На следующий год он вновь приезжает в Будапешт, но приезжает уже не один, а с целой командой солистов парижской оперы, которые поставят в Городском театре одну из любимейших опер русского певца «Дон Кихот» – а Масснэ. В свое время она была написана автором специально для Шаляпина и оттого еще была так ему дорога. Сценарий будапештских гастролей 1929 г. практически повторил предыдущий с той лишь разницей, что творческий вечер артиста состоялся раньше премьеры оперы и на этот раз прошел не в театре, а впервые в элитном и помпезном концертном зале «Вигадо» на набережной Дуная. Именно здесь в свое время выступали Брамс, Лист и другие первые величины музыкального мира. Концерт состоялся 25 ноября. В репертуаре, как значится в программке, в основном были арии из русских опер. «Борис Годунов», «Князь Игорь», «Садко», Чайковский, Рубинштейн. Очевидно, и сам Шаляпин и устроители концерта хотели сделать своеобразный «русский вечер». Риск, конечно, был немалый, ибо будапештская публика к тому времени, мягко скажем, не была избалована произведениями русских композиторов. Тем ценнее тот прием, который получил певец, а с ним и русская музыка в этот раз.
Публика слушала пение, затаив дыхание, – писали на следующий день газеты. – Что пел Шаляпин? Разве это имеет значение? Все произведения для него то же самое, что почва для растения: оно высасывает питательные вещества и усваивает их на свой манер. Кто думает о почве, глядя на красивое дерево? Он мог бы петь, что угодно. Учиться у Шаляпина – это все равно, что учиться пению у грохочущего дождя, ибо Шаляпин настолько гениален, что напоминает явление природы…Такого уровня искусством могут наслаждаться немногие избранные.
Через четыре дня после концерта в «Вигадо» будапештский зритель, наконец, увидел «гвоздь» сезона 1929 г.: 29 ноября в Городском театре состоялась премьера «Дон Кихота» с «королем певцов» в главной роли. На роли Санчо и Дульсинеи Шаляпин пригласил солистов парижской оперы М.Чэндвика и Луизу Дюбуа. Театральный и музыкальный обозреватель «Пешти напло» Аладар Тот, судя по всему, человек тонкого вкуса и широкой культуры, видел все выступления Шаляпина в Будапеште и потому мог сравнивать свои впечатления. На следующий день после премьеры «Дон Кихота» у себя в газете он написал такой отзыв: «Кто не видел вчерашнее выступление Шаляпина, не может представить – какая чудовищная поглощающая сила живет в этом русском чудо-человеке». Это означает, что в роли Дон-Кихота Шаляпин все-таки превзошел все свои предыдущие будапештские выступления. Для полноты картины стоит процитировать Тота пошире. «Ни довольно скучная музыка Масснэ, ни средней руки либретто не помешали Шаляпину достичь поистине сервантовских глубин и над всеми этими безднами парил скорее дух Достоевского, а не Сервантеса. Когда Дон-Кихот Шаляпина попадает в светское окружение Дульсинеи, превращенной либретто в куртизанку, то на ум скорее приходит образ князя Мышкина. А когда он начинает проповедовать разбойникам идеи своей жизни, то за ним мы видим тень Степана Трофимовича. А перед тем, как умереть, не таков ли он, как Алеша Карамазов, когда целует землю? Только человек, любящий жизнь во всей ее полноте, мог показать с такой непревзойденной силой холодное дыхание смерти в последнем акте ««Дон-Кихота»…Здесь целый народ, здесь воплощение души русской олицетворяет гений Сервантеса, стоящий над временами и народами. Постановка «Дон-Кихота» в Городском театре, – заключает критик, – выполнила большую культурную миссию, она позволила близко познакомиться, не с Масснэ, боже упаси, а с гением Шаляпина».
Как водится, публика – министры, банкиры, предприниматели и высшая аристократия – и на этот раз «завелась» не сразу, «загоревшись» уже после третьего акта, но зато после этого овации перешли в экстаз. Сам же виновник массового экстаза в антракте сидел в гримерной, что-то напевая и рисуя. По просьбе художника Ене Фейкса, рисовавшего портрет певца, Шаляпин сам взял в руки карандаш и четкими штрихами нарисовал лик Дон-Кихота. По воспоминаниям режиссера спектакля Виктора Долники, «король певцов», которому на следующий день после премьеры предстояла дальняя дорога в Швейцарию, а потом в Испанию, и на репетициях и на самом спектакле был как большой ребенок, одно сердце. Это было предпоследнее выступление певца в Венгрии. С 1930 г. Шаляпин стал выступать в труппе «Русской оперы» и времени на сольные гастроли оставалось все меньше и меньше.
Не все в среде русской эмиграции одобряли эти гастроли. Тот же Иван Ильин, близко знавший и очень любивший первого Народного Артиста, в своей работе «О национальном призвании России» жаловался, что не узнает «былое детище русской художественной культуры и русского утонченного вкуса» Однако, при всех нюансах, вряд ли можно отрицать тот факт, что своими гастролями по миру в те годы, и в Венгрии в частности, Шаляпин, независимо от их коммерческой составляющей, а порой и собственных желаний певца, исполнил незаменимую никем миссию посла русской культуры в самые тяжелое для своей страны время. Он до конца остался верен исторической России, так и не приняв иностранного подданства, остался гражданином своей родины, хотя и был лишен советскими властями звания народного артиста.
Последнее выступление в Будапеште посла русской культуры, величайшего певца всех времен и народов, состоялось 14 декабря 1934 г. все в том же «Фаусте». Больше он в Венгрию не приезжал. Но было еще одно, самое последнее свидание с венгерской публикой и поклонниками. Заочное. По просьбе редакции все той же «Пешти напло» на Рождество 1936 г. Шаляпин написал для газеты статью-исповедь «Самое большое счастье жизни». Не уверен, что эта статья когда-либо переводилась на русский язык и была вообще опубликована где-нибудь еще, кроме Венгрии. Вот что он писал: «Какое неописуемое счастье петь. Я забываю прошлое, настоящее и будущее, когда пою, я забываю все, я не вижу перед собой никого, меня ведет лишь желание своим голосом выразить все те чувства, которые невыразимы словом или жестом. Пение для меня – мировоззрение, в зеркале моего искусства я вижу весь мир. Пение больше, чем искусство. Пение – такая власть, которая поднимает человека в небеса».
Через год с небольшим Шаляпина не стало. Он умер в Париже 12 апреля 1938 г. Ему было всего 65.
P.S. Увы, несмотря на все попытки, нам так и не удалось узнать – кто же такой был Карой Варкони, которому Шаляпин адресовал свой автограф в 1929 г. Скорее всего – это кто-то из музыкантов оркестра Городского театра, исполнявшего музыку «Дон-Кихота». Не будь этого автографа, не исключено, что венгерские страницы жизни русского гения так и оставались бы лишь достоянием пыльных архивов.
Будапештский концерт Сергея Рахманинова
Ф.Е. Лукьянов
Единственный «послеэмиграционный» концерт в Будапеште величайшего русского композитора и пианиста ХХ века Сергея Рахманинова в самом конце ноября 1928 г. практически совпал с триумфальными гастролями в венгерской столице его ближайшего друга Федора Шаляпина. Судя по всему, совпадение было не случайным. К тому времени, начиная с 1925 г., Шаляпин уже трижды с огромным успехом выступил на будапештской сцене. Здесь у него уже появились знакомые и поклонники. Поэтому логично предположить, что будапештский концерт Рахманинова состоялся не без помощи давнего друга Шаляпина.
