– У меня все лицо болит, – говорю я.
– Вместе с выпиской вы получите рецепт на «Тиленол», – продолжает врач, отложив зеркало и вернувшись за стол. – Затем я сразу же наложу шину. Операцию вы сможете сделать в Трумсё, если живете в этом регионе, вас вызовут в тече…
– Не в Трумсё. В Ставангере. Я уеду отсюда, как только к этому будет готов мой товарищ.
Врач кивает, печатая на компьютере.
– Отлично. Как только я наложу шину, вы можете ехать. Тем не менее, я хочу обратить ваше внимание на полеты в ближайшие дни. В полете у вас могут усилиться боли, возможны кровотечения в какие-то фазы, возможно…
– Ничего страшного, я не останусь здесь дольше, чем нужно.
– Все в порядке, – она быстро выписывает рецепт. – Пойду найду шину и чем перевязать. Если вы немного подождете… – она встает и выходит. Пока ее нет, я хватаю зеркало и еще раз смотрюсь в него.
– Черт возьми, – стону я в ужасе от увиденного. Спешу положить зеркало обратно на стол. – Гуннар прав, выгляжу я неважно.
– Ха-ха-ха! – Гуннар смеется и кашляет попеременно, когда я поднимаюсь в его палату в больнице Свольвера, где он находится под наблюдением врачей в связи с сотрясением мозга. – Это что у тебя такое? – всхлипывает он, приподнимаясь на койке.
– Шина, – кисло отвечаю я и сажусь в кресло рядом с его кроватью. – Когда тебя выпустят?
– Сегодня, если не найдут еще чего-нибудь, кроме сотрясения в башке, – отвечает Гуннар. Он достает руки из-под одеяла и подносит к глазам, сжимает и разжимает кулаки, тщательно рассматривая каждую костяшку пальцев. – Пока тебе на морду накладывали гипс, заходила Юханне.
– Что сказала?
– Сегодня Борга отправят на вертолете в Трумсё. Судя по всему, у него сломана спина и раздроблено колено.
– И?
– Она сказала, все в порядке. Мы сможем сперва поговорить с ним.
– Когда?
– Она придет за нами.
– Значит, мы остаемся сидеть тут и ждем?
– Именно. – Гуннар снова смотрит на меня и смеется. – Ты себя в зеркало видел?
– Да.
– И?
Я откидываюсь на спинку кресла и закрываю глаза. В следующую секунду в дверях появляется Юханне вместе с коллегой в полной полицейской амуниции, с топорщащимся на бедре служебным пистолем.
– Он готов, – говорит Юханне. – А вы?
Я открываю глаза и встаю с кресла.
– Да, – киваю я. – Давайте покончим с этим.
Гуннар собирается стащить с себя одеяло, но Юханне делает жест, дающий понять, что это не обязательно.
– Извините, коллега, – говорит она. – Врач не допустил вас.
– Какого х… – начинает Гуннар и собирается встать. Почти поднявшись, он сразу же шатается. Падает набок обратно на кровать. – Сука! – шипит он, уткнувшись лицом в одеяло. – Сука, сука, с…
– Я разберусь, – говорю я и подхожу, чтобы помочь ему подняться. – Расслабься, я сразу же вернусь.
Гуннар откидывает мою руку и сам приподнимается в кровати, не глядя на меня. Натягивает одеяло до подбородка и закрывает глаза. Я оборачиваюсь к Юханне и второму полицейскому, киваю Гуннару и иду за ними по коридору к лифту, который доставит нас в отделение, где находится Свейн Борг.
Глава 112
Свейн Борг лежит в кровати посреди палаты, окруженный пищащими аппаратами и проводками. Все его тело в гипсе, застывшее лицо обращено вверх к световым трубкам на потолке. У двери сидит полицейский в полной форме с выпирающим оружием. Он кивает Юханне и впускает нас.
– Где мама? – спрашивает Борг, когда я подхожу к кровати.
– В морге, в подвале, – отвечаю я и ставлю стул у его кровати, а Юханне с полицейскими остаются в дверях наблюдать за нами. – Думаю, ее отправят обратно на то кладбище, откуда ты ее выкопал.
– Она ненавидела это место. А перед смертью она боялась того, что случится.
– Что ты вообще планировал делать с ней там, в хижине? Сжечь тело и развеять пепел?
– В конечном итоге, да, – отвечает Борг, когда мы наконец встречаемся взглядами. – А тот, второй, выжил? Твой друг?
– Да.
Свейн Борг облизывает губы, переводя взгляд на световые трубки.
– Мне надо было убить вас в хижине, – говорит он.
– Да.
– Нечего было вам там делать. Это место было только наше.
– Твое, матери и отца?
– А он правда был моим отцом?
Я пожимаю плечами.
– А ты как думаешь?
– Я пробил ему череп обратной стороной топора.
– Отцы и сыновья, – говорю я.
– Она не должна была врать, она должна была мне все рассказать.
– Матери и сыновья, – говорю я.
Свейн Борг молчит. Его взгляд пляшет на световых трубках на потолке, кончик языка торчит изо рта. Борг по-прежнему выглядит гигантом, даже в таком жалком состоянии.
– Они говорят, меня парализовало с середины спины и ниже, – начинает он. – Но, по-моему, они лгут. Я ничего не чувствую ниже горла.
Он быстро моргает, когда я встаю со стула. Я наклоняюсь над ним, чтобы поймать его взгляд.
– Роберт Риверхольт, – говорю я. – Его бывшая жена, дочь Миллы Оливия, ее подруга Сив, моя бывшая жена Анн Мари, Кеннет Абрахамсен. Тебе ведь неизвестны эти имена?
Он долго смотрит на меня, не изучающе, как тогда, когда мы встретились на зоне под Архангельском, и не мрачно и решительно, как в хижине и затем в тумане на каменной осыпи. Скорее, его глаза были как стеклянные сферы, на которых рисуют радужку и зрачки и вставляют в лицо куклы.
– Нет, – наконец отвечает Борг.
– Ты не знал, что Милла с Риверхольтом стали изучать старые дела об исчезновении, пока мы не приехали к тебе в Россию и не рассказали об этом?
– Нет.
– Ты даже не знаешь, кто моя бывшая жена или откуда у меня свежий красивый шрам на руке?
– Нет.
– Ты не планировал свои убийства, не выбирал жертвы заранее, не преследовал, не знакомился, перед тем как убить их, правда?
– Я могу рассказать тебе о них, если хочешь.
– В другой раз. – Я отстраняюсь от его лица и странного взгляда и сажусь обратно на стул. Осторожно поглаживаю рукой повязку, фиксирующую шину на носу. Я обдумываю разговор.
– Я умер, – начинает Борг, когда я делаю знак, что собираюсь уходить. – Когда лежал на операционном столе, и мне удаляли опухоль в мозге. Я очнулся во время операции, у меня было странное ощущение, будто плыву по течению. Я отчетливо все понимал. Что делают с моим телом, видел, как работают врачи. Никакого белого света, как рассказывала тетя, никаких умерших предков, стоящих в ожидании меня. Только красный огонь давил в окна операционной. Я помню, что закричал, разозлился, что никто не хочет ответить мне или помочь. – Он смотрит на меня. – Когда я очнулся от наркоза, рассказал об этом маме. Что я видел языки пламени. Она сказала, мне это просто приснилось, но я-то знал. А когда я почувствовал, что опухоль в мозге опять растет, понял, что мое время скоро придет.
