– Сделать «черпачок»?
Позже, вечером, Липпи скажет мне, что пережил минуту ужаса, потому что серьезно испугался повторения моей амстердамской шуточки. Вообще, я был к этому близок, потому что еще за десять метров до «точки» я был не уверен в том, что буду делать. Потом подумал, что Шварцер – серьезный вратарь, я знал, что он играл в «Миддлсборо» и что накануне первого матча на вылет он наверняка изучал, кто и как бьет пенальти. Следовательно, обо мне он знал все, начиная с самого известного из моих ударов, и правильнее было не давать ему возможность проявить коварство, сделав из меня дурачка. Я установил мяч и решил: в левый верхний, под крестовину, внутренней стороной подъема стопы.
Я тут же перестал думать о чем-либо, кроме техники удара, но арбитр – я смотрел только на него, старательно избегая встречи взглядом со Шварцером, – еще не дал свисток, и что-то, удерживающее безумное напряжение внутри меня, вдруг исчезло. Я внезапно снова вернулся в свои шесть лет, я стоял напротив своей старой школы и играл в «утят», мне нужно было выбить последнего «утенка», чтобы выиграть. Мысль эта промелькнула мгновенно, это был проблеск облегчения: в этом ударе был весь наш путь, ведь я не был уверен, что мы сможем продержаться дополнительное время – полчаса вдесятером против одиннадцати были бы агонией. Медина дал свисток, когда я смотрел на него, и я сосредоточился, как никогда в своей жизни. Давай, Франческо. Разбегись и закончи все это.
ПОЗЖЕ, ВЕЧЕРОМ, ЛИППИ СКАЖЕТ МНЕ, ЧТО ПЕРЕЖИЛ МИНУТУ УЖАСА, ПОТОМУ ЧТО СЕРЬЕЗНО ИСПУГАЛСЯ ПОВТОРЕНИЯ МОЕЙ АМСТЕРДАМСКОЙ ШУТОЧКИ.
В голове взорвалась бомба, когда я увидел, что сетка заколыхалась, потому что это был миг окончательной уверенности. Я хочу сказать, что был очень зажат давлением, и даже не поверил своим глазам – может, у меня оптическая иллюзия, что мяч пересек линию ворот, а на самом деле Шварцер все еще может отбить его рукой? Но заколыхавшаяся сетка стала последним подтверждением: мяч в воротах, и никто его оттуда уже не вытащит. Я сделал это, сбил «утенка». И засунул палец в рот, хотя уже начал смеяться. Не улыбаться, а именно смеяться, потому что это был тот миг, когда вспомнилось все: травма, страх, тревога, что не смогу восстановиться, костыли, спринт наперегонки со временем – все вспомнилось и срослось в этом мгновении абсолютного счастья. Я бы сказал, что это был один из трех самых красивых и важных эпизодов в моей футбольной жизни. Я стал искать взглядом Илари, более-менее представлял, где она сидела, но прежде, чем я нашел ее, один, три, десять – и вот уже все ребята окружили меня, и мы сгрудились – один в объятиях других.
– Мы выиграем этот чемпионат! – крикнул кто-то.
И все подхватили:
– Выиграем!
– Теперь нас никто не остановит!
– Мы круче всех!
Безумная эйфория. Уже истекла 95-я минута, арбитр не возобновлял игру, после неслыханных мучений мы вышли в четвертьфинал. Липпи улыбался мне как отец. И его путешествие на рассвете из Виареджо в клинику в тот февральский день внезапно обрело свой глубокий смысл. Я сказал ему, что вернулся после травмы, он неторопливо и театрально поаплодировал и сказал:
– Поздравляю, ты выбрал самый лучший момент для этого!
