Продолжать было бессмысленно, поэтому я завершил разговор, сказав, что Бруно прав. И сегодня я снова смеюсь, когда вспоминаю кое-какие заявления после ухода Спаллетти о том, что мы якобы поехали в аэропорт встречать Раньери… Ага, конечно. Раздевалка была так воодушевлена его возможным приездом, что несколькими часами ранее называла другое имя.
Сейчас, по прошествии времени (но на самом деле я уже в конце того сезона думал, что так и случится), мне приятно открыто признаться Раньери в том, что, работая с ним, я получил замечательный опыт, и если бы не Клаудио, то мне бы чего-то не хватало. Прежде всего Раньери – очень порядочный человек. Свойство, которое в этом обезумевшем мире уже становится недостатком, но это сильное качество, потому что оно «заставляет» других порядочных людей в раздевалке – а в те годы в «Роме» их было немало – отдавать всего себя ради помощи тренеру. К тому же он римлянин, и это было еще одним джокером, который мог сыграть на руку: он на лету подхватывал шутки, шутил и сам, поддерживал правильную дистанцию, но в ироничной атмосфере чувствовал себя свободно – а когда он приехал, это было действительно необходимо, потому что команде было трудно начинать все сначала. Мы выиграли два-три матча, потом снова забуксовали, а я опять повредил колено, прооперированное в прошлом году. Это случилось в матче с «Наполи» (два гола моему другу Моргану Де Санктису, второй – отличный, в дальний угол), я выбыл на месяц, а когда вернулся, то мы уже были в четырнадцати очках позади «Интера» Моуринью, и, само собой, между нами и ними была еще прорва команд. Однако перед тем, как к нам вернулась паранойя зоны вылета, нам удалось перезапустить мотор, и на этот раз всерьез.
Это был неудачный чемпионат для меня: я то оказывался в составе, то выпадал из него, потому что у меня постоянно были травмы. Но Вучинич уже был звездой, ему помогал Жулио Баптиста, и главное, что в январе из «Баварии» на правах аренды приехал Тони, ценнейший довесок. С Лукой нас связывал опыт чемпионата мира. Я звал его «Верблюдище» за его рост и обожал его как человека: у него замечательный характер и он, как и я, не хныкал напоказ. Его голевое чутье обеспечивало победы, это понятно, но еще и позволяло мне чувствовать себя полезным, даже когда я мучился позади него. Достаточно было отпасовать вперед, чтобы передохнуть минутку: он умел обращаться с мячом и был достаточно хитрым, чтобы оставить опекуна в дураках. Я его определял как «защитника в атаке», потому что он мог использовать для получения преимущества все приемчики, свойственные стопперу. Тони стал одной из ключевых фигур нашего возрождения, достаточно вспомнить, как он забил «Интеру» (2:1) – этот гол за семь туров до конца подтянул нас к миланцам на расстояние одного очка. Обогнали мы их в 33-м туре, когда обыграли «Аталанту», а они сыграли вничью во Флоренции. Ответ последовал в 35-м туре, когда мы жутко проиграли дома «Сампе», но об этом я уже рассказывал в главе о Кассано, и не заставляйте меня снова страдать. Между этими двумя матчами состоялось самое противоречивое дерби из всех, в которых я играл, и «Лацио» тут почти ни при чем. На этом стоит остановиться подробнее.
В тот вечер, 18 апреля 2010 года, «Рома» вышла на поле свежеиспеченным лидером таблицы, «Лацио» расположился около зоны вылета. Между нами было 31 очко – пропасть, в которой каждый, кто знаком с мистикой дерби, увидел бы приготовленную ловушку. Она не замедлила проявить себя: Рокки забил в начале матча, а дальше все было как в тумане. Ужаснейший первый тайм, нас надо было менять всех. Но это фигура речи, а в раздевалке нас ждала реальность. Возможно, самая удивительная из тех, с которыми я когда-либо сталкивался в перерывах.
– Меняем Франческо и Даниэле.
