Моя судьба – судьба изгнанника…
В ноябре 1928 г. Сергей Рахманинов приехал в Будапешт всего на один день. Венский экспресс с русским композитором, прибыл на будапештский вокзал Нюгати в четыре часа по полудни 29 ноября 1928 г. Позади были выступления в Праге и Вене. Это европейское концертное турне Сергея Васильевича было первое с начала эмиграции из России в конце 1917 г. Вынужденный трагический разрыв с родиной не прошел даром. Творческий кризис затянулся почти на долгих десять лет. Лишь в 1926 г. Рахманинов нашел в себе силы продолжить творческую работу. В тот год был закончен Четвертый концерт для фортепиано с оркестром, начатый еще в 1914 г., и Три русских песни для оркестра и хора. Это все, что было написано с 1917 г. Еще через два года, в 1928 г., пришли силы давать концерты в Европе, куда до этого он приезжал в основном отдыхать или по делам Русской консерватории в Париже, действовавшей с 1924 г.
Не испытывая никаких иллюзий относительно большевистского переворота в октябре 1917 г., как впрочем и в отношении Февральской революции, их катастрофических последствий для национальной России, Рахманинов уехал из охваченной революционным безумием страны одним из первых, еще до начала братоубийственной Гражданской войны. Сначала гастроли в Швеции, затем США, куда он приезжал с гастролями еще в далеком 1909 г. Америка станет для Рахманинова вторым домом и последним пристанищем. Он умрет в Беверли-хилз в марте 1943 г. и будет похоронен под Нью-Йорком. А до этого, после начала Отечественной, станет давать благотворительные концерты, сборы от которых пойдут в пользу Красной армии. Но все это будет намного позже. Со своим лучшим другом Шаляпиным, с которым судьба впервые свела в далеком 1897 г. и разлучила в 1917 г., он увидится лишь через шесть лет, только в 1923 г. Уехав из «большевистского рая» в 1922 г., Шаляпин, как только обустроился в Париже, поехал в Америку, к Рахманинову. По воспоминаниям Елены Константиновны Сомовой, секретаря композитора, их первая встреча на чужбине, на даче Рахманинова в Нью-Джерси, осталась незабываемой. Вот что она пишет. «Во втором часу ночи гости стали собираться домой. Шаляпин возмущенно остановил нас: Куда это вы? Я только что стал расходиться. Подождите, мы с Сережей вам покажем! Сергей Васильевич сел за рояль, а Федор Иванович стал петь; пел много – пел песни крестьянские, песни мастеровых, цыганские и под конец по просьбе Сергея Васильевича спел «Очи черные». Разошлись мы на рассвете, а утром, когда все гости еще спали, я вышла в сад и увидела гуляющего по саду Сергея Васильевича. Несмотря на бессонную ночь лицо у него было свежее, совсем молодое. Как Федя меня вчера утешил! – сказал он мне. – Мне теперь хватит этого воспоминания по крайней мере на двадцать лет…».
В ту первую после эмиграции встречу два друга говорили о многом. Вспоминали последние перед Катастрофой годы, последнее относительно спокойное лето 1916 г., которое вместе проводили в Ессентуках. Старый знакомый Шаляпина музыкальный критик В.Корганов потом вспоминал: «Здесь, в Ессентуках Рахманинов хандрил и только присутствие Шаляпина оживляло его. За столом он не отрывал глаз от певца; он, видимо, испытывал эстетическое наслаждение, лицезрея и слушая знаменитого актера, его интонации, его мимику, он улыбался, хохотал до слез, слушая его шутки и анекдоты»…Тогда же, осенью 1916 г., в Крыму Шаляпин вместе с Горьким работал над своей книгой «Страницы из моей жизни»…
Как давно это было и где теперь они все? Шаляпин в Париже, Горький в Италии, Рахманинов в Америке. В любимой стране хозяйничают большевики: все эти непонятно откуда взявшиеся Троцкие, Сталины, Каменевы, Зиновьевы, Радеки… Отныне встречи Шаляпина и Рахманинова по обе стороны Атлантики станут частыми, насколько позволяли сначала гастроли певца, а потом и концертные турне композитора. Еще раз повторю: уверен, что и выбор Будапешта для первого европейского турне Рахманинова явно случился не без влияния Шаляпина, который к тому времени уже протоптал сюда «тропинку» и встретил здесь незабываемый прием. Ведь не поехал Рахманинов в тот же Берлин, где русская эмиграция была количественно несравнимо большей, а поехал в Будапешт, где через неделю после его концерта должны были пройти очередные гастроли Шаляпина.
С царским паспортом не расставаясь
В тот же день, в половине восьмого вечера 29 ноября 1928 г., Рахманинов уже давал свой сольный концерт в будапештской Консерватории. В программе Бах, Лист, много Шопена, целый цикл своих произведений. Исполнение собственных вещей произвело на будапештскую публику, среди которой, естественно, было и много русских эмигрантов, особенно сильное впечатление. Как писала на следующий день газета «Мадьяр хирлап», «…несмотря на довольно сухую манеру исполнения Рахманинова выступление увенчали длительные и громкие овации. «Наш поклон Сергею Рахманинову, – заключала газета, – наш поклон русскому гению».
А еще через три часа поезд увозил одного из «знаковых» композиторов ХХ века в Париж, где ему предстояло дать последнее выступление в рамках этого турне перед отъездом на «вторую родину» в Америку. Надо сказать, информация об этом будапештском концерте Рахманинова «всплыла» совершенно неожиданно во время нашей работы в архивах над материалом о венгерских гастролях Шаляпина. Насколько известно,
Сергей Васильевич всегда сторонился журналистов, очень редко давал интервью и поэтому довольно пространная беседа с ним, опубликованная на следующий после концерта день в ведущей венгерской газете «Пешти напло», может считаться большой удачей для исследователя. Тем более, если учесть, что широкой публике о пребывании Рахманинова в Венгрии до сих пор практически ничего не было известно. К тому же не забудем, что на этот раз композитор пробыл в Будапеште всего несколько часов. Говорю – на этот раз, ибо, как выяснилось из рассказа самого Рахманинова, в венгерской столице он до этого уже бывал. В далеком 1910-м. Но это были другие времена. На этот раз 58-летний композитор показался своему собеседнику из газеты уставшим и надломленным. Вот как он описывает их встречу:
«Рахманинов, несмотря на все свое богатство, приобретенное в Америке, был одет просто, почти бедно. На нем был потертый и поношенный серый костюм. Он напоминал ученого, только что вставшего из-за стола…»
Надо заметить, что Рахманинов всегда одевался очень скромно. По этому поводу даже ходили байки. Рассказывают, что когда композитор только приехал в Америку, какой-то журналист-папарацци, как сейчас бы сказали, спросил у него – почему он так скромно одевается? – Какая разница, меня ведь здесь все равно никто не знает, – ответил композитор. Через несколько лет, когда Рахманинов уже стал известен в США, тот же журналист как-то повторил свой вопрос. – Какая разница, меня ведь и так все знают, – парировал Сергей Васильевич.
Что касается надломленности и усталости, то здесь журналист «Пешти напло» верно уловил настроение своего собеседника, да и сам Рахманинов его не скрывал. Эмиграция, ностальгия по родине и недавняя семейная драма – незадолго до гастролей в свадебном путешествии неожиданно умер муж одной из двух дочерей композитора – князь Волконский – оптимизма и веселья не добавляли.
