– Франческо, это не только мне неинтересно, но я вижу, что и тебе тоже. Поэтому не надо никаких комбинаций, бери ее себе – и все довольны.
Вопрос «десятки», которого никогда не существовало, – это действительно хороший пример для описания Алессандро, который был и остается одним из самых больших моих друзей в футбольном мире. Дель Пьеро – необычный, благородный, умный, человек чести. К тому же он еще и великий чемпион. Позиция, на которой мы играли, вынуждала нас к неизбежному противостоянию; и пусть сражения между «Ромой» и «Ювентусом» жили в соответствующей обстановке, но этого было совершенно недостаточно для того, чтобы мы друг друга ненавидели. Напротив, с первого же матча, с первого же выхода из подтрибунки «Олимпико», при первом взгляде друг на друга в ожидании, пока арбитр подбросит монету, между нами вспыхнула искра человеческой симпатии, которую совместная игра за сборную лишь превратила в дружбу. И к стартовому свистку матча против Австралии я, испытывая уважение к человеку, который играет на моей позиции, давно уже сдал в архив все свое недовольство.
Матчи на вылет смертельно просты: проиграл – едешь домой. Кто-то может понять это так, что перед отъездом из гостиницы нужно… ну, не говорю, что собрать чемоданы – как только ты сделаешь это, ты приблизишь поражение, – но, по крайней мере, потратить пять минут на сбор вещей, на взгляд под кровать (не там ли тапок, который ты искал два дня?), выжать последнее из тюбика с пастой, а не начинать новый. Но это все неправильно. Каждый день между матчами нужно жить так, как будто он вечный, представляя себе, что ты остаешься здесь навсегда, как минимум – до финала. Если же размышляешь перед матчем так глупо, как я описал выше, то и на скамейке, само собой, останешься дольше, потому что не сможешь сосредоточиться. В первом тайме мы играли не очень хорошо, или лучше сказать – создали бесчисленное количество моментов, но все упустили, непривычно много ошибаясь из-за недонастроя. В перерыве Липпи повысил голос так, как не повышал никогда. Он говорил, что мы слишком неаккуратны, не игроки, а балерины и не вышли на поле так, как будто это «матч жизни и смерти». Он был очень зол на кого-то (имя, впрочем, не называл), обвинял его в том, что слишком много болтает с журналистами, раскрывая тем самым наши планы соперникам. Он смотрел на тех, кто играл, на нас, запасных, и никто не чувствовал себя защищенным от его гнева. Он сказал, что австралийцы слишком хорошо знают направления наших передач, хотя и не зубрили их вместе с нами. А поскольку наши расстановка и построение игры новые, то это значит, что кто-то не следит за языком и что этот черт Хиддинк – он был главным тренером сборной Австралии – подготовился к матчу с полным пониманием того, как мы будем действовать. Рассуждая об этом сейчас, я думаю, что Мистер, как говорится, стрелял вслепую, или лучше – использовал предлог, чтобы довести до нас свое раздражение: если уж я сам лишь за несколько часов до матча узнал, что буду на скамейке, то возможно ли было, что кто-то успел что-то рассказать журналистам? Просто Хиддинк раскусил Липпи. Как бы то ни было, в перерыве мы встряхнулись. Однако неприятности были впереди.
ДЕЛЬ ПЬЕРО – НЕОБЫЧНЫЙ, БЛАГОРОДНЫЙ, УМНЫЙ, ЧЕЛОВЕК ЧЕСТИ. К ТОМУ ЖЕ ОН ЕЩЕ И ВЕЛИКИЙ ЧЕМПИОН.
Спустя пять минут после начала второго тайма Брешиано опережал Дзамбротту, и Матерацци тут же пошел в подкат. Фол был бесспорным и довольно бессмысленным. Но, так как Марко попал ногой именно в Дзамбротту, решение арбитра – испанца Медины Канталехо – привело нас в ужас: фол был на желтую, а он вытащил красную. Мы все вскочили на ноги со скамейки, испытывая что-то среднее между потрясением и негодованием, что, впрочем, не возымело действия. Второй раз в четырех матчах мы остались вдесятером против одиннадцати, но это была игра на вылет. Мы оказались на краю пропасти.