Голос Раньери – негромкий, но очень резкий – обладает свойством прекращать разговоры. Невероятное впечатление: в перерыве в раздевалке обычно шумно – кто-то радуется, если есть повод, кто-то злится на партнеров, кто-то молится, потому что получил удар и чувствует боль, кто-то бежит в туалет, потому что приспичило, и, если тренеру есть что сказать, он ждет, когда снизится уровень адреналина. В тот раз Мистер сразу объявил о заменах, и это погрузило раздевалку в ледяное молчание. Я чувствовал, что все смотрят на нас: с игры снимают двоих римлян, тех, кто больше других стремится выиграть дерби. Раньери пошел на невиданный риск. Мы вдвоем не дрогнули ни мускулом, парализованные сначала удивлением, затем огорчением. Думаю, что секунд на десять жизнь в раздевалке замерла, все застыли, как статуи, такие сцены можно наблюдать в кино, в фантастических фильмах. Но спустя немного – видя, что с нашей стороны нет никакой реакции, – жизнь возобновилась, ребята начали стягивать пропитанные потом футболки, чтобы надеть чистые, те, у кого были повязки, начали их перебинтовывать, кто-то пил воду. Мы с Даниэле, внезапно ставшие инородными телами, сидели, прислонившись к стене, бессильно наблюдая за тем, что происходит на сцене. Мы пошли в душ, когда все уже выбежали на поле, и наконец-то наши языки развязались: мы возмущенно заключили, что Раньери сошел с ума, потому что если он не перевернет ход матча, то к нему навеки приклеится ярлык дурака, который в римском дерби заменил Тотти и Де Росси. Мы были в бешенстве, отрицать это бессмысленно, в таком, что оба не хотели возвращаться на скамейку и смотреть за игрой. Мы переодевались очень медленно, как будто хотели обеспечить себе алиби. Через некоторое время в пользу «Лацио» назначили пенальти, который мог бы поставить точку в игре, но Жулио Сержио взял удар Флоккари; спустя еще немного пенальти били уже мы, и Вучинич забил, 1:1. Это было еще не все, только полдела. На кону был скудетто, и в конце концов мы с Де Росси выбежали к полю, чтобы увидеть блестящий гол Вучинича со штрафного и чтобы присутствовать при успехе Раньери, не показывая, что мы обижены.
Силы характера ему не занимать, тут не поспоришь. В первом тайме плохи были все, но своим заключением о том, что мы в этом матче были «слишком римляне», он показал себя во всей красе. И не только. Розелла расскажет мне позже, что в перерыве она спустилась к коридору около раздевалки и, узнав о заменах, остановила выходящего Раньери.
– Ничего мне не говорите, – вежливым, но твердым голосом сразу же предупредил он ее.
– Но я президент клуба! – напомнила ему Розелла.
Он лишь приложил палец к губам. Разумеется, Розелла не стала бы его просить изменить свое решение, и, даже если бы мы проиграли, с Раньери ничего бы не случилось, несмотря на его отказ выслушать ее: она тоже была порядочным человеком, и тренер это знал. Это не означает, что Клаудио проявлял свой характер всегда и везде, защищая свои идеи на пути к скудетто, за которым он гнался на протяжении всей своей карьеры и который после победы в дерби казался очень близок. Я переживал за себя, и я переживал за него в следующем матче против «Сампы», который стоил нам титула. И не только. Чтобы вы понимали те чувства, которые я испытываю к Раньери, скажу, что я, кажется, никогда не болел за иностранную команду так, как за его «Лестер» несколько лет спустя. Я писал ему СМС перед каждой игрой, и в день его триумфа получил ответ: «Спасибо, Франческо, ты принес мне удачу!»
Ну, хотя бы в этот раз получилось.
В том сезоне я совершил свой самый грубый фол – удар сзади Марио Балотелли в финале Кубка Италии. Удар был не случайным. Я вышел на поле взвинченным из-за того, что Раньери не включил меня в стартовый состав – он объяснил, что хочет поберечь меня на оставшиеся два матча чемпионата, но ведь финал есть финал! До своего выхода на поле я со скамейки следил за непростой эволюцией игры, в которой терпеть Балотелли было намного труднее, чем обычно. Поясню: он очень талантливый футболист, но его никто не научил спортивным принципам. Он – кто-то вроде Кассано, если угодно, но с той разницей, что я немного вменяю это в вину «старикам» из «Интера». Я старался всеми способами объяснить Антонио, как нужно вести себя на поле (я имею в виду, по отношению к игрокам, поскольку правила хорошего тона надо соблюдать даже в таких матчах, когда удары сыпятся один за другим), старался объяснить, что нужно сдерживать свой бунтарский нрав, и Антонио многое принял. На Марио же лидеры «Интера», вероятно, быстро махнули рукой, а возможно, отчасти его поведение поощрялось агентом Мино Райолой, ведь другой его известный клиент, Златан Ибрагимович, вел себя схожим образом. Заявлять всему миру «Я самый лучший» – не в моих привычках, но я понимаю, что мы не все одинаковые. Но ты покажи это прежде, чем об этом трубить, и показывай это постоянно, а не только тогда, когда на тебя смотрят! Кроме того, чемпион уважает партнеров и соперников: он не жалуется на первых при неточном пасе и не насмехается над вторыми после выигранного эпизода.