– Здравствуйте, меня зовут Сюннёве. – Она трясет руку Миллы, а глаза ее сияют от радости узнавания и личного знакомства.
– Торкильд Аске, – представляюсь я, когда она наконец отрывает глаза от Миллы.
– Да, да, проходите, пожалуйста, – говорит Сюннёве и кивает. – Не обращайте внимания на беспорядок. Мой муж сейчас на работе. Кстати, кофе уже готов. И вода для чая, – добавляет она. – Муж настоял на том, что мы непременно должны подать чай, так как все художники, очевидно, предпочитают чай черному кофе. Я купила множество разных видов. – Она прижимает руки к груди, стоя в проеме между коридором и гостиной.
– Спасибо, звучит замечательно, – говорит Милла, когда ей наконец удадается повесить верхнюю одежду и проследовать за Сюннёве к накрытому столу, посреди которого стоит огромная стеклянная миска с чайными пакетиками всевозможных цветов. В центре комнаты на полу в корыте свалено грязное белье, и еще куча грязной одежды висит на спинках стульев, расставленных вокруг стола. Вся гостиная пропахла смесью свежего цитруса и сырой одежды.
– Сив же моя старшенькая, – произносит Сюннёве, наливая в чашки горячую воду и кивая в сторону тарелки с нарезанным лимоном. – Она была единственным ребенком до того, как пошла в школу. Тогда у нас родились близнецы. – На мгновение она медлит и опускает глаза, задумавшись. Затем снова поднимает взгляд на Миллу. – С тех пор она и начала меняться, стала озлобленным, трудным ребенком.
– Что вы имеете в виду? – спрашиваю я. У Миллы в глазах снова появился тот тусклый блеск, словно она ищет, на чем сфокусироваться, как будто борется с собой, чтобы держать контроль над своими чувствами.
– Она терпеть не могла мальчиков. – продолжает Сюннёве. – Не хотела играть с ними, злилась и ревновала, когда я кормила их грудью. Позже все стало только хуже. Сив сделалась невыносимой, не только в общении с братьями, но и в школе, и в конце концов нам пришлось обратиться за помощью. В семь лет у нее признали расстройство поведения. Когда она пошла в третий класс, мы больше не могли справляться с этим. Организация по охране детства предоставила ей место в детском доме по разгрузке родителей в Окермюре. Она жила там всю неделю и приезжала домой на выходные. – Сюннёве тяжело вздыхает. – Лучше не становилось, но мы просто были не в силах жить с ней под одной крышей, мы просто не могли… Мальчики испытывали страх, когда она была дома… и… и…
Сюннёве еще раз вздыхает. Уголки ее губ грустно опускаются.
– Не так все должно быть, – говорит она. – С собственным ребенком. Вы, должно быть, считаете меня ужасной матерью, которая не может позаботиться о ребенке. Но… Мы с мужем никогда не понимали, откуда в ней берется этот гнев. Что мы такого сделали, что она постоянно злится на нас.
Милла качает головой.
– Должно быть, это было очень непросто.
– У вас есть дети? – Сюннёве склоняет голову набок.
– Нет, – чуть слышно шепчет Милла, и в ту же секунду я начинаю опасаться, что она снова выскочит отсюда и оставит меня одного сидеть тут дураком.
– Одну секунду.
Сюннёве встает и исчезает на кухне. Мы слышим, что там звонит телефон.
– Что с вами? – спрашиваю я, наклоняясь к Милле, пока Сюннёве говорит по телефону на кухне. Между делом она высовывает голову в дверной проем, словно чтобы убедиться – мы не сбежали.
Милла кладет руки на колени, делает глубокий вдох и поворачивается ко мне.
– Извините. Я возьму себя в руки.
– Возьмете себя в руки? Я не понимаю, что…
– Это мой муж звонил. Он только хотел удостовериться, что Милла и правда пришла. Я рассказала ему, что Милла сидит у нас в гостиной и пьет чай. Боже мой, – восклицает Сюннёве и выставляет телефон перед собой, словно трофей. – В это просто невозможно поверить.
Милла с силой моргает несколько раз и выдавливает кривую улыбку, поворачиваясь к Сюннёве.
– Надеюсь, вы передали ему привет от нас.
– Вы тоже думаете, что девочки в Испании? – спрашиваю я, когда Суннёве опускается в кресло.
Та энергично кивает и улыбается.
– Она позвонит, когда будет готова вернуться. Я знаю это. Она ведь уже делала так однажды. Тогда она испугалась и в слезах позвонила домой маме с папой, попросила забрать ее. – И вновь эта улыбка, наводящая меня на мысль о маске, которую надевают, чтобы скрыть то, что бушует прямо под кожей. – Тогда мы были нужны ей. Просто ей нужно время, и она позвонит. У нас с Йенсом всегда включены мобильные, круглосуточно. В конце концов она позвонит, вот увидите.
– Вы, вероятно, общались с бывшим консультантом Миллы, Робертом Риверхольтом, после исчезновения Сив, – начинаю я, когда вижу, что разговор заходит в тупик.
Сюннёве добавляет воды в чашку, шесть раз нажимает на диспенсер для сахара и помешивает чай.
– Он заходил. Приятный человек. Но с тех пор я ничего о нем не слышала.
– Роберт погиб, – говорит Милла. Она меняет позу, выпрямляется и тянется за чашкой, которая стоит на столе нетронутой. Я вижу, что ее пальцы и ногти белеют, так сильно она сжимает чашку.
– Ну и ну, – Сюннёве хватается за свою чашку, но отодвигает ее от себя и морщит нос. – Но я должна была догадаться, что с ним что-то случилось, когда тот полицейский позвонил мне в дверь.
– Полицейский? – спрашиваю я с любопытством.
– Мы тогда только вернулись из Болгарии. Отпуск был оплачен заранее, до исчезновения девочек, так что мы просто не могли… Но у нас с собой были мобильные, – добавляет она, словно это должно оправдать то, что они уехали отдыхать, пока их дочь числится пропавшей. – Как бы то ни было, – продолжает она, – полицейский оказался у нашего порога, он сказал, что знает, о нашем разговоре с Робертом после пропажи девочек, и хотел выяснить, о чем именно мы говорили.
– Вы помните, как его звали?
– Нет. Увы.
– А вы? – Я оборачиваюсь к Милле. – Вы знаете, кто этот полицейский?
Она качает головой, не глядя на меня.
– Наверняка из тех, кто проводил расследование в связи с его убийством. Роберта же застрелили в тот момент, когда мы заинтересовались этим делом.
– Его застрелили? – спрашивает Сюннёве с выпученными глазами. – Какой ужас!
– Да, – говорю я. – Его бывшая жена. Похоже на open and shut case
[15]. – Я удрученно качаю головой, когда вижу, что Милла опять не хочет смотреть на меня, и снова обращаюсь к Сюннёве. – Что-нибудь особенное случалось перед тем, как пропали девочки? Что-то за рамками обычного?
– Мы решили, что снова попробуем забирать ее домой на выходные. Что Сив сможет жить здесь каждые вторые выходные, как мы делали раньше. Мы уже попробовали несколько раз, Сив была доброй, держалась молодцом, но ведь оставшуюся часть недели она была с этой Оливией. – Ее взгляд вдруг стал жестче. – Я сказала им, когда она приехала домой в первый раз, что моя Сив не должна проводить время с ней. Что от нее одни неприятности. Но они не хотели слушать.
