– Звучит все это, – говорит доктор Оленборг, – невероятно.
– Вы нам поможете?
– Of course
[18]. Но мне нужны документы по делам, протоколы допросов свидетелей, фотографии мест преступлений, полный набор. Напиши все, что знаешь, или выясни сам. Карты мест происшествий, нет, забудь, лучше координаты, я сам посмотрю. И будь добр, переведи все.
– Само собой. – Вдруг я замечаю, что все мое тело дрожит и по нему струйками бежит холодный пот. – Но это займет некоторое время, у нас даже нет списка всех…
– Перешли мне бумаги, Аске. Как можно скорее.
– Есть еще кое-что, – говорю я, когда он собирается положить трубку.
– Что?
Я рассказываю о том, как меня переехала машина.
– После этого я получил СМС с номера одной из пропавших девочек. Отправитель написал, что это сделал он, а также указал, что ответственен за убийство моего предшественника.
– Ну, – говорит Оленборг. – Ты же знаешь, как говорят. Убийцы не звонят, а те, кто звонят, не убивают.
– Я знаю. Но шлют ли они СМС?
– Ладно. Перешли мне и сообщения тоже, я посмотрю и дам тебе описание отправителя, если смогу. И напиши о твоем участии в этом деле, с первого дня. И о твоем предшественнике, мистере Риверхольте.
Я кладу трубку и падаю на постель, сворачиваюсь в клубок, закрываю глаза в попытке захлопнуть дверь в воспоминания, снова начавшие всплывать в голове. Воспоминания обо мне прошлом, не выдерживающем жизни в этой коже, с этими суставами и этим лицом. Время с доктором Оленборгом разрушило меня, и я забрал это разрушение с собой в Норвегию и заразил им тех, кто был вокруг. Я не могу позволить этому случиться снова.
Глава 49
На следующий день наш самолет в половине четвертого приземляется в аэропорту Талаги в одиннадцати километрах от Архангельска. На улице дождь. Мы с Миллой садимся в поезд, который доставляет нас на безжизненную маленькую станцию, где мы показываем специальный пропуск, который раздобыл для нас Ивер. Этот пропуск позволяет нам находиться вблизи российской базы атомных подводных лодок.
Охранник, одетый в арктическую камуфляжную форму и меховую шапку, помогает Милле выйти из поезда. Здесь еще лежит снег, отчего ветви елей гнутся к земле. Охранник проводит нас к чему-то среднему между такси и мини-автобусом и говорит, что машина доставит нас в колонию.
ИК-28 федерального казенного учреждения расположена в Коношском районе северной части Архангельской области. Эта колония находится в одном из бывших лагерей ГУЛАГа, созданных в 1930-х годах. Она стоит на плоскогорье, обнесенная тройным забором из бревен и колючей проволоки. Внутри мы видим бараки, отгороженные от административных бревенчатых зданий несколькими заборами из колючей проволоки.
Охранник перед будкой у ворот проверяет наше специальное разрешение, затем заходит в арку, звонит по телефону и снова выходит.
– Идем, – говорит он, когда другой охранник изнутри открывает ворота.
Зона кажется пустой. Людей не видно, кроме чьего-то любопытного лица в окне самого большого центрального здания.
– Где заключенные? – спрашиваю я, пока охранник отряхивает снег с ботинок и стучит в дверь еще одной будки охраны, которая, судя по всему, пристроена к главному корпусу.
– Лесная бригада, – отвечает он.
– Что?
– Работают. В лесу. С бревнами. Сейчас внутри только больные и те, кто работает на кухне.
Тучный мужчина за пятьдесят высовывает голову из будки и изучающе смотрит на нас с Миллой. На нем одна майка и на голове – меховая шапка.
– Ждите, – говорит он и закрывает дверь. Когда он наконец выходит, то уже одет в такую же арктическую форму, что и предыдущий охранник.
– Посещение? – спрашивает он, застегивая молнию на куртке.
– Свейн Борг, – отвечаю я. – Норвежец.
– А-а, – кивает комендант, протягивая сухощавую руку. – Специальное разрешение?
Мы показываем разрешение, он пристально изучает его, перебрасываясь односложными фразами на русском с первым охранником.
– Ладно, – говорит он. – Идем со мной.
Охранник, проводивший нас сюда, отдает честь коменданту и возвращается на пост. Мы следуем за комендантом к главному входу.
– Подождите в столовой, пока заключенные придут на обед. Есть хотите?
– Я нет, – отвечает Милла. Ее губы посерели, словно она вот-вот замерзнет насмерть, хотя на улице не холоднее, чем плюс два-три градуса.
– Кофе? – спрашиваю я, когда мы заходим в столовую – продолговатую комнату с холодного оттенка голубыми и белыми бетонными стенами, обставленную несколькими деревянными лавками и длинными коричневыми столами.
Комендант кивает и выкрикивает что-то по-русски. Вскоре из помещения, видимо, являющегося кухней, выходит молодой наголо постриженный мужчина с голым торсом, держа в руках две кружки. В комнату просачивается запах свежего хлеба.
Комендант подвигает мне одну из кружек, снимает шапку и кладет ее на стол рядом.
– Хорошая погода, – говорит он, кивая на крошечное грязное окошко.
– Точно, – отвечаю я и смотрю на Миллу, которая по-прежнему молчит. У нее отрешенный вид, она сама не своя. Думаю, ощущение, что все закончится не так, как она себе представляла, начало сильнее укрепляться в ней.
– Не так часто к нам приезжают иностранцы навестить заключенных, – замечает комендант и дует на кофе.
– А иностранных заключенных много? – спрашиваю я, чтобы поддержать разговор.
– Четыре скандинава, но норвежец всего один. Хорошо работают, с ними проблем нет. Отлично переносят холод.
– Сколько Борг уже сидит здесь?
Комендант пожимает плечами.
– Месяца три-четыре. Его этапировали сюда в прошлом году перед Новым годом.
– За что он сидит?
– Семь лет исправительно-трудовых работ за нападение на полицейского в Санкт-Петербурге. Перебрал с выпивкой и решил пошалить. – Он смеется и отпивает кофе. – Русская водка, понимаете. Не все после нее могут держать себя в руках.
– Его кто-нибудь навещал за это время?
Комендант качает головой.
– Норвежец держится сам по себе. Прекрасно работает. В камере чисто. Хорошая личная гигиена. Мы перевели его в лесозаготавливающую бригаду в январе. Большинство хнычет и ноет чуть только замерзнут, но он не такой. Говорит, это напоминает ему о доме. – Комендант качает головой. – Норвежцы чокнутые. Им лучше всего на природе.
Он отпивает еще кофе. Между делом посылает короткие любопытные взгляды Милле.
– А что вы вообще от него хотите?
