– Это Борг? – спрашиваю я, глянув на Миллу, которая все еще спит.
– Нет. Русский. Михаил Ников.
– Где он?
Ивер рассказывает детали дела и куда нам нужно ехать. Я слышу, как за спиной, зевая, потягивается Милла.
– До скорого, Ивер, – прощаюсь я. – Позвоню, когда будем на месте.
Я кладу мобильный и оборачиваюсь к Милле, она моргает и протягивает мне руку. – Торкильд, – шепчет она. – Иди сюда.
Я кладу мобильный на ночной столик у постели и поднимаюсь. Поезд начал сбавлять скорость, впереди я различаю контуры большого города под серым куполом выхлопных газов и дождевых облаков.
– Мы скоро приедем?
– Скоро, – отвечаю я и начинаю одеваться. – Ивер звонил. Он кое-что нашел.
– Что?
– Один из номеров с мобильного Эклунда связан с еще одним убийством, и преступник арестован. Ивер перешлет бумаги по мейлу. Я замираю. Глаза уже начали заполняться той тьмой, тяжелыми тучами распространяющейся по радужной оболочке и душащей игру красок внутри.
– Милла, я думаю, мы нашли его.
– Где он? – ее пальцы бегают по щеке и ушам в поисках локона, за который можно схватиться.
Я сажусь на край постели.
– Ты когда-нибудь слышала о «Черном дельфине»?
Глава 53
Самолет приземляется в Международном аэропорту Шереметьево в половине восьмого вечера. Аэропорт – современной постройки конструкция из стекла и бетона, напоминающая бесцветные квадратные здания коммунистических времен. Мы какое-то время пробудем в Москве, пока Ивер не получит для нас разрешение, и сразу после этого отправимся в долгий путь в Оренбургскую область, в колонию «Черный дельфин».
На улице идет дождь. Мы берем такси до отеля в центре. Серая пелена дождя и тумана накрывает город, повиснув между крышами высоток.
– Что касается завтрашнего дня, – начинаю я, подходя к окну и раздвигая шторы. Милла лежит на кровати и смотрит на меня. Наш номер будто парит высоко над центром Москвы, далеко внизу я вижу фонари и неоновые вывески, отражающиеся в реке. – Я думаю поделить разговор с Михаилом Никовым на две части. Сначала попытаюсь выяснить, был ли он вообще в Норвегии и имеет ли какое-либо отношение к исчезновению Сив с Оливией. Если окажется, что это так, я продолжу беседу один. Ладно?
– Иди сюда, – шепчет Милла, проводя рукой по пушистому покрывалу. Рядом с ней лежат два блистера «Оксиконтина» и «Сомадрила». Я наконец уяснил причину, почему больше не наблюдаю ее уныние так же явно. Не потому, что она смирилась с тем, что наиболее вероятно ожидает нас в конце выбранного нами пути, а потому, что увеличила дозу таблеток с тех пор, как мы покинули Молде. Я вижу это по ее глазам, когда подхожу достаточно близко, замечаю это, когда она сидит на мне верхом, поглаживает мое лицо и двигает бедрами. Она начала расплачиваться за то, что находится со мной достаточно долго.
Я отпускаю штору, подхожу к ней и сажусь на край кровати.
– Это мне?
Милла кивает.
– Спасибо, – говорю я, кладу руку на таблетки и слегка сжимаю их.
– Мугабе встретил женщину. – Милла берет меня за руку и придвигается ближе. – Я хочу дать Августу надежду. Пока он ищет дочь, а Йертруд на кухне готовит свой последний коварный план, я хочу, чтобы он увидел выход. Счастливый конец. – Она сильнее сжимает мне руку. – Ты веришь в счастливый конец?
– Милла. – Я хочу встать, но она крепче сжимает мою руку и притягивает меня к себе. Я не в силах сказать ей, что вся надежда на счастливый конец исчезла в ту самую секунду, когда я получил СМС с номера Оливии.
– Веришь? – Она наконец выпускает мою руку и начинает гладить меня по волосам.
– Что ты подразумеваешь под счастливым? – отвечаю я вопросом на вопрос, мысленно предпочитая сейчас вернуться в петлю веревки в тюремном душе, чем рассказать Милле, что я действительно обо всем этом думаю. Я уже чувствую капли воды на коже, ощущаю, как сжимается горло, сдавливаемое веревкой. Но только все крепче сжимаю таблетки в руке. – Для разных людей это обозначает разные вещи.
– Пожалуйста, – настаивает Милла, гладя мои волосы и лицо. – Ты можешь просто сказать, что думаешь?
– Вообще говоря, Ульф считает, что я не хочу умереть, это только фантазия. Я, вроде как, настолько сильно сузил границы собственного существования, что не вижу другого выхода. Фантазия заставляет меня запереться в таком месте, где существует одна-единственная точка опоры – искупление своей вины перед мертвым человеком.
Милла отпускает мои волосы и ложится на спину.
– Хочешь сказать, я как ты? Мы вдвоем, мы и Оливия, всего лишь иллюзия?
– Мы вдвоем? – удивленно спрашиваю я.
– Да.
– А Йоаким?
Милла качает головой. Она принимает сидячее положение, вылезает из кровати и подходит к окну.
– Посмотри на эти огни, – шепчет она, рассматривая город внизу. – Как красиво. – Она улыбается. – Тебе не кажется?
Я встаю и иду к ней.
– Милла. – Я аккуратно кладу руки ей на плечи. – Мы вдвоем, я не думаю, что…
– И вообще, ты ошибаешься. Я не такая, как ты, я себя не обманываю так, как ты. – Наконец она оборачивается. – Я даже рада.
– Рада?
– Возможно завтра мы увидим того, кто забрал Оливию. – Она слегка склоняется ко мне, но наши тела не касаются друг друга. – Что бы там ни случилось в этой тюрьме, я заберу Оливию с собой, когда мы уедем оттуда. Она больше не будет принадлежать ему, потому что я намереваюсь увезти ее домой. Я живу с этой мыслью с тех пор, как уехал Роберт. Я должна вернуть свое.
– Роберт не уехал, – шепчу я. – Его убили.
Милла отворачивается. Она прислоняется спиной ко мне, а ее взгляд блуждает по реке и большим снежинкам, принимающим цвет выхлопных газов, сталкиваясь друг с другом и падая вниз талой водой. Серость, желтые и пурпурные огни из окон, уличные фонари и неоновые вывески наводят меня на мысль о научно-популярных фильмах с бездушными гуманоидами, живущими в искусственном мире, который больше не вызывает никаких эмоций. И мы станем такими же, если я позволю себе продолжить. Милле нужно кого-то полюбить, пока и для нее не станет слишком поздно.
Глава 54
Земля давит на нас со всех сторон. Меня сильно прижимает к Сив, но лицо погружено в ее куртку, что позволяет мне дышать. Тело Сив такое же холодное, как и земля вокруг нас.
Я держу рот закрытым и дышу носом. Я знаю, что осталось недолго и воздух вот-вот закончится. И все-таки не сдаюсь. Что-то внутри меня кричит, будто эта тьма – ничто по сравнению с той, что я увидела в твоих глазах в тот день, когда они забрали меня от тебя. Что-то во мне настаивает, что холод, пронизывающий лицо, шею и руки, не сравнится с тем, который я почувствовала, когда они вывели меня из нашего дома. Что-то утверждает – боль и горечь, стучащие у меня в груди сейчас, – всего лишь бледные копии той боли, что уничтожила все внутри меня, когда я села на заднее сиденье машины и уехала от тебя.
