«Рабона» Аквилани заняла первые полосы испанских газет, потому что ходили слухи, что Альберто вслед за Кассано может получить предложение от «Реала». К сожалению, как это часто бывало в его карьере, на следующий день на тренировке в единоборстве он получил травму колена: полгода без футбола, и это на пике своей формы. Я искренне жалел Альберто, потому что, помимо того что он замечательно играл, мне импонировал его путь: капитан молодежки, затем – сезон в аренде в «Триестине» и возвращение с мыслями прежде всего о том, чтобы показать свои возможности, помогая команде, и только во вторую очередь, возможно, чтобы просить о чем-то. Да, он заслуживал намного большего.
Я говорил о матчевом триптихе. Вторая его часть была самой крупной за эти годы – 7:0 дома против «Катании». Избиение, которое можно объяснить тем, что сицилийцам было трудно просчитывать мои передвижения в центре атаки. Кроме того, Маскара в первом тайме и Байокко на последних минутах были удалены, превратив финальный счет в кошмар для своей бедной команды. В такой довольно напряженной ситуации Спаллетти после игры пришла в голову блестящая идея: он спустился в подтрибунку, ведущую к раздевалкам, и останавливал там игроков «Катании», чтобы пожать руку каждому из них. Не знаю, какими были его истинные намерения, я его никогда не спрашивал, но, разумеется, игрокам это пришлось не по нраву, они думали, что он смеется над ними. Несколько минут спустя я увидел Пульвиренти и Ло Монако – президента и генерального директора «Катании», разъяренных, как звери. И, поскольку если Спаллетти и обожает что-то, так это ссоры (по-моему, он безумно этим наслаждается) – в одиночку или в паре со своим постоянным помощником, Даниэле Бальдини, – то брошенные ими слова были не теми, которыми выражаются при детях. К счастью, бросались они только словами. «Последи за языком» – вот, если вкратце, то, к чему обе стороны призывали друг друга. Неприятные последствия заключались в том, что с этого дня каждый матч между нами был войной, и в следующем сезоне игра «Катания» – «Рома» будет важнейшей…
Но не будем забегать вперед, триптих еще не полностью описан. Когда меня спрашивают о самом красивом голе в моей карьере, я всегда колеблюсь между двумя вариантами: первый – «черпачок» на «Сан-Сиро» Жулио Сезару в 2005 году, а второй – в дальний угол с лета на «Марасси» в ноябре 2006-го. Ценность этого, второго, заключается в совершенной технике и координации, и конечно, нужно еще учитывать, что я забил его своей «больной» ногой. Счет стал 4:1, «Рома» неслась на всех парах, но «Интер» – летел и скоро скрылся из вида.
В том сезоне случился еще один эпизод, который стоил мне больших неприятностей, за который мне было стыдно и который очень едко обсуждается теми, кто меня не переваривает. Это был первый тур второго круга, мы играли в Ливорно после матча среды в Парме на Кубок Италии. Матч был трудным и нервным, мы проигрывали, мне удалось сравнять счет незадолго до конца встречи, но в компенсированное время случился крах. Галанте боролся со мной за мяч, помогая себе локтем: ничего ужасного, но я распалился. Думаю, что если бы арбитр дал свисток, ничего бы не случилось, поскольку мы с Фабио друзья, я бы просто сказал ему, чтобы он был аккуратнее. Я вышел из себя потому, что Айрольди не вмешался. Сам я локтями не работал, а лишь оттолкнул Галанте, но получил красную, поскольку мои действия были грубыми. Получилось, что был удален я, и (практически) ни за что, тогда как тот, кто меня спровоцировал, остался на поле. Хорошо еще, что уже шло компенсированное время. Я уходил с поля в бешенстве и по пути толкнул и Вито, который пытался увести меня, – так, что он упал вверх тормашками. Идя в раздевалку, я уже представлял себе завтрашние заголовки, и, как оказалось, представлял верно: я незрелый юнец, обращающийся дурно даже с теми, кто меня любит.
Я согласен, что повел себя ужасно, но хочу все же объяснить почему. Для этого необходимо вернуться в среду, в гостиницу в Парме, где мы остановились перед кубковым матчем. Вито сказал мне, что мой кузен Анджело – вы его помните, это тот, мой близкий человек, – попал в аварию и повредил себе ногу.