Оставалось сорок минут до конца второго тайма и семьдесят – до серии пенальти, что в тот миг было пунктом, под которым мы с удовольствием бы подписались. Слишком много было времени для игры вдесятером. Австралия перестроилась и начала отвоевывать пространство. Ничего опасного, но Липпи, который в перерыве уже заменил Джилардино на Яквинту, более склонного к игре в обороне, убрал Тони, чтобы с помощью Бардзальи привести оборону в традиционный вид, в четыре защитника. Сделав вторую замену, он отправил меня разминаться, дав понять, что следующим (и последним) мог выйти я. Бегая от углового флажка до скамейки и обратно между бровкой и рекламными щитами, я отметил уверенность Буффона, который парировал два-три дальних выстрела и проследил за ударом головой Кэхилла – мяч пролетел выше ворот, но это было довольно опасно. Команда села в оборону: в четвертом матче, похоже, начала проявляться усталость, и это было не лучшее время для игры вдесятером, если такое время вообще бывает.
– Франческо! Франческо! – Липпи кричал мне так, как будто бы я находился на краю света. Я тут же подскочил к нему. – Сейчас ты выйдешь. Играешь в глубине под Яквинтой, он еще довольно бодро бегает. Пусть он держит мяч подольше, чтобы мы в обороне передохнули. Когда он получит пас, подтягивайся к нему. Если он тебе будет его возвращать, может, тебе удастся освободиться и пробить. Давай, давай!
Последние его слова потонули в реве зрителей, которые увидели цифры на табло. Ушел Але, мы коротко обнялись. На лицах ребят была усталость, но также и решимость – никто не сдавался. Шла 75-я минута матча.
Я сразу понял, что место для контратаки есть. Австралийцы – замечательные атлеты, но даже Хиддинку не удалось привить им достаточный порядок в тактике: они много бегали впустую, им не удавалось использовать численное преимущество, и, несмотря на это, они не сделали ни одной замены – я отметил, что на скамейке их действительно мало. Я сделал несколько передач Яквинте, но обратного паса от него не получал. Шло уже компенсированное время, на горизонте маячило дополнительное, и кто знает, дотянули бы мы до серии пенальти.
И тут Фабио Гроссо, который был действительно неистощимым, рванул своим старомодным аллюром по левому краю. Я был с мячом в центральном круге, увидел его краем глаза и решил довериться себе. Сделал длинный пас с левой, хитрый Фабио его обработал так, чтобы получить преимущество над Брешиано, решающее для дриблинга. Прошел его, ворвался в штрафную вблизи линии ворот. Яквинта ждал в центре, я стоял там же, откуда сделал передачу.
Я не знаю, как это лучше объяснить, но в моей памяти это все запечатлелось так четко, как на экране в формате HD. Фабио, который пробрасывает мяч мимо Нилла и потом падает после контакта с ним. Арбитр, который думает мгновение и затем показывает на «точку». Празднующий Яквинта, бегущий обнимать лежащего на земле Гроссо. И мяч, который загадочным образом прилетел ко мне. Я действительно не знаю, кто пнул его в мою сторону, было ли это сделано намеренно или нет. Знаю, что когда взял его в руки и посмотрел вокруг, не увидел ни одной голубой футболки. Просто Моисей и воды Красного моря, представляете?
У нас не было штатного пенальтиста, Липпи в нем никогда не нуждался, потому что в некоторых матчах все решали замены – взять хотя бы Дель Пьеро, который уже ушел с поля, и меня, который вышел на его место. И потом, эмоции в некоторых эпизодах предусмотреть невозможно. Среди тех, кто находился на поле в ту минуту, наиболее надежными пенальтистами были я и Пирло, и, если бы мяч оказался в руках у Андреа, я не позволил бы себе произнести ни слова, чтобы не выводить его из равновесия. В то время как если бы мяч из чувства долга схватил Гаттузо, я бы что-нибудь непременно сказал… Я снова оглянулся вокруг. Буффон уже стоял лицом к трибуне, чтобы не смотреть на исполнение пенальти, как он это обычно и делает. Пирло подбежал к скамейке глотнуть воды. Он, должно быть, испытывал страшную жажду – пил очень долго… В общем, путь к «точке» был расчищен, протесты австралийцев сходили на нет – я их понимаю, это пенальти, притянутый за уши, – и, поскольку они были воспитаны в англосаксонской культуре спорта, никому из полевых не пришло в голову сбивать меня с толка каким-нибудь способом – вставать у меня на пути, говорить что-нибудь неприятное. Я подошел, глядя на Шварцера, который начал обычный ритуал голкипера перед пенальти: движения, несколько слов арбитру, чтобы сбросить напряжение. Я подходил к отметке и думал, даже говорил, шептал себе:
