– Он жив?
– Думаю, да. У себя в Исландии он морской биолог и активный защитник окружающей среды.
– Иногда бывало, – она нанизывает листья салата на вилку и отправляет в рот, жует и глотает, запивая пивом, – я не осмеливалась даже войти туда. Слышала, как она хнычет или плачет в своей кроватке с решеткой, но была не в силах заставить себя встать с дивана. Одна только мысль, что нужно взять ее на руки и прижать к себе, наполняла меня страхом и отвращением. Я ненавидела себя за то, что испытываю такие чувства, и в то же время до смерти боялась, что увижу в ней его или почувствую его запах, когда прижму ее к себе. Иногда я сидела на полу и изучала каждое ее малейшее движение, выражение лица, пока она играла в своем собственном мирке, только чтобы узнать в них свои черты, а не его.
– Думаю, ты правильно поступила тогда, – говорю я и кладу приборы на стол.
– А теперь? – В ее голосе появилась нотка, приглушающая слова, делающая их хрупкими.
– Ты снова поступаешь правильно, Милла. – повторяю я.
– Спасибо. – Она вздыхает и возвращается к еде.
– Что сказал Йоаким, когда ты рассказала ему, что хочешь попытаться найти ее?
– Обрадовался. Сказал, что всегда хотел дочь. Вначале он хотел взять приемного ребенка, но я даже слышать об этом не могла. Не сейчас, когда у меня уже есть Оливия. Поэтому, когда я рассказала ему, что хочу найти Оливию, он меня поддержал. Даже начал планировать ей комнату, гостиную с телевизором и семейные поездки на запад и восток.
– А Ивер и Кенни?
– Для них все несколько сложнее, – начинает Милла, и я замечаю фигуру женщины под дождем у ресторана.
– Что ты имеешь в виду? – Женщина стоит на другой стороне улицы, машины и люди проносятся мимо. В ее фигуре, в том, как она стоит, есть что-то знакомое. Я видел ее раньше.
– Из-за их работы, – продолжает Милла. – Как ты знаешь, только сам ребенок может взять на себя инициативу в поиске родителей, после того, как ему исполнится восемнадцать. Оливии еще не было шестнадцати. Ивер считал, что я должна подождать, посмотреть, но я не хотела. Это он связал меня с Робертом, когда он ушел из полиции и начал работать на себя.
И снова мой взгляд скользит мимо лица Миллы в окно. Ее больше нет. Женщина под дождем исчезла.
– Я думала о том, о чем мы говорили в первый вечер у меня в квартире.
– Да? – бормочу я, теребя этикетку на своей бутылке пива.
– Ты сказал, что таблетки счастья не работают и твой психиатр не настроен обсуждать альтернативы. Я рассказывала тебе о времени после Оливии, о клинике доктора Анне и о «Сомадриле».
– Да. – Я отпускаю этикету и ставлю бутылку на стол. – Ты сказала, что его сняли с продажи в 2008-м.
– Есть группа поддержки. Для старых пациентов и медицинского персонала. Ей заведует доктор Анне. – Милла откладывает вилку и протягивает руку. – Ты такой добрый. И я хочу помочь тебе, как ты помогаешь мне.
– О чем это ты?
– Пойдем со мной домой, – говорит она и сильнее сжимает мою руку. – Хочешь?
Я снова выглядываю в окно. Может, ее все-таки не было. Может, это просто травма головы решила снова сыграть с Аске злую шутку. Или же это было предупреждение – скоро нечто положит конец безвременью и выведет меня из вакуума раз и навсегда.
– Да, Милла, – отвечаю я и снова беру пиво. – Я хочу.
Глава 38
В девять часов мы возвращаемся домой к Милле. Она идет на кухню и приносит бутылку вина и два бокала. Покачиваясь, ставит бокалы на стол и опускается в кресло рядом со мной, с бутылкой на коленях.
– Фух, бр-р, – выдыхает она и машет рукой перед лицом. – Я уже плохо переношу алкоголь. Пара бутылок пива, и все, полный хаос. – Она закрывает лицо рукой и рассматривает меня сквозь пальцы. – У меня есть еще кое-что для тебя.
– Что?
– Мистер Синий, – она раскрывает ладонь и протягивает ее мне.
– Что это такое? – спрашиваю я, беря синюю ромбовидную таблетку.
Милла закрывает глаза и отворачивается в сторону, склоняя голову к плечу.
Я же только что сказала. – Она хлопает глазами, словно вот-вот уснет. – Это мистер Синий.
– «Виагра»?
Она тяжело кивает.
– Что? – Я смотрю то на синюю таблетку, то на Миллу, которая почти лежит в кресле рядом с закрытыми глазами и сложенным, на животе руками.
– Сначала ее, а потом получишь другие.
– Другие? У тебя есть еще что-то, кроме «Сомадрила»?
– «Сомадрил» и «Оксиконтин». По отдельности они не работают. – Милла хлопает себя по груди и интенсивно моргает. – Ну что, выпил?
Я набираю полный рот слюны и глотаю таблетку.
– Да.
– Хорошо, – отзывается Милла. – Остается только ждать.
– Как долго?
– Минут двадцать-тридцать, примерно.
– Это таблетки Йоакима? – спрашиваю я, глубже опускаясь в кресло.
– Нет, – хихикает Милла, качая головой. – У Йоакима и так стоит колом. – Она протягивает руку, берет мою и прикладывает к своей груди. – Пойдем, – говорит она, притягивая меня к себе. – Обыщи меня, друг мой. Полный обыск. Или как там это называется.
– Пока ничего не чувствую, не думаю…
– Давай, Торкильд. Я хочу, чтобы ты меня трогал. Не отступай. Если тебе нужно разорвать одежду, то сделай это. Будь мужчиной.
Я осторожно встаю с кресла, делаю шаг вперед и прижимаюсь к ней. Движения кажутся механическими, словно у робота в момент осознания себя. Волнение в паху говорит о том, что там все же есть признаки жизни, а слюнная секреция во рту напоминает мне, что я не был так близок к «Оксикодону» вот уже полгода. Не знаю, эффект ли от «Виагры» или жажда болеутоляющего движет мной. Наверное, сочетание того и другого заставляет меня протянуть руки и сжать ее тело, неловко и осторожно, через карманы кардигана. Милла открывает глаза.
– Нет, – говорит она. – У нее влажное дыхание, пахнущее алкоголем. – Не там. – Она поднимает руки вверх и выпячивает грудь.
Я провожу пальцами по ее руке, слегка сжимая мягкую ткань кардигана от запястья до подмышечной впадины.
– Теплее, – бормочет Милла, снова закрывая глаза.
Я повторяю процедуру на другой руке и сажусь на корточки перед ней, осторожно поглаживая бока, от подмышек к талии и ниже к бедрам. Теперь уже нет сомнений, что мистер Синий что-то сделал внизу. Вдруг у меня кружится голова, словно вся кровь в теле перенаправилась в одно место.
– Не останавливайся, – шепчет она, когда я на мгновение замираю в страхе, стоит ли продолжать или в противном случае я рискую потерять то, что мне необходимо.
Я снова сажусь на корточки и прижимаюсь к ней. Милла опускает руки, и я осторожно развожу полы кардигана в стороны, так что показывается платье. Ее грудь вздымается, когда я расстегиваю верхнюю пуговицу.
