В тот вечер в Кайзерслаутерне в середине первого тайма при счете 1:1 он в единоборстве в воздухе ударил локтем американца Макбрайда, прямо на глазах у арбитра. Неизбежная красная карточка. Он, жестикулируя, пытался объяснить, что использовал руки для того, чтобы выпрыгнуть. Мы, как и положено, тут же подбежали, но никто из нас толком не видел, что произошло, поэтому мы верили ему: он доказывал арбитру с торопливостью и отчаянием того, кто оставляет свою команду вдесятером в матче чемпионата мира:
– Я ничего не сделал, я даже не дотронулся до него!
Даниэле покинул поле совершенно убитым, охватив голову руками, и мы начали судорожно перестраиваться. Я оттянулся в центр и сразу же начал в окружении троих американцев «отстирывать» мячи для Пирло, который, в свою очередь, выводил Тони на ворота, и жаль, что удары Луки уходили в молоко, потому что возможностей забить было достаточно. Но я осознавал, что схема, даже переработанная таким образом, выдержит недолго. И действительно, семью минутами спустя Липпи убрал меня с поля, выпустив Гаттузо. Возразить было нечего. Это был матч, в котором нам повезло только потому, что американцы были очень наивны: на 45-й минуте Пабло Мастроени своим подкатом, который напугал всех нас, позволил арбитру уравнять составы. А в начале второго тайма Поуп, уже висевший на карточке, совершил сумасшедший фол и оставил свою команду вдевятером. Для нас это было большой удачей, потому что именно мы не могли собраться и рисковали проиграть. Если бы нам противостояла опытная сборная, она разорвала бы нас на клочки.
В раздевалке Липпи был очень зол на Де Росси, я понял это из того, что он не упомянул его ни разу. Даниэле весь осунулся, опустил голову. В недавнем товарищеском матче против Швейцарии он наступил на соперника, лежащего на земле, и Мистер десять минут устраивал ему головомойку, говоря о необходимости избегать таких глупостей (вот что стало причиной агрессии швейцарцев, которую я тогда сразу не понял). Липпи считал, что арбитр в том случае видел все, но удержался от удаления, чтобы не портить Даниэле чемпионат мира, и было просто невероятно, что Де Росси вновь наступил на те же грабли. В любом случае он и сам ему ничего не сказал, и нам сделал знак, чтобы мы оставили его один на один с адреналиновым похмельем. Два коротких замечания по игре, упоминание о том, что к матчу с Чехией мы все же подошли, имея два приемлемых результата для выхода в плей-офф, – и собрание закончилось. Мы уже собрались выходить, когда Даниэле поднялся и, все еще глядя в пол, громко сказал то, что и должен был сказать:
– Ребята, простите. Серьезно, простите все. Я сделал хрень, которая могла стоить нам дорого. Это непозволительно, простите еще раз.
И вышел первым.
Помимо поступка, который плох сам по себе, всех уязвило несоответствие того, что на поле Даниэле кричал, что он ничего не делал, и той печальной правды, что обнаружилась на видео. Удар локтем был, еще как был, такой, что в последующие дни, когда душевная рана начала затягиваться, два-три храбреца не удержались от шуток над Де Росси («Разорвал ему щеку, а что было бы, если бы на самом деле ударил?»), и он неохотно, но улыбался. Однако улыбки исчезли, когда огласили вердикт: четыре матча дисквалификации. Турнир для него был практически закончен; он мог сыграть только в финале, а в то время так далеко никто не заглядывал. Даниэле был в таком отчаянии, что думал о немедленном возвращении домой, в тот же день, и это были минуты, когда настала пора вмешаться мне, потому что в «Роме» я был его капитаном и самым верным другом. Я успокоил его, сказал, что та замочная скважина, через которую виден финал сегодня, со временем расширится, взывал к его настрою, который он потерял, не предполагая, сколько еще раз в последующие годы мне придется подыскивать доводы. То же самое случится в дерби с Маури, потом с Лападулой в Генуе в конце 2017-го, и каждый раз Даниэле будет повторять, как робот:
ВСЕХ УЯЗВИЛО НЕСООТВЕТСТВИЕ ТОГО, ЧТО НА ПОЛЕ ДАНИЭЛЕ КРИЧАЛ, ЧТО ОН НИЧЕГО НЕ ДЕЛАЛ, И ТОЙ ПЕЧАЛЬНОЙ ПРАВДЫ, ЧТО ОБНАРУЖИЛАСЬ НА ВИДЕО.