– Неприятно, но ничего страшного. Только сотовые там в больнице не ловят, он сказал, что сам тебе позвонит.
В ту минуту я ничего не подозревал еще и потому, что созванивался с мамой, и она подтвердила, что беспокоиться не о чем. Начался матч, я был на скамейке, поскольку Спаллетти решил применить ротацию, и после игры, выходя из раздевалки, Вито взял меня под локоть. Я сразу почувствовал, что что-то не так.
НЕСКОЛЬКО МИНУТ СПУСТЯ Я УВИДЕЛ ПУЛЬВИРЕНТИ И ЛО МОНАКО – ПРЕЗИДЕНТА И ГЕНЕРАЛЬНОГО ДИРЕКТОРА «КАТАНИИ», РАЗЪЯРЕННЫХ, КАК ЗВЕРИ.
– Я тебе утром сказал неправду, чтобы ты не дергался перед матчем, но сейчас скажу. Анджело в коме, вчера вечером ему сделали операцию на мозге. В квартале Остинезе он попал в лобовое столкновение, не знаем, как это случилось. Его отвезли в Остию, но доктор Броцци распорядился перевезти его в больницу «Сан-Камилло».
Сказать, что я разозлился, – это ничего не сказать. Вито услышал от меня много нехорошего, досталось и маме, которой я позвонил позже. Я понимаю их предосторожность, но скрывать от меня истинное состояние здоровья Анджело было неправильно. Не существует никаких матчей, если твой лучший друг в коме. По возвращении в Рим я тут же отправился в «Сан-Камилло», в отделение реанимации. Врачи разрешили войти моей тете, невесте Анджело и мне. Три минуты, и ни секундой больше. Абсолютная тишина, запрещено даже плакать. Я увидел его, и кровь застыла в жилах. Анджело нельзя было узнать, ему вставили кислородную трубку, а лицо его распухло, как будто что-то взорвалось у него внутри. Тетя заплакала, я обнял ее и развернул, прижал к себе и таким образом приглушил ее рыдания. Три минуты были вечностью. Я дал знак медсестре, чтобы она открыла дверь. Врач, который оперировал Анджело, ждал в коридоре.
– Все, что мы могли, сделали. Остальное зависит от него. Гарантий не дам, но некоторую надежду – имею. Он может выкарабкаться.
Небольшое утешение, но на протяжении месяца, который Анджело пролежит в реанимации, нам придется довольствоваться этим.
Хотя футболисты и имеют некоторые преимущества, но они – такие же работники, как и все остальные, и так же, как и остальные, должны уметь управлять своими эмоциями, особенно негативными. Однако у них есть смягчающие обстоятельства: когда они выполняют свою работу, одну из самых конкурентных, они находятся в постоянном физическом контакте. И сохранять спокойствие после того, как тебя бьют локтем в лицо, намного сложнее, чем при обычном разговоре в офисе. В тот вечер в Ливорно я был другим Франческо, выбитым из колеи, скажем прямо – разобранным, рискующим потерять дорогого ему человека. И я сейчас хочу не столько того, чтобы вы меня поняли (авария Анджело – не оправдание), сколько того, чтобы вы поняли человеческую способность Вито читать ситуации, которые меня касаются, и вмешиваться в них. В ту минуту, когда арбитр показал мне красную карточку, я мог как-то отреагировать, даже выйти за рамки, потому что на сильное беспокойство могла наложиться ярость от несправедливого удаления. Вито сразу сообразил, что в этот раз раздражение – не совсем такое, как обычно, возможно, – опасное, и фактически встал между мной и остальным миром и получил от меня толчок, который отправил его на землю. В тот вечер он вышел и к прессе, сказав, что ничего особенного не случилось, и объяснив всем причины моего состояния, попросив при этом не писать это. Наконец, нелепая сторона этой истории заключается в том, что после того, как я пересмотрел этот эпизод, мне было так стыдно, что я даже не нашел в себе мужества извиниться перед ним и никогда больше не касался этой темы. Поэтому я делаю это сейчас. Друг мой, прости меня за это.
