И все-таки в одном немцы были правы: «Дом Павлова» действительно являлся крепостью, герметически осажденной. Причем мини-крепостью, да еще с «мирным населением», среди которого было пять мальчишек-сорванцов, несколько стариков, остальные – женщины очень разного возраста. Выжили они и победили в той схватке, продолжавшейся несколько месяцев, благодаря и вере в победу, и воинской выучке, и самопожертвованию, и народной смекалке, проявляемой и в быту, и в бою.
Немцы бомбили дом из пушек и минометов, дом крошился, рушился, но «гарнизон крепости» не сдавался. Враг посылал на «Дом Павлова» самолеты по ночам, наводчики пускали над ним сигнальные ракеты. Защитники смастерили точно такие же ракеты и во время налетов запускали их в сторону зданий, занятых фашистами! Несколько раз немцы бомбили немцев и, наконец, отказались от этой затеи. Подобных эпизодов было много. О них можно прочесть в книге Л. И. Савельева (Соловейчика) «Дом Павлова».
Наконец-то дела защитников Сталинграда улучшились, и появилась возможность переправить «подвальных людей» за Волгу. Казалось бы, радоваться надо! Некоторые обитатели жили здесь два месяца, кто-то чуть меньше. Подземная жизнь всех утомила физически и морально. Хотелось неба, солнца, воздуха, хотелось человеческой жизни. Все в подвале понимали, что так лучше, так надо, так правильно, но как расставаться-то не хотелось! Как сжились, сроднились они! Люди прощались, одни оставались в «Доме Павлова», другие отправлялись за Волгу, в новую жизнь.
Последней покидала дом Зинаида Ивановна Макарова. Солдаты дали ей сапоги с убитого солдата, одежду ей, ее малым детям. Семья Зинаиды Ивановны была самой большой из «подвальных людей», и ее снабжали особенно. Бойцы собрали для нее 930 рублей. Яша принес 10 пачек чая и тоже деньги и сказал на прощание: «Помните о нас; может быть, еще увидимся».
26 октября 1942 года люди вышли из подвала «Дома Павлова». До конца войны – более двух с половиной лет.
ДВАДЦАТЬ ПЯТЬ РАН ИЛЬИ ВОРОНОВА
Ночью саперы убрали колючую проволоку, которая накануне сильно помешала наступающим. В «Доме Павлова» оставили группу хорошо вооруженных солдат, на всякий случай: вдруг атака сорвется и немцы в стремительной контратаке ворвутся в дом. Очень грамотное решение! В мировой истории осад разных крепостей было много подобных случаев. Осажденные обычно устраивали вылазки с различными целями. Бывало, что противник отбивал налеты, контратаковал неприятеля, вынуждал его бежать в крепость и прорывался к воротам.
Атака началась на рассвете. Пулеметчики преодолели несколько десятков метров, укрылись в руинах небольшого домика. Противник оказался начеку, обрушив на атакующих ураганной силы огонь. Особенно усердствовал немецкий пулемет где-то в «молочном доме».
Надпись на стене «Дома Павлова»
Воронов вместе с рядовым Мосияшвили выползли из укрытия, добрались до разбитой автомашины, спрятались за ней. Немецкий пулеметчик сеял пули широким веером откуда-то со второго этажа. Воронов осторожно высматривал пулеметное гнездо.
– Четвертое от нас? – определил Мосияшвили и уже уверенно добавил: – Точно. Там он.
Он сделал неловкое движение, забывшись, и тут же вскрикнул, схватился за плечо. Воронов приказал ему ползти назад. Мосияшвили прополз метра три и замер, получив еще три пули. Перевязав его, Воронов поднял бойцов в атаку, подбежал к дому. Немцы стали кидать на них сверху гранаты. Одна убила пулеметчика – другая пехотинца. Воронов смело бросился в «молочный дом». Немцы не удержались.
Командир полкапохвалил бойцов и сказал комбату: «Если удержишь дом, награжу по-царски». Награда, конечно, дело хорошее. Но можно ли удержать «молочный дом» такими силами и средствами – вот вопрос, который никогда не ставили перед командирами сталинградцы. Потому что они прекрасно знали ответ, и не верили ответу, и противились ему в любой точке битвы на Волге, и опровергали выверенные логикой военного дела ответы: «Нельзя!»
«Можно!» И не награды прельщали солдат, а желание поскорее покончить с захватчиками и заняться мирным трудом.
«Молочный дом» не имел подвала. Кирпичную, насквозь дырявую коробку заботливо «вычистили» от перегородок снаряды и мины, укрыться негде. Немцы соорудили за домом дзоты и окопы. Отсюда они спокойно расстреливали дом, здесь они готовили контратаку.
Командир третьей роты Наумов определил расположения пулеметных гнезд, расставил людей. Бронебойщики и автоматчики тоже «получили» свои места.
Немцы выбежали из окопов, но мощный дружный огонь из «молочного дома» вынудил их убраться восвояси, оставив много убитых. Подгоняемые офицерскими окриками «Шнель! Шнель!», фашисты вновь пошли на штурм. Они приблизились к коробке дома на расстояние броска гранаты, заработали немецкие минометчики – в «молочном доме» стало совсем худо.
Один смельчак поймал гранату на лету и вернул ее хозяину, немцу, – взрыв, стоны раненых. Другой советский солдат подхватил вражескую гранату с земли – в окно ее: взрыв, стоны раненых. И в этот раз немцы отступили.
Защитники «молочного дома» стали сооружать укрепление из битого кирпича, но заработали минометы врага – и пользы от наспех сработанного вала никакой. Осколки мины впились Воронову в ногу, руку и в живот. Он занялся перевязкой, но рядом рявкнула мина, и в раненую руку попал еще один осколок. Через несколько минут в нее же влетела разрывная пуля. Немцы бросились в очередную атаку. Воронов командовал пулеметным расчетом и бросал здоровой рукой гранаты в окопные проемы, вырывая кольца зубами.
И эту атаку отбили гвардейцы. Воронов отполз от пулеметного гнезда и вдруг получил сильный удар по каске: то кирпич слетел со стены. Вот не везет так не везет! Воронов, однако, плакать не стал. Сегодня не везет – завтра повезет, а перевязать раны нужно сейчас, и обязательно. Только он занялся делом, только-только к нему подошел солдат из его расчета, помочь хотел с перевязкой, другому-то перевязывать сподручнее, чем самому себя. Да и боль не так тяготит, когда рядом боевой товарищ, друг.
– Стой! – крикнул Воронов, неуклюже поднимаясь. – Немецкая пушка! Снимай пулемет!
Фашисты выкатили на прямую наводку пушку и, не успели русские выполнить приказ Воронова, раздался взрыв. Один боец расчета упал замертво, другого ранило. И град осколков впился в раненую ногу Воронова. Командир пулеметного расчета пополз, оставляя за собой кровавый след, к командиру роты. Не дополз: еще один снаряд взорвался в «молочном доме», и опять, уже в третий раз, осколки влетели в израненную ногу. И он потерял сознание.
Очнувшись, старший сержант Воронов ремнем потуже стянул бедро, дождался темноты и пополз по холодной земле к своим. Метров сто пятьдесят ему нужно было одолеть: живот ранен, рука – несколько раз, нога – еще больше. А ползти надо. Больше часа он добирался до подвала «Дома Павлова». Но дополз и замер у раскрытой двери. Тут-то его и подобрали, и той же ночью понесли старшего сержанта Воронова к медикам.
