Однако международные события, произошедшие на пороге достижения хотя бы и столь скромного результата в деле переброски врангелевских войск, в очередной раз свели на нет устремления фон Лампе. Во второй половине октября король Карл IV Габсбург предпринял уже вторую за год попытку вернуться на венгерский престол. Его поступок вызвал целый ряд осложнений внутриполитического и внешнеполитического характера77. Над страной в течение нескольких дней нависла опасность гражданской войны. Державы-союзницы, контролировавшие Венгрию, протестовали и требовали решительного отпора со стороны венгерского правительства и регента. Из соседних государств Чехословакия и Королевство СХС объявили мобилизацию и угрожали военной интервенцией, если Карла не удалят из страны и венгерский парламент не низложит с престола дом Габсбургов. В нашем конкретном вопросе щекотливость положения заключалась в том, что в армии южнославянского государства служили офицеры и солдаты бывшей врангелевской армии.
По данным сербского исследователя Мирослава Йовановича, с 1 сентября 4500 солдат врангелевской армии поступили на службу в армию Королевства СХС по контракту. Они принимали участие в охране новых границ. Гвардейская бригада донских казаков и конвойная дивизия были, в частности, развернуты вдоль венгерской границы78. Венгерское политическое руководство расценивало в качестве недружелюбного акта нахождение в рядах вражеской армии русских подразделений в такой критической для страны ситуации. Министр иностранных дел граф Банффи в своей ноте от 24 ноября известил фон Лампе о том, что в новых обстоятельствах при всей симпатии и доброй воле венгерского правительства принятие русских военных становилось невозможным, так как было бы невозможно объяснить венгерскому общественному мнению, почему правительство оказывает приют офицерам и солдатам той армии, части которой не только служат в вооруженных силах враждебного Венгрии государства, но и – по данным разведки – приняли активное участие в мобилизации79.
Отказ от ранее обещанной помощи не был полной неожиданностью для фон Лампе. Он уже с весны, после первых газетных сообщений на эту тему считался с тем, что пограничная служба русских в составе сербской армии затруднит его переговоры с венграми. Он неоднократно докладывал о своих опасениях и просил инструкций от Шатилова по этому поводу. В июне начальник штаба Русской Армии уполномочил его в случае необходимости заверить венгерское правительство, что переброска остатков армии в Сербию никакой военной цели не преследует и угрозы для Венгрии не представляет, части будут размещены в южных районах страны, и хотя они сохранят свою организационную структуру, применяться будут исключительно на строительных работах. В качестве доверительной информации Шатилов прибавил, что даже русскому командованию неизвестно, на какой границе будут нести русские части пограничную службу, «скорее всего на албанской»80. Во время осеннего кризиса фон Лампе одной из причин неудачи переговоров считал свою недостаточную осведомленность о деталях в этом деле, ведь на свои запросы он получил уклончивые или даже противоречащие действительности ответы от Шатилова: «постановки на северную границу Сербии быть не может»81.
После октябрьского кризиса фон Лампе предложил своему начальству снятие русских частей с венгерской границы для успокоения венгров и для спасения ситуации в целом. В ответной ноте на имя министра иностранных дел графа Банффи он оспаривал правильность оценки венгерским правительством сложившегося положения. Он не отрицал, что отдельные русские офицеры и солдаты несут пограничную службу в армии Королевства СХС, но уже в силу своего статуса они не могли принимать участие в стратегическом развертывании против Венгрии. Ссылался фон Лампе и на то, что пограничная служба направлена в том числе и против коммунистической деятельности. Он намекал и на то обстоятельство, что русские военные вынуждены служить в сербской армии попросту ради своего выживания82, отмечал также, что те части, которые были предназначены для переброски в Венгрию, полностью финансировались бы русским командованием. Во второй половине своей ноты фон Лампе с особым сожалением констатирует, что «именно Венгрия, та страна, которая выгнала большевизм за свои границы, не будет находиться среди государств, обеспечивших приют русским, которые так давно борются против общего врага, и когда Россия позовет обратно своих солдат для работы по восстановлению, среди них не будет ни одного, кто нашел бы приют в Венгрии в тяжелый для России момент»83.
Однако дело на этом не закончилось. Почти одновременно с отказом венгерского правительства от своего обещания Павел Кусонский, помощник начальника штаба Главнокомандующего, известил фон Лампе об успешном завершении переговоров с Болгарией, в результате чего удалось разместить последний контингент в 9000 военных, остававшихся в районе Проливов. Вследствие этого отпала необходимость в переброске армейских частей в Венгрию за счет русского командования. Вместе с тем перед представителем в Венгрии Кусонский от имени Врангеля ставил новую задачу. Фон Лампе должен был бы добиться того, чтобы Венгрия согласилась на размещение на своей территории 3000 беженцев в качестве рабочих84. В сложившихся обстоятельствах он серьезно сомневался в успехе предприятия, в упомянутой выше ноте министру иностранных дел Венгрии он просто констатировал, что размещение армейских частей завершилось, в Турции остались только беженцы. Фон Лампе не поднял перед венгерским правительством вопроса об их принятии85. Видимо, он считал необходимым сначала подготовить почву и хотел подождать, пока утихнут волны от «второго королевского путча».
В недрах министерств обороны и иностранных дел не было единого мнения в вопросе об обеспечении приюта русским беженцам. В обоих ведомствах нашлись как и противники, так и сторонники принятия русских военных в ограниченном количестве. Оппоненты ссылались на нежелательность выполнения просьбы фон Лампе с точки зрения национальной безопасности, из-за хороших отношений Врангелевского командования с недружелюбными или прямо враждебными Венгрии государствами (тут чаще всего назывались Франция и королевство СХС) и из-за опасности большевистской агитации среди русских, которую будет трудно контролировать венгерским властям. Судя по документам, к февралю-марту месяцам 1922 г. стало преобладать мнение, что у венгерского правительства не было оснований отказываться от ранее обещанной помощи. В сводке военно-политического департамента министерства обороны отмечалось, что с точки зрения большевистской агитации русские эмигранты не опасны (хотя бы из-за незнания венгерского языка). Согласно автору этой сводки, опыт, как правило, показывает, что такой агитацией в стране занимаются, главным образом, «наши соотечественники-инородцы» (то есть венгерские евреи – А. К.). В черновике сводки говорилось и о целесообразности помощи русским с точки зрения будущих венгерско-русских отношений, но этот абзац был вычеркнут красным карандашом86.
7 апреля 1922 г. министерство иностранных дел известило фон Лампе о согласии венгерского правительства на прием русских беженцев, несмотря на тяжелое экономическое положение в стране, дабы выразить свое искреннее сочувствие русской национальной идее. Однако – как мы дальше увидим – это было не последним поворотом венгерского правительства в данном вопросе. Обещание к тому же было обусловлено целым рядом ограничений: приняты могли быть только предложенные врангелевским командованием лица; фон Лампе должен был позаботиться об их содержании; разместить их следовало по возможности за пределами Будапешта; первый контингент мог состоять максимум из 100 человек, а общее количество принимаемых не должно было превысить 1000 лиц, причем офицерам было позволено составить меньшинство среди этой тысячи 87.