Когда в детстве я был алтарником и немного рассеянно следил за проповедью священника, я услышал отрывок из Евангелия, который до меня тогда не дошел, тот, где говорится о верблюде, проходящем через игольное ушко. Я не понимал, как это возможно, но после мне объяснили смысл этой метафоры, и все оказалось на своих местах, в том числе и верблюд. Я вновь доставал из бог знает каких глубин сознания ту «австралийскую» ночь, с еще бушующим адреналином, который мешал мне заснуть, и думал о забитом пенальти. Такой удар для меня был, в общем, несложным, но только не в том состоянии, в котором я находился: чтобы выдержать давление, мне потребовалось призвать все резервы моего разума. И вот так, с такой усталостью и с таким сердцебиением, стиснувшись и утрамбовавшись, я пролез через игольное ушко. Наконец я заснул, обессиленный. Счастливый. Последняя мысль была та же, что и у моих партнеров: «Теперь мы выиграем».
13
«Идите. Забивайте. Побеждайте»
Смена психологических сезонов – от надежды на выход из группы до уверенности в завоевании Кубка мира – изменила наш режим. До 1/8 финала ожидание матчей было тревожным, но с этой минуты команду, казалось, охватила лихорадка, и сократившаяся пауза – четыре дня между Австралией и Украиной – способствовала учащению пульса команды. Мы больше не ждали соперников, мы стремились встретиться с ними с безмерным желанием сражаться. Не просто победить, что в матчах на вылет естественно. Я имею в виду именно сражаться, это слово придает такой задиристый оттенок оценке наших сил, мы отлично знали, что готовы к этому. Липпи все чаще взывал к осторожности, потому что риск недооценки Украины был очень велик, но я убежден, что в глубине души он испытывал те же ощущения, что и мы.
Если мы и нуждались в еще большей мотивации, то она появилась на следующий день после матча с Австралией, за обедом, когда мы еще толком не очухались от вчерашнего позднего возвращения. Эта мотивация пришла от Каннаваро и Дзамбротты, которые получили звонки из Турина, и, если бы они не говорили такими тяжелыми и дрожащими голосами, я бы подумал, что это идиотская шутка.
– Сегодня утром Пессотто выпал из окна второго этажа на базе. Он в больнице, в коме.
Среди множества связей, которые могут родиться на футбольном поле, есть одна особенная – между теми, кто бьет пенальти в послематчевой серии. Ты стоишь в центральном круге и ждешь своей очереди. В этом состязании – я не могу назвать это игрой, формально игра уже завершена – давление становится невероятно большим, и твой взгляд неизбежно пробегает сначала по лицам партнеров, потом обращается на соперников, потом ты снова смотришь на своих. Это дуэль. Все ищут признаки мужества у своих и симптомы страха у чужих игроков. Важно, чтобы тот, кто носит футболку того же цвета, что и ты, был человеком твердым, морально сильным. Тем, кто не дрожит, кто не сгибается под тяжестью переживаний в эти мгновения. Я, чтобы переварить ужасную новость, думал именно об этом, в то время как другие кричали «нет» и окружали Джиджи, Фабио, Чиро и других игроков «Ювентуса» с обычными для такой ситуации вопросами: как, что, почему? Я думал о тех ужасных минутах в рычащем Амстердаме, шестью годами ранее, о серии пенальти против Нидерландов, страны – хозяйки турнира в матче за выход в финал Евро-2000. Думал о Пессоттике, который отправился к «точке» передо мной – он бил вторым, я третьим, – и вспоминал его спокойную походку, в то время как внутри него, как и у всех в такой ситуации, бушевал ад. Вспоминал, сколько сил мне придало его спокойное ожидание свистка арбитра, пока Ван дер Сар пытался сбить его с толка, махая своими длиннющими руками, и ту легкость, с которой он пробил и застал вратаря врасплох. Потом он повернулся и долго потрясал сжатым кулаком – это был единственный признак внутренней бури, которому он позволил выйти наружу. Возвращаясь в центральный круг, он улыбнулся Стаму и лишил его уверенности, психологической твердости: Стам шел к тому, чтобы смазать свой удар, и это повлияло в том числе и на ту легкость, с которой я исполнил свою «паненку».