– Я ничего не помню, в какой-то миг на глаза падает пелена, и я делаю что-то совершенно беспричинно.
И по его лицу будет разливаться сожаление, все более безутешное: к сопернику, которого он ударил, к партнерам, которых оставил вдесятером, к самому себе, живущему так, как будто его прокляли. На поле сегодня направлены тысячи телекамер, скрыть что-либо невозможно, и когда ошибаешься – расплата неизбежна. Ты понимаешь, что кое-что делать нельзя, но эти проблески разума ничего не дают.
Третий матч, против чехов, стал последним для Сандро Несты, который в первом тайме потянул паховые мышцы и уже в перерыве получил диагноз: месяц без футбола, а до конца чемпионата мира оставалось меньше трех недель. Я переживал за него, он мой «близнец» из «Лацио», еще с наших подростковых времен. Переживал за его травматичную судьбу на больших турнирах, потому что на каждом из них он получал повреждения. И все же, несмотря на уверенность, что он больше не сыграет, Сандро ни минуты не думал о том, чтобы вернуться домой. Его вовлеченность в наше приключение осталась полной, и он заразил своим позитивом Даниэле, который окончательно решил не уезжать – у него все же оставалась еще одна возможность сыграть, пусть и призрачная, – и во время матчей он составлял Несте компанию. Мы прозвали их Чип и Дейл…
Как дисквалификация Де Росси вернула в команду Гаттузо, так и травма Несты открыла дорогу Матерацци; если подумать, воля случая в создании команды, ставшей чемпионом мира, впечатляюща. Сказать, что Марко оказался готов, – это ничего не сказать: спустя несколько минут после выхода на поле я пошел подавать угловой и увидел его, набегающего из глубины, с поднятой рукой, намеревающегося замкнуть траекторию полета мяча на дальней штанге. Выражение его лица было настолько убедительным, что я доверился ему, и это было правильное решение, потому что в итоге я увидел, как его голова возвышается над всеми остальными, переправляя мяч в угол ворот Петера Чеха. Я, потрясая сжатыми кулаками, побежал его обнимать. Это был важный гол, потому что на первых минутах чехи (им было необходимо выигрывать, чтобы пройти дальше) атаковали нас очень мощно. Недвед в тот день был в неотразимой форме, это с моей стороны стоит упоминания, потому что своим поведением на поле он мне никогда не нравился. Нытик он был невероятный: коснешься его – отлетает на десять метров, вынуждая арбитра доставать желтую. У меня Недвед вызывал желание треснуть ему как следует, вот, я это сказал. Но мамма миа, какого же высокого уровня это был футболист, а в том матче – так и вовсе высочайшего! Настолько, что Буффону пришлось три-четыре раза спасать нас в сложнейших ситуациях, чтобы не позволить ему забить. Подчеркну еще раз: он был мне очень по душе только как футболист, и я этого никогда не скрывал, но я должен все-таки признать, что он был очень любезен со мной, когда мы встретились после ухода из футбола – это было на жеребьевке Лиги чемпионов в Монте-Карло. Я был на этой церемонии впервые, он подошел ко мне и поинтересовался, как я себя чувствую после завершения карьеры игрока, шутливо попросил выбирать шары тщательнее. И когда я достал для его «Ювентуса» шар с «Барселоной», он поднял плечи и улыбнулся, как будто снимая с меня вину за то, что я вытянул ему худший вариант. Мой друг Буффон, который сидел рядом с ним, – другое дело, он со своего первого ряда едва не крикнул мне: «Твою же мать!..»
