустил меня на место Дель Пьеро, и уходящий Але, с которым у меня начало рождаться взаимопонимание, подмигнул мне: он забил два мяча и уступал мне место с чистой совестью, все так, но я прочитал также его «О’кей» тому факту, что мое имя высекут на аттике
[19]. Мне исполнилось каких-то двадцать два года. В «Роме» я уже стал Франческо Тотти. Хоть я еще и не знаю этого, но ровно неделю спустя я впервые надену капитанскую повязку. Однако вне зависимости от этого я к тому времени выиграл только молодежный чемпионат Европы и юниорский скудетто, в то время как Дель Пьеро уже имел на полке три настоящих скудетто, Кубок чемпионов и Межконтинентальный кубок, участвовал в чемпионатах мира и Европы. В общем, у него были все регалии, чтобы иметь право определять, могу ли я быть вписан в историю, связанную с ним, и это подмигивание означало «да». В составе тем вечером, кроме Але и меня, были Буффон, Каннаваро и Индзаги: недурно, костяк будущих чемпионов мира. Кроме того, слева в центре поля располагался тот, с кем я в моей римской истории буду играть много раз, – Эузебио Ди Франческо.
Первый гол в сборной заставил себя немного подождать. Случился он перед чемпионатом Европы, в апреле 2000-го, на последних минутах товарищеского матча против Португалии в Реджо-ди-Калабрии. Топ-соперник: из самых известных там были, например, Фигу, Руй Кошта, Паулу Соуза, Консейсау и Коуту, и мы их обыграли 2:0. После первого мяча, который забил Юлиано, я воспользовался хирургически точным пасом Стефано Фьоре и неразумным выходом Кима из ворот. Праздновал я очень бурно, пусть гол был и не таким важным, потому что всегда любил что-то дебютное, и это событие, безусловно, стало для меня памятным. Мы ехали на чемпионат Европы, твердо настроенные показать наш молодой потенциал, несмотря на то что состояние Буффона, который в последнем товарищеском матче в Норвегии получил травму, вызывало беспокойство. Основным голкипером стал Тольдо, и для него чемпионат, безусловно, станет особенным.
Мы приехали на большой турнир. У команды была смелость и желание навязывать свою игру, про внутриитальянские дела («Ювентус» уступил титул «Лацио» в последнем туре, это был «ливень в Перудже») забыли через несколько дней после окончания сезона, Дзофф явно на меня рассчитывал, ставя нас с Индзаги в атаку и выпуская Дель Пьеро на замену. Чемпионат Европы в отличие от чемпионата мира – турнир более скоротечный и жестокий, и ждать, когда игрок наберет форму, времени нет. Я чувствовал себя великолепно и после хорошей игры с Турцией забил свой первый мяч в ворота Бельгии, одной из хозяек турнира, а затем и в игре с Румынией в четвертьфинале. Я произвел хорошее впечатление, и в те четыре дня, что отделяли четвертьфинал от полуфинала против Нидерландов – другой страны-хозяйки, да еще и фаворита, – я постоянно тренировался с основными игроками. Даже не думая о том, что на «Амстердам Арене» я мог оказаться на скамейке.
В эти дни я не читал прессу и поэтому пропустил сенсацию в Gazzetta dello Sport, которая в день полуфинала поместила Дель Пьеро в стартовый состав на мое место. За обедом я почувствовал странную атмосферу. Кто-то сказал мне, в чем дело, но я не мог в это поверить. Однако после кофе Дзофф собрал всех и, огласив стартовый состав, ошарашил меня подтверждением. Это было что-то вроде цветочного горшка на голову при прогулке по тротуару. В основе – Алессандро, я на скамейке. В руке у меня был телефон, я вертел его в руках и написал наиболее верным друзьям два-три СМС, в которых оскорбительно отозвался о тренере. Ребята не знали, куда глаза девать от смущения, они были поражены необъяснимым выбором, и если бы меня в составе заменил не Дель Пьеро – чемпион, которого мы все уважали, несмотря на то что он переживал не лучший период своей карьеры, – вероятно, что кто-нибудь мог и не сдержаться. Собрание завершилось, я от злости с ума сходил, и Дзофф – не знаю, потому ли, что увидел мое состояние или же решил это раньше – попросил меня задержаться.
– Я представляю, каково тебе, Франческо, – кивнул он. – Я оставил тебя на скамейке потому, что в последние десять дней ты выглядишь уставшим, матч может быть долгим, а я хотел бы видеть тебя свежим в финале. Так что не воспринимай это так трагично.
Я проглотил это, с трудом сдерживая раздражение. Это я-то уставший в последние десять дней? Вздор, пять дней назад я был лучшим в матче с Румынией, а пять дней до этого я отдыхал, поскольку в третьем, ничего не решающем матче группового этапа место в составе было логично отдано Дель Пьеро, чтобы он не оставался без игровой практики. Как бы то ни было, я промолчал: не выразил согласия, потому что не сказал «О’кей, понял», но и не озвучил свои подозрения в том, что спонсоры могли оказать давление на Федерацию футбола Италии и на главного тренера и навязать игрока, у которого был рекламный контракт. Уверяю: если так и было, то абсолютно точно без ведома Але, который так же, как и я, отклонил бы такую гнусную помощь. Мне были не по душе эти мысли, но в ту минуту другие объяснения в голову не приходили.
Мой гнев на то, что мне казалось нелогичным выбором, не утих и к началу матча. Мы играем на поле фаворита турнира, и ты оставляешь в запасе игрока, который в лучшей, чем другие, форме? Н-да… Должен признать, что на разминке перед матчем я вел себя как дерьмо. Когда я увидел телекамеры на выходе из подтрибунки, я замедлил шаг, остановился, с деланым спокойствием поправлял резинку, держащую волосы, в общем, «сигнализировал» всем, что не выйду в стартовом составе, поскольку в противном случае побежал бы на поле разминаться, как и все. Конечно, слухи об этом уже бродили, и тифози, которые видели эту сцену на табло стадиона, начали клеймить Дзоффа за его выбор, который, очевидно, казался абсурдным не только мне. Задумываясь об этом сейчас, я понимаю, что эта короткометражка, в которой я сыграл, чтобы насолить тренеру, была некрасивой по отношению к Дель Пьеро: он-то четко выраженную поддержку заслуживал. За это мне стыдно, и я обязательно скажу ему об этом.
