Вот почему эту главу вполне можно было назвать «Жить или не жить».
30 сентября немцы «раздули ветер» своего «Тайфуна». 2-я танковая группа группы армий «Юг» нанесла мощный удар по левому крылу Брянского фронта в районе Шостки. А 2 октября группа армий «Центр» обрушилась на Западный и Резервный фронты.
Немцы имели огромный перевес в живой силе и технике. 6 октября немцы подошли к Вязьме с севера. В это же время они прорвали оборону 43-й армии, взяли Спас-Деменск, Юхнов и охватили вяземскую группировку с юга.
Контрудар Западного фронта с целью не дать немцам окружить здесь советские войска успеха не имел из-за слишком малого количества резервов. Отвести войска на Ржевско-Вяземский оборонительный рубеж не удалось. Танковые дивизии противника соединились под окруженной Вязьмой. В кольце оказались две армии Западного, две армии Резервного фронтов и пять дивизий народного ополчения.
«Тайфун» усиливался с каждым днем. Гитлеровские генералы бросали в бой все новые и новые силы, не замечая, как нарастает с каждым их шагом к Москве сопротивление советских войск, как упорно сражаются окруженные под Вязьмой соединения.
Бои там были тяжелые. Но немецкие полководцы верили в то, что они «дожмут» врага, и вспоминали слова Гитлера, сказанные 2 октября: «Создана, наконец, предпосылка к последнему огромному удару, который еще до наступления зимы должен привести к уничтожению врага. Все приготовления, насколько это возможно для человеческих усилий, уже окончены. <…> Мы можем теперь нанести врагу смертельный удар».
Немцы действительно сделали все возможное и даже невозможное, чтобы взять советскую столицу, сокрушить великим ураганом СССР.
Баррикады на окраине Тулы
3 октября немцы вышли в тыл 13-й армии Брянского фронта и направились к Туле. Кузницу русского оружия, город Тулу, с ее военными заводами сдавать немцам было нельзя. Городской комитет обороны во главе с командующим 50-й армией генералом А. Н. Ермаковым организовал жителей на защиту Тулы. Были созданы 79 истребительных батальонов и Тульский рабочий полк. Вместе с бойцами Красной армии туляки выдержали осаду, помогли фронту.
5 октября ГКО (Государственный комитет обороны) принял специальное постановление о мерах по защите Москвы, сосредоточив главные усилия на Можайской линии обороны. Сюда в течение недели подошли 14 стрелковых дивизий, 16 танковых бригад, 40 с лишним артиллерийских полков.
10 октября Г. К. Жукова назначили командующим Западным фронтом.
14 октября фашисты взяли Калинин.
Бои развернулись на подступах к Москве. Немцы упорно, километр за километром, завоевывали себе в Подмосковье «жизненное пространство». Они безгранично верили фюреру. Они верили Гитлеру: возьмешь Москву и будешь жить счастливо, после войны ты получишь все, что захочешь.
Середина октября была самой трудной для москвичей. Они работали на войну, не жалея себя. В городе и области создавались формирования народного ополчения, на подступах к столице строились оборонительные сооружения, заводы перепрофилировались на выпуск военной продукции. Организованно шла эвакуация предприятий и государственных учреждений. Сбоев и паники не было.
И вдруг 16 октября произошел крупный сбой. На улицах города, ведущих к востоку, рано утром появилось много машин, телег и людей. Москвичи бежали из города. Кто-то пустил слух, будто Ставка решила сдать столицу, и нестойкие москвичи поверили! Они бежали из города, не понимая, что бежать некуда. Появилась немецкая авиация. Нацисты радовались, видя панику на окраинах. Как в подобных случаях нужно поступать руководителям? Все верно: нужно любыми средствами, даже суровыми, жесткими мерами пресечь панику, сбить с людских душ липкий страх, успокоить их и организовать. Милиция и воинские части справились с этой бедой в течение нескольких дней.
16 октября немецкие мотоциклисты прорвались к городу, один из них взлетел на мощном «Харлее» на Химкинский мост и, изрешеченный пулеметной очередью, завалился. Его соратники остановили мотоциклы, залегли или кинулись в воду канала Москва – Волга. Холоднаявода здесь в октябре! Многие немецкие мотоциклисты тут же захлебнулись, кого-то достали пули, лежащих на мосту тоже перестреляли, как куропаток. И стоило ли любителям быстрой мотоциклетной езды и осенних ныряний так много времени потратить на дорогу, чтобы здесь, на Химкинском мосту, получить пулю в лоб или захлебнуться в холодной воде канала Москва – Волга? В Москву им захотелось! Вот и получили они здесь вместо лихих удовольствий по девять граммов в грудь.
Через несколько дней москвичи увидели в кинохронике убитого немецкого мотоциклиста на Химкинском мосту и услышали твердый голос диктора: «Этот гитлеровец был ближе всех к Москве…» И москвичи поняли: других не будет.
Немцы еще давили. Сил у них пока еще хватало. И много гибло советских солдат! Они совершали запредельное для человека, запредельное. 4 октября в берлинском Дворце спорта на митинге Гитлер крикнул, артистично вскинув руку:
– Уже сорок восемь часов ведется на восточном фронте новая гигантская операция. Она приведет к окончательному уничтожению врага на Востоке… Этот противник разгромлен, и больше он никогда не поднимется.
Немцы ошалели от счастья. Газеты пестрели боевыми заголовками. Гитлер обещал японскому послу, что Москва падет 12 октября.
Не пала. Падали на родную землю советские солдаты, бросаясь, почти безоружные (было такое, было), на танки. Падали, срываясь с неба после таранов, летчики. Падали на русскую землю, в скопление вражеской техники, советские самолеты. Падали рядовые, офицеры, генералы. Но Москва не пала.
Немцы, однако, еще ни о чем не догадывались. Разве что честный генерал Гальдер отметил в дневнике: «Потери русских значительно меньше наших потерь». Он еще не хотел признаваться самому себе, что это плохой знак. 11 октября танки генерала Лелюшенко стремительной контратакой выбили противника из Мценска, восстановили линию фронта по реке Зуше. Могли бы немцы почувствовать неладное после того боя? Могли бы, но не почувствовали, хотя тот же Гальдер так вспоминал: «В бой было брошено большое количество русских танков „Т-34“, причинивших большие потери нашим танкам. Превосходство материальной части наших танковых сил, имевшее место до сих пор, было отныне потеряно и теперь перешло к противнику. Тем самым исчезли перспективы на быстрый и непрерывный успех».
Это тоже был знак: советский «Т-34»! И знаковым было «прозрение» Гальдера. И то, и другое, и, главное, нарастающее сопротивление советских войск немцы «не заметили». Бросая в котел сражения новые силы, не обращая внимания на потери, на утомление солдат и офицеров, они 18 октября взяли Можайск.
«Отсюда до Кремля 84 километра, – записал ведущий журнал боевых действий группы Гепнера. – Цель наступления так близка и в то же время недостижимо далека».
Все больше немецких офицеров предчувствовали беду, но сознаваться себе в этом они не хотели. А тем более – говорить об этом открыто.
