Дед-то Семенов сторожем работал, по ночам амбары охранял. А после работы любил по лесам ходить. Лучше всех в округе знал родные леса. Без компасов ходил, по своим личным приметам. Земляки удивлялись: откуда ягоды, откуда грибы – год неурожайный?! А он им: «Лес – он как живой, доброго человека всегда и накормит, и укроет, и ягодкой угостит, и вылечит, и взбодрит. Так-то».
В 1941 году, еще с весны, со строчков и сморчков, зачастил дед Семенов в лес. Будто готовился к чему-то: все дары леса собирал, сушил, развешивал в сарае да на заднем дворе. А уж как война началась, земляки не то в шутку, не то всерьез поговаривали: ты, дед Семенов, будто знал, что фрицы нападут на нашу землю.
Немцы вошли в деревню Мухарево хозяевами. Все здесь наше, а вы, жители, наши батраки. В Ленинградской области, как и в других областях, партизанское движение развернулось быстро. Уже осенью 1941 года захватчики повели против народных мстителей широкомасштабную борьбу.
В декабре в Мухарево прибыл крупный карательный отряд немцев. Кто-то из местных сказал офицеру-эсэсовцу, что в деревне живет дед Семенов, который знает окрестные леса как свои пять пальцев. Командир карательного отряда вызвал его и строго приказал: «Ты поведешь нас в леса деревни Гнилицы. Там скрываются партизаны. Не поведешь – деревню спалим».
Дед Семенов долгую жизнь прожил. И воевал он, и терпел, и страдал – всякое повидал. Но таких людей-нелюдей он, бывалый человек, не встречал. Опытный, он понял, что эсэсовец натворит много бед в родном селе.
– Я поведу вас в Гнилицы, – тихо сказал он и гордо посмотрел в глаза хозяйки избы, своей ровеснице, которая недавно говорила ему хорошие слова на юбилее.
Хозяйка отвела взгляд. Но по тревожным морщинам на ее лице дед Семенов догадался, что волнуется она. Еще бы не волноваться! У нее двое сыновей да внуки в партизанском отряде. В каком, она точно не знала. Может быть, и в лесах деревни Гнилицы.
– Прощевай, старая! – буркнул дед Семенов, выходя из избы, но она, угрюмая, промолчала.
Он даже обиделся на нее, но, добрый человек, обиду быстро забыл.
Шел он по деревенской улице, спиной чувствовал взгляды земляков в узкие щелочки оконных занавесок и молчал. Рядом шел староста, дебелый парень, ни к какому делу не годный, в тюрьме за воровство отсидевший, а теперь – полицай. «Дубина ты стоеросовая!» – подумал дед, сел рядом с ним в сани, спина к спине.
Приехали они в Гнилицы. Офицер спросил через переводчика: «Успеем до вечера банду уничтожить или завтра отправимся в лес?»
– Можно и сегодня, можно и завтра. До поляны у Кривого оврага отсюда верст пять. Из них – три версты можно доехать, две – пешком. Всего час.
Эсэсовец выслушал переводчика, посмотрел на часы и приказал: «Веди нас в лес!» Проехали они три версты, оставили сани у дороги, пошли пешком за дедом Семеновым. Зимний полдень завис над деревьями.
О, этот русский лес! Ветвистые дорожки, ветвистые же тропки, как ветви, ветки, веточки большого дерева. Снег, уже придавленный близкой весной, то рыхлый, то твердый, то коркой недавней оттепели схваченный, и настороженно отражающий звуки скрип сапог, лязг военного металла, хрумканье снега. Русский лес! Дорожка все уже, уже. Тропки совсем в ниточки превратились. А над ниточками, да над головами немцев, а также предателя-полицая и деда Семенова глыбы снега на ветвях покоятся, быстро серея, темнея.
Совсем истончала тропка, оборвалась. Дед Семенов стал смело торить кривую тропку, а за ним, змеей извиваясь, плелись каратели. Они еще не чувствовали беды. Да и дед им попался хороший: плутал-плутал по лесному бестропью и вдруг вывел их на широкую просеку. Они шли по ней в колонну по два, радовались, думали, что вот-вот нападут на партизан, уничтожат их, несколько человек в плен возьмут да в Гнилицы вернутся, шнапсу напьются, уснут, а назавтра ограбят деревню и поедут на санях дальше карать да грабить.
Никто из них не заметил, что за просекой лес изменился, обмельчал, почва стала мягче. Дед знает, куда идет, куда ведет. Всего-то и шли они часа полтора-два, но в такие дебри забрели, что офицер заподозрил неладное. Он ткнул пистолетом в спину деда, хотел что-то спросить, но дед опередил его:
– Вот оно, болото, за Кривым оврагом, – сказал он и добавил: – Здесь вы, вороги окаянные, погибель найдете.
Немцы поняли смысл сказанного без переводчика и остервенели. Они били деда Семенова руками, ногами, палками, они вырывали клочьями его седую бороду, они раздели его донага, таскали по мягкой земле. Он молчал, очень добрый человек.
Первым одумался предатель. Он выстрелил из ружья, надеясь, что оставшиеся при санях у дороги немцы подадут им сигнал. Эсэсовский офицер тоже «прозрел»: надо выбираться из леса! Он послал в небо ракету, приказал всем замолчать. Немцы уставились в чистый купол неба. Туда же смотрел умирающий дед Семенов.
Он знал, что партизаны уже захватили «обозников», он смотрел на небо и радовался: чистая и страшная для захватчиков синь уже появилась на нем.
«Пусть бьют, – думал старый человек. – Лес не выпустит их».
Полицай подошел к нему, сказал злобно:
– Выведешь, старая гнида, озолочу!
– Сдохнешь ты здесь, – ответил дед Семенов.
И полицай не выдержал такого приговора, выстрелил в старика.
Командир партизанского отряда видел сигнальную ракету. Он тоже хорошознал местные леса. Но он знал и другое: лес – живой организм, он постоянно меняется, он может запутать даже местного жителя, и такие случаи бывали. Только самые преданные лесу люди не просто знали, но чувствовали лес, любили его. Дед Семенов был из таких. Он завел врага в самое клюквенное место, самое опасное место. Вывести их оттуда мог только он.
– Не выведет, – сказал он комиссару отряда. – Хороший он был человек, дед Семенов. Помню, еще до революции он мне свистульку сделал. Жаль его.
Утром партизаны добрались до болота у Кривого оврага. Страшную картину увидели они. Все немцы погибли, замерзли. Предатель-полицай чудом остался жив, но сошел с ума. Его, сумасшедшего, здесь же и расстреляли.
А тело деда Семенова похоронили на деревенском кладбище.
За клюквой в это страшное место до сих пор никто не ходит.
НАРОД И ПАРТИЗАНЫ
Зимой 1942 года, возвращаясь в отряд после ответственного задания, три разведчика-партизана остановились в селе Крюково Издешского района Смоленской области. Голодные, уставшие, они не могли идти дальше. Кроме того, одного разведчика ранило в руку, ему нужно было хоть день-другой передохнуть. Сведения они раздобыли важные не только для командира отряда, но и для высшего военного руководства.
Хозяйка дома, знавшая толк в лекарственных травах, занялась рукой раненого, но вдруг скрипнула калитка, гости скрылись в другой комнате, в избу вошел полицай.
– Приказано всем явиться на центральную площадь! – сказал он и вышел.
Хозяйка спрятала партизан в подполе, пошла на площадь. Там уже стояли смиренно ее земляки. Гитлеровский офицер сказал:
